первая часть
— Вот, значит, как, — сказала она, и голос её звучал чужим, ледяным. — Вот почему ты был таким холодным. Вот почему всю ночь работал.
Игорь отпрыгнул от женщины, как ошпаренный, и лицо его побелело. Женщина обернулась, и Ксения увидела заплаканное, измученное лицо — тёмные круги под глазами, растерянность и страх во взгляде.
— Ксюша, это не то, о чём ты подумала, — начал Игорь, но Ксения подняла руку, останавливая его.
— Не то? — повторила она с горькой усмешкой. — Ты обнимаешь незнакомую женщину в нашей квартире, говоришь ей нежности, обсуждаешь какие-то деньги — и это не то, о чём я подумала? А о чём же я должна была подумать, Игорь?
Она смотрела на него, на человека, с которым прожила семь лет, и вдруг поняла, что не знает его совсем. Что все эти годы она жила с незнакомцем, умеющим прятать секреты, врать, скрывать целую жизнь, о которой она даже не подозревала.
— Кто она? — спросила Ксения, переводя взгляд на женщину. — Сколько времени это продолжается? И, главное, зачем ты тянул все эти годы, если хотел быть с ней?
Время замерло в этой комнате — в их квартире, где ещё несколько часов назад всё казалось таким знакомым и привычным, а теперь превратилось в декорации к чужой пьесе, где она не знала ни текста, ни своей роли, и где финал обещал быть катастрофическим.
Игорь дёрнулся так резко, словно его ударило током, и инстинктивно отступил на шаг от женщины, которая всё ещё стояла, прижимая руки к лицу, будто пытаясь спрятаться от реальности, врывающейся в комнату вместе с Ксениной яростью.
Женщина медленно обернулась, и Ксения снова увидела то же лицо — измученное и испуганное, с красными от слёз глазами и дрожащими губами.
— Ксюша, прошу тебя, выслушай, — начал Игорь. Голос его дрожал, и Ксения почувствовала странное торжество от его растерянности.
— Это не то, что ты думаешь. Совсем не то.
— А что же это? — Ксения скрестила руки на груди, чувствуя, как по телу разливается холод, от которого немеют кончики пальцев. — Просвети меня, Игорь. Объясни, что делает чужая женщина в объятиях моего мужа, пока я должна была ехать к матери.
Женщина шагнула вперёд, и Ксения заметила, как неуверенно она двигается — будто каждый шаг даётся ей с трудом.
— Простите, — сказала она тихо, и в её голосе звучала такая боль, что Ксения против воли ощутила укол жалости. — Я Марина. Мы с Игорем вместе учились. Я не хотела создавать проблем, правда, не хотела. Я уже ухожу.
Она наклонилась к столу и начала судорожно собирать бумаги. Руки её так дрожали, что листы рассыпались, падая на пол белым водопадом цифр и таблиц.
Игорь бросился помогать ей, и Ксения увидела, как их руки на мгновение соприкоснулись. Это прикосновение показалось ей таким интимным, таким знакомым, что внутри всё перевернулось.
— Постой, — сказала Ксения жёстко. — Никто никуда не уходит, пока я не получу ответов. Кто ты такая и что тебе нужно от моего мужа?
Марина выпрямилась, прижимая к груди смятые листы, и посмотрела на Ксению с такой мольбой в глазах, что та почувствовала, как ярость постепенно смешивается с растерянностью.
— Я действительно его одноклассница, — сказала Марина, глотая слёзы. — Мы не виделись лет пятнадцать, а потом случайно встретились. У меня беда, большая беда, и Игорь… он просто хороший человек, который не смог пройти мимо.
— Больше между нами ничего нет и никогда не было, клянусь вам.
— Марина, подожди, — Игорь положил руку ей на плечо, останавливая. — Не надо. Я сам всё объясню.
— Нет, — Марина покачала головой, и по её щекам снова покатились слёзы. — Я и так натворила достаточно. Простите меня обоих.
Она прошла мимо Ксении к двери, и та не стала останавливать её: в голове вихрем крутились мысли, слишком много вопросов требовали ответов.
Входная дверь тихо щёлкнула, и они остались вдвоём — в гостиной, которая вдруг показалась Ксении чужой. Будто она впервые оказалась в этой квартире, среди мебели, купленной вместе, среди фотографий на стенах, запечатлевших их счастливые моменты.
— Сколько времени это длится? — спросила Ксения. Голос её звучал на удивление ровно, хотя внутри бушевал ураган. — Сколько времени ты водишь меня за нос?
Игорь опустился на диван, и Ксения увидела, как он сник, будто все силы разом покинули его тело. Он провёл руками по лицу, и в этом жесте было столько усталости, что на секунду Ксения почувствовала укол сострадания — но тут же задавила его, не желая поддаваться чувствам.
— Полгода, — сказал он тихо. — Около полугода назад я встретил Марину возле детской больницы. Она выходила оттуда с ребёнком — таким худеньким мальчиком, и я сразу понял, что что-то не так.
Ксения застыла у окна, держась за подоконник, чувствуя, как под пальцами холодная краска, и этот холод медленно перетекал в её тело, заполняя пустоту, образовавшуюся от услышанного.
— Ребёнок, — повторила она механически. — У неё ребёнок?
— Тимофей, — Игорь поднял голову, и Ксения увидела в его глазах такую тоску, что сердце болезненно сжалось. — Ему пять лет, и он тяжело болен. Нужна дорогая операция, лечение за границей. А Марина одна: муж бросил её, когда узнал о диагнозе.
Слова эти зависли в воздухе, тяжёлые, как свинцовые гири. Ксения почувствовала, как реальность трещит по швам, как все её обвинения и ярость разбиваются о простую человеческую беду, которая оказалась больше, чем её личная обида.
— И ты решил помочь, — сказала она, и в голосе прозвучала горечь. — Благородный рыцарь, спасающий даму в беде. Только вот почему я узнаю об этом только сейчас? Почему ты не сказал мне полгода назад?
Игорь встал, шагнул к ней, но Ксения отступила — не желая, чтобы он прикасался к ней сейчас, когда между ними стояла стена недоверия и недосказанности.
— Потому что я знал, — сказал он, и в голосе появилась твёрдость, — что ты отреагируешь именно так. Что скажешь, будто это не наши проблемы, что у нас своих забот хватает, что нельзя тратить деньги на чужих людей.
Ксения вздрогнула, потому что он был прав. Она действительно именно так подумала бы в первый момент — и это осознание обожгло её стыдом, как соринка, попавшая в глаз.
— Ты не имел права, — сказала она, чувствуя, как к горлу подступает ком. — Не имел права решать за меня. Мы семья, Игорь. Или я ошибаюсь?
— Я боялся, — признался он просто. — Боялся, что ты не поймёшь. Помнишь, когда два года назад мой брат просил у нас денег на открытие своего дела? Ты тогда сказала, что каждый должен сам решать свои проблемы, что мы не банк и не благотворительный фонд.
Ксения помнила тот разговор. Помнила, как настаивала на своём, убеждала Игоря, что нельзя давать деньги даже родным, если не уверен, что их вернут. И брат Игоря тогда не получил помощи, а через год его бизнес всё равно не выгорел — и тогда она чувствовала себя оправданной. Но сейчас эти воспоминания жгли.
— Это было другое, — попыталась защититься она. — Твой брат хотел рискнуть деньгами ради своей идеи. А тут… ребёнок. Больной ребёнок.
— Именно, — Игорь подошёл к столу, взял блокнот и протянул ей. — Тут ребёнок, который может умереть, если не собрать нужную сумму. Марина работает на двух работах, берёт дополнительные смены, но денег всё равно не хватает. Эта операция стоит как трёхкомнатная квартира в центре.
Ксения взяла блокнот дрожащими руками и увидела цифры, аккуратно выписанные столбиком, с датами и комментариями: «20 тысяч — сентябрь, 30 — октябрь, 15 — ноябрь». Небольшие суммы, которые в сумме складывались в пугающе большую цифру.
— Сколько всего? — спросила она, и голос дрогнул.
— Около двухсот тысяч, — ответил Игорь тихо. — Те деньги, что мы копили на отпуск. Часть от ремонта. Мои премии за проекты.
Двести тысяч. Ксения почувствовала, как комната поплыла перед глазами. Двести тысяч, которые они собирали по крупицам, отказывая себе в мелких радостях, планируя будущее, откладывая на детей, которых у них всё ещё не было.
— Ты вынес из нашей семьи двести тысяч, — проговорила она медленно, взвешивая каждое слово, — и даже не посчитал нужным спросить моего мнения.
— Там ребёнок умирает! — вырвалось у Игоря.
И впервые за всё утро она услышала в его голосе настоящие эмоции, не спрятанные за стеной сдержанности. — Пятилетний мальчик, который ещё не успел толком пожить, который любит динозавров и мечтает стать космонавтом. И я не мог, слышишь? Физически не мог пройти мимо, зная, что могу помочь.
Ксения смотрела на него — на этого человека, который вдруг стал ей одновременно и ближе, и дальше. Внутри боролись два чувства, разрывая её на части. С одной стороны, она понимала его: этот порыв, это желание спасти, помочь, протянуть руку тонущему. С другой — боль от предательства, от того, что он не доверил ей эту тайну, жгла так сильно, что хотелось кричать.
— А у нас своих детей нет, — сказала она, и слова вылетели сами, острые, как осколки разбитого стекла. — Мы копим деньги уже семь лет, планируем, откладываем на будущее, на нашего ребёнка, которого всё никак не решаемся завести. И ты берёшь эти деньги и отдаёшь чужому ребёнку, даже не подумав, что я могу… что я, может быть, уже готова.
Игорь замер, и Ксения увидела, как по его лицу пробежала тень боли.
— Ты сама не хотела детей, — сказал он тихо. — Сама говорила, что мы не готовы, что нужно подождать, накопить больше, сделать карьеру. Я что, должен был читать твои мысли?
— Ты должен был просто спросить! — крикнула Ксения, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. — Просто спросить, что я чувствую, чего хочу, о чём думаю по ночам, когда лежу рядом с тобой и боюсь сказать вслух, что, может быть, я готова. Что я боялась раньше, но сейчас хочу ребёнка. Нашего ребёнка. Но ты был так занят своими секретами, что даже не заметил.
Она опустилась на диван, прижав руки к лицу, и дала волю слезам, которые копились все эти месяцы, все эти недели тишины и недопонимания.
Игорь сел рядом, но не прикоснулся к ней. Между ними простиралась пропасть, через которую не перекинуть мост одними словами.
— Я думал, что делаю правильно, — сказал он после долгой паузы. — Думал, что защищаю тебя от этого груза, от необходимости выбирать между своей жизнью и чужой бедой. Марина, моя старая подруга, когда-то защитила меня от хулиганов в школе — фактически спасла жизнь. И когда я увидел её с Тимофеем, я просто не смог отказать. Но теперь понимаю, что совершил ошибку, не доверив тебе эту тайну.
Ксения подняла заплаканное лицо и посмотрела на него.
— Знаешь, что больше всего ранит? — спросила она. — Не то, что ты помогал ей. Не то, что тратил наши деньги. А то, что ты не считал меня достаточно важной, чтобы поделиться этим. Что ты думал обо мне как о черствой, бездушной женщине, которая не способна понять чужую боль. И, может быть, ты был прав. Может, я и правда такая.
— Нет, — Игорь взял её за руку. Его ладонь была тёплой. — Ты не такая. Ты сильная. Ты выжила после того, как отец бросил вашу семью, пробилась сама, без чьей-то помощи. Ты научилась не ждать от жизни подачек и не просить помощи. Но это не значит, что ты черствая. Это значит, что ты боишься быть уязвимой.
Эти слова попали прямо в сердце. И Ксения почувствовала, как внутри что-то ломается.
Боится быть уязвимой… Да, это правда.
продолжение