Глава 13. Король Одессы
Густой, едкий, почти удушливый аромат медицинского спирта витал над станцией Вапнярка. Этот запах, словно призрак, смешивался с горькой пороховой гарью, с тяжёлым духом неубранных тел, что гнили в окопах, и с едва уловимым привкусом беды.
Казалось, сама земля пропиталась этой смесью, и каждый вдох напоминал о том, что здесь была не просто битва, а нечто большее — крах.
Мишка Япончик, стоя на платформе, смотрел на остатки своего «полка». Победа? Да, бой он выиграл. Но войну… войну он проиграл, и это жгло его изнутри, как тот самый спирт, что жёг горло его людей.
Солнце, лениво поднявшееся над полем, осветило картину, от которой кровь стыла в жилах. Его «армия» — сборище головорезов и бродяг с Молдаванки — праздновала.
Бочки со спиртом, выкаченные из захваченного вагона, мешки с сахаром, груды трофеев… А где-то посреди этого хаоса, как насмешка над всем святым, хрипел патефон. Разухабистая одесская мелодия, весёлая и бесстыжая, звучала поверх стонов раненых и тишины мёртвых.
Бойцы ли они? — думал Япончик, сжимая кулаки. Нет. Они снова стали тем, кем были всегда. Бандитами. Никто не думал о том, чтобы убрать тела павших. Никто не спешил помочь тем, кто ещё дышал. Все их мысли были заняты добычей.
Они тащили всё, что могли унести: сапоги, шинели, портсигары, часы, снятые с ледяных рук убитых. Они упивались спиртом, упивались лёгкой победой, упивались своей безнаказанностью. Работа сделана. «Касса» взята. Теперь — гулять до упаду.
— Миша! Эй, командир! — К Япончику, шатаясь, брёл Рыжий. Лицо его было чёрным от сажи, перемазано кровью, но в глазах горел дикий, почти звериный восторг. В одной руке — маузер, в другой — мутная бутылка.
— Ты видал, как мы их?! Как щенков размазали! Мы — сила, Миша! Давай, выпей с нами!
Рыжий протянул бутылку, ухмыляясь. Япончик взглянул на него. Потом на мутное стекло. А затем — на разгул вокруг. Внутри у него всё кипело. И в один миг, с холодной, почти нечеловеческой яростью, он выбил бутылку из рук Рыжего.
ДЗЫНЬ!
Стекло разлетелось вдребезги, спирт плеснул на потёртые сапоги. Музыка смолкла. Смех утих. Семь сотен пар мутных, злых глаз впились в командира, словно в предателя.
— Ты… ты чего, Миша? — пробормотал Рыжий, ошарашенно глядя на свои пустые ладони.
— ОТСТАВИТЬ! — Голос Япончика хлестнул, как плеть, разрывая тишину.
— Всем строиться! Прямо сейчас!
Никто не шелохнулся. Толпа замерла, но не от страха, а от наглой, пьяной дерзости.
— Ты оглох, Рыжий? Я сказал, строиться! — Япончик шагнул вперёд, его взгляд мог бы прожечь сталь.
— Куда строиться-то, Миша? — Рыжий вдруг осклабился, почёсывая затылок.
— Мы навоевались. Мы победили, всё, баста!
— Это не победа! — взревел Япончик, срываясь на крик.
— Это один жалкий бой! Они вернутся! Окопы рыть, живо! Раненых собрать!
— Какие ещё окопы? — Из толпы выступил «Майорчик» Зайдер, адъютант Япончика, вытирая руки о грязную тряпицу. Его голос был насмешливым, почти издевательским.
— Миша, мы не солдаты. Мы — герои. Мы сделали то, что их хвалёная пехота не смогла за месяцы.
Толпа загудела, поддерживая. Кто-то выкрикнул: «Домой! В Одессу!» Другие подхватили: «С трофеями!»
Япончик понял, что стоит один против всех. Против своей же «армии». Его власть, его имя, его магия держались на тонкой ниточке успеха. Но успех для них — это не слава, не честь, а полные карманы и пьяный угар.
— Сенька! — Моисей Винницкий лихорадочно искал глазами единственного, кто мог бы его понять. Сенька Псаломщик сидел на ящике у края платформы, обхватив голову руками, словно пытался укрыться от этого кошмара.
— Миша… они… они почти весь вагон со спиртом выжрали… Они невменяемые…
И в этот миг на станцию, разбрызгивая грязь, ворвался всадник. Не из их шайки. Настоящий, форменный ординарец от Якира. Он резко осадил коня, его лицо исказилось от ужаса, когда взгляд упал на пьяный сброд.
— Командиру 54-го полка! — гаркнул он, протягивая свёрток.
Япончик выхватил пакет, сломал сургуч дрожащими пальцами. Внутри — приказ, короткий, как удар ножом: «Закрепиться на станции. Подготовить полк к наступлению на Бирзулу. Выдвижение в 14:00».
14:00. Три часа. Всего три часа, чтобы привести этот хаос в порядок.
— СЕНЬКА!
— Я тут, Миша!
— Поднимай всех! — Япончик потрясал бумагой, как знаменем.
— Рыжий! Майорчик! По вагонам! Новый приказ! Наступление!
Рыжий, услышав это, расхохотался. Громко, пьяно, с какой-то безумной радостью. Он обвёл рукой станцию, где его люди уже тащили трофеи к паровозу.
— Наступление? Миша, ты не понял? МЫ. ИДЁМ. ДОМОЙ. — В Одессу! — взревела толпа, подхватывая его слова, как боевой клич.
— Ты предаёшь нас, Рыжий?! — Япончик выхватил маузер, его рука дрожала от гнева.
— А ты кто, Миша? — Рыжий шагнул ближе, не боясь ни оружия, ни ярости в глазах командира.
— Ты привёл нас сюда подыхать за комиссаров! Мы им победу подарили! Хватит! Забираем трофеи, цепляем вагон со спиртом и едем к нашим бабам!
— Я… — Япончик вскинул маузер. Но палец замер на спусковом крючке. Он не мог. Не мог стрелять в тех, кого вчера вёл в бой, в тех, кто смотрел на него как на короля. И в этот миг он понял — всё кончено.
Рука опустилась. Толпа, видя это, взревела с новой силой. Они поняли: Король сломался. Кто-то уже пытался завести паровоз, чтобы отцепить трофейные вагоны и уйти прочь.
Ординарец от Якира, всё это время молча сидевший в седле, развернул коня и поскакал назад. Докладывать. Его спина, удаляющаяся в облаке пыли, была как приговор.
А затем началось то, чего Япончик боялся больше всего. То, что он предчувствовал каждой клеткой своего тела. Петлюровцы не были шайкой с Молдаванки. Они были армией. Настоящей, дисциплинированной, безжалостной.
Их разведка быстро донесла, что станцию занял не полк, а пьяный сброд, неспособный держать оружие. Они выждали, пока оргия 54-го полка достигнет своего пика. И в полдень ударили.
Не спереди. Артиллерия обрушилась с двух сторон. Первые снаряды попали в вагон со спиртом, и станция содрогнулась от взрыва.
ВЗРЫВ!
Огненный гриб взметнулся над Вапняркой, горящая жидкость хлынула на платформу, словно адское пламя. Пьяный гул сменился воплями ужаса. Люди, объятые огнём, катались по земле, их крики резали слух, как ножи.
А в следующую секунду с трёх сторон на станцию хлынула серая, неостановимая масса. Контратака. Петлюровцы шли в полный рост, их шаги были ровными, словно на параде, а винтовки методично добивали тех, кто ещё полчаса назад хвастался своей «победой».
54-й полк перестал существовать в одно мгновение. Это был не бой. Это была резня. Пьяные, обожжённые, обезумевшие от страха, «герои» Молдаванки не думали о сопротивлении. Они думали лишь о том, как спасти свою шкуру.
Они бросали винтовки, бросали трофеи, бросали раненых. Они бежали, сломя голову, в степь, в овраги, к реке — куда угодно, лишь бы подальше от смерти.
Рыжий, тот самый, что кричал «Мы навоевались!», пал одним из первых, скошенный пулемётной очередью. «Майорчик» Зайдер, отстреливаясь из двух маузеров, пытался собрать хоть кого-то, но его просто смяли бегущие в панике «товарищи».
Мишка Япончик и Сенька Псаломщик лежали в воронке от снаряда, в сотне метров от станции. Они не могли ничего сделать. Только смотреть. Смотреть, как их полк, их армия, их последняя надежда превращаются в кровавую кашу.
— Миша… Миша, надо уходить… — Сенька тряс командира за плечо, его голос дрожал от страха.
Япончик не шевелился. Его взгляд был прикован к горящему вагону со спиртом. К своей «победе». К своему приговору. Он чувствовал, как внутри всё рушится, как трон, на котором он сидел, обращается в прах.
— Куда уходить, Сенька? — прохрипел он, не отрывая глаз от огня.
— Куда-нибудь! Они же сейчас всех передавят! — Сенька почти плакал, оглядываясь по сторонам.
— Туда? — Мишка кивнул назад, в сторону позиций Якира. — Думаешь, нас там ждут с цветами?
Сенька замолчал. Он понял. Там, за полем, их ждал Якир. И его заградотряд с пулемётами, которые не промахнутся. Для Якира они теперь не просто разбитая часть. Они — беглецы, дезертиры, бросившие позиции.
— А туда? — Япончик кивнул на станцию, где уже хозяйничали петлюровцы, добивая последних.
— Боже мой… — выдохнул Сенька, его лицо побелело. — Миша… это…
— Это ловушка, — закончил за него Япончик. Спереди — враг, безжалостный и хладнокровный. Сзади — свои, что страшнее любого врага. Победа обернулась крахом. Армия мертва.
Но в этот миг, сквозь грохот боя и крики умирающих, до Япончика донёсся далёкий, почти нереальный звук. Гудок паровоза. Спасительный, как голос из другого мира.
Он прищурился, вглядываясь в дым и пыль. Там, в километре от станции, на запасных путях, стоял состав. Не военный. Не теплушки. Обычный пассажирский поезд, под парами, готовый к движению.
Моисей Винницкий повернулся к Сеньке. В его глазах, мёртвых ещё минуту назад, снова вспыхнул огонь. Не командирский. Тот, старый, воровской, который горел в нём на улицах Одессы, когда он был не королём, а просто Мишкой с Молдаванки.
— Ты видишь то же, что и я, Сенька? — тихо спросил он.
Псаломщик проследил за его взглядом.
— Поезд… — прошептал он, не веря своим глазам.
— Наш последний шанс, — Япончик сжал маузер, проверяя обойму.
— Но как, Миша?! Поле простреливается! — выдохнул Сенька, его голос дрожал.
— Мы не пойдём, — отрезал Япончик, его губы сложились в горькую усмешку. — Мы поползём.
Он лёг на мокрую, холодную землю, пропитанную кровью и гарью. Взгляд его скользнул к станции, где в дыму исчезали последние остатки его «полка». — Армии у нас больше нет, Сенька. Хватит играть в войну.
А затем, словно подводя черту под всем, он добавил, почти шёпотом:
— Пора домой. В Одессу. Но сначала… сначала нам нужно выжить.
Что ждёт их у этого поезда? Успеют ли они добраться до него, пока пули не настигнут их спины? И что будет, если они всё-таки вырвутся из этой мясорубки?
Ответы на эти вопросы — как тёмная вода за горизонтом. Они манят, но пугают своей неизвестностью.
🤓 Спасибо, что дочитали до конца! Впереди героев ждут новые испытания. Подпишитесь, чтобы узнать, что будет дальше. Ваша поддержка, лайки и комментарии — лучшее топливо для автора!