Идейный замполит и его план
В большом и сложном механизме под названием «Советский Союз» Валерий Саблин был не просто винтиком, а винтиком образцовым, идеологически выверенным. Капитан 3-го ранга, потомственный моряк — его прадед сгинул на «Палладе» в 1914-м, отец, Михаил Петрович, был большим штабным начальником на Северном флоте. Сам Валерий в 1959-м вступил в партию, в 1960-м окончил Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Но в сознании этого офицера зрело особое видение. Ему, в отличие от многих, было не всё равно. Он не просто листал Ленина по диагонали для докладов, он его читал. И, похоже, верил каждому слову. А когда ты всерьез веришь в «землю — крестьянам» и «власть — советам», глядя на брежневскую эпоху «застоя», у него неизбежно возникал внутренний конфликт. Этот конфликт у Саблина зрел давно. Еще в 1960-х он, будучи молодым лейтенантом, не побоялся написать самому Хрущеву письмо с предложениями, как обустроить партию, чтобы в ней не было карьеристов. Ему тогда вынесли порицание и придержали очередное звание, но выводов он не сделал. Наоборот, пошел по идеологической линии дальше и в 1973 году окончил Военно-политическую академию имени Ленина. С отличием. Его имя выбили золотом на мраморной доске в академии, которая готовила высших идеологических надзирателей для армии и флота. Система сама выковала себе идеального еретика.
Назначение замполитом на новейший БПК «Сторожевой» он, видимо, воспринял как свой шанс. Не уехать в Швецию за джинсами и жвачкой, как потом пытались представить дело, — это было бы слишком мелко для человека, который думал категориями мировой революции. План у него был в духе XIX века, в духе декабристов, которых он, очевидно, перечитал. Он вынашивал его с 1963 года. Идея была простой и абсолютно безумной: захватить корабль, привести его не куда-нибудь, а в Кронштадт (символизм был очевиден), объявить «Сторожевой» «независимой территорией» и оттуда, как с новой «Авроры», потребовать слова. Он хотел выступить по Центральному телевидению, в прайм-тайм, сразу после программы «Время», минут на 30. И рассказать 250-миллионной стране, что партия и правительство отошли от ленинских заветов, что кругом бюрократия, очковтирательство и кумовство, и что пора бы, товарищи, просыпаться. В письме, написанном родным прямо перед бунтом, он так и написал: «...сделать, что в моих силах, чтобы народ наш, хороший, могучий народ Родины нашей разбудить от политической спячки, ибо она сказывается губительно на всех сторонах жизни нашего общества». Он не был диссидентом-западником. Он был коммунистом-фундаменталистом. Он не хотел разрушить систему, он хотел «починить» её по оригинальным чертежам. И для этого ему нужен был инструмент — большой, быстрый и громкий.
Гордость флота в качестве трибуны
Корабль для плана Саблина подходил идеально. Большой противолодочный корабль (БПК) «Сторожевой» — это было не какое-то устаревшее судно, а гордость флота. Построенный в 1973 году, он относился к новейшему на тот момент проекту 1135 «Буревестник» (по натовской классификации — Krivak-I). Это был мускулистый, стремительный корабль, заточенный на охоту за американскими атомными подлодками. Характеристики впечатляли: почти 120000 лошадиных сил, которые выдавали газовые турбины, разгоняли этот 123-метровый корабль до 32 узлов (почти 60 км/ч). Экипаж — 190 человек. Автономность — 30 суток. Корабль считался одним из лучших на Балтике. Его экипаж только что вернулся из похода: боевая служба в Атлантике и Средиземном море, два месяца патрулирования у берегов Кубы. Моряки были «очень подготовленные», как вспоминал старпом Николай Новожилов. Корабль был заслуженный, обласканный вниманием. Командир Анатолий Потульный и сам Саблин по итогам похода получили по ордену «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени. В общем, образцово-показательная боевая единица.
И вот эту-то единицу 7 ноября 1975 года направили в Ригу. Официально — для участия в военно-морском параде в честь 58-й годовщины Октябрьской революции. Он стоял на рейде, сверкая свежей краской, — идеальная картинка советской мощи. Но в этой картинке была одна критически важная для Саблина деталь. После парада корабль должен был идти не на боевую службу, а на плановый ремонт в Лиепаю. В связи с этим, по уставу, весь основной боекомплект со «Сторожевого» сгрузили на береговые склады. Ракетный противолодочный комплекс «Метель», зенитно-ракетные комплексы «Оса», боезапас для артиллерийских установок, торпеды — всё это осталось на берегу. На борту имелось только личное стрелковое оружие офицеров и мичманов, да караульный запас патронов. «Сторожевой» был, по сути, безоружен. Он всё еще выглядел как хищник, но его боевая мощь была временно нейтрализована. Саблин, как замполит, не мог этого не знать. Ему и не нужен был бой. Ему нужна была трибуна. Огромный, быстрый, государственный корабль, который сам по себе был символом. Захватить его — это был не военный, а медийный ход. Он угонял не истребитель, он угонял телестудию.
Мятеж под прикрытием киносеанса
Вечером 8 ноября, когда праздничные мероприятия отгремели, Саблин начал действовать. План был прост, как всё гениальное, и дерзок, как всё безумное. Для начала он изолировал единственного человека, который мог ему помешать, — командира корабля. Капитан 2-го ранга Анатолий Потульный, по иронии судьбы, был едва ли не единственным, кто к Саблину хорошо относился. Но замполит понимал: командир, при всей симпатии, присягу не нарушит. Поэтому Саблин просто заманил его в каюту под каким-то предлогом и запер. Просто повернул ключ в замке. Охранять дверь он поставил своего главного сообщника — корабельного библиотекаря, матроса Александра Шеина. Видимо, тот разделял взгляды замполита. Для остального экипажа замполит устроил культурную программу. В красном уголке (или где у них там был кинозал) крутили фильм. И не какой-нибудь, а «Броненосец «Потемкин». Это было весьма символично. Пока матросы смотрели, как их коллеги-революционеры в 1905-м поднимали красный флаг, Саблин писал прощальные письма родным.
Затем он собрал 13 офицеров и 13 мичманов в кают-компании. И здесь он слукавил. Он заявил собравшимся, что капитан Потульный в курсе и, мол, «обдумывает предложение», фактически дав понять, что командир с ним. После этого он изложил свой манифест, который вынашивал с 1963 года: страна катится в пропасть бюрократии, партия предала Ленина, нужно поднять «голос правды». И предложил идти на Кронштадт. Реакция была предсказуемой. Восемь офицеров тут же сказали «нет». Саблин, который, видимо, не был кровожадным, не стал применять к ним силу, а просто изолировал в соседнем помещении. Остальные, включая мичманов, проголосовали «за». Как потом вспоминали участники, голосовали магнитными шашками для игры в шахматы. Затем Саблин пошел к матросам, которые как раз досмотрели кино. И тут, к удивлению многих (включая старпома Новожилова, который был на берегу и позже недоумевал, почему матросы, не любившие замполита, за ним пошли), экипаж поддержал его единогласно. 142 человека. Возможно, подействовало кино. Возможно, сказался авторитет Саблина, который был нетипичным замполитом. А возможно, матросам просто осточертела флотская рутина, и они были готовы к решительным действиям. В 2:55 ночи один из запертых офицеров, старший лейтенант Фирсов, умудрился сбежать. Он вылез через иллюминатор, перебрался на стоявшую рядом подлодку и доложил на берег: «Бунт на «Сторожевом»!» На берегу, впрочем, не сразу поверили. Дежурный по базе Лев Высокополянский получил сообщение и решил, что это ложная тревога, связанная с праздником. Только к 3 часам ночи, когда «Сторожевой» снялся с бочки и пошел к выходу из Рижского залива, в штабе поняли, что это не шутки.
Трагическая погоня в Балтийском море
Когда до Москвы и Калининграда дошло, что это не пьянка, а самый настоящий мятеж, там воцарилась крайне напряженная обстановка. Высшее командование не могло поверить в происходящее: как? Замполит? Идеологический работник? На новейшем корабле? В годовщину Революции? Это была катастрофа. Первой и единственной мыслью было — «Угоняет в Швецию!» То, что до Швеции оттуда было рукой подать, лишь подливало масла в огонь. Потерять такой корабль, со всеми секретными технологиями, отдать его НАТО — это был бы серьезный удар по престижу флота и карьере многих чинов. Министр обороны Гречко и глава КГБ Андропов были крайне обеспокоены. Приказ был один: «Остановить. Любой ценой. Если понадобится — потопить». В 4 утра Саблин сам вышел в эфир. Он не таился. Открытым текстом он заявил о своих намерениях: «Наше выступление носит исключительно политический, прогрессивный характер... поднять голос правды». Он требовал Кронштадт и телевизор. Это подтверждало, что он не идет в Швецию. Но машина уже была запущена. Доводы Саблина уже не имели значения на фоне угрозы потери корабля.
В воздух подняли 9-й авиационный полк. Журналист Майданов, расследовавший эту историю, писал про новейшие Су-24, но, по другим данным, это были фронтовые бомбардировщики Як-28. Летчикам в 200 км от Юрмалы объявили тревогу. Как они вспоминали, они были уверены, что это очередная внеплановая проверка боеготовности. Задача была туманной: «Найти и остановить корабль-нарушитель». Вдогонку послали девять пограничных и флотских кораблей. Началась настоящая охота. Погода была отвратительная, видимость — хуже некуда. И тут случился первый акт трагикомедии. Летчики, пробившись сквозь облака, увидели внизу корабль, шедший тем же курсом. Недолго думая, они отработали по цели. Бомбы легли рядом. Проблема была в том, что это был не «Сторожевой», а советский сухогруз, который мирно вез какие-то свои грузы. Сухогруз немедленно начал подавать сигнал SOS, докладывая, что его бомбит собственная авиация. В штабе схватились за головы. Ситуация выходила из-под контроля. Саблин тем временем маневрировал. Он сам был по первой специальности артиллеристом и знал, как уклоняться от атак. При этом, как выяснилось позже, матросы на «Сторожевом» намеренно вывели из строя часть оборудования, чтобы, даже если бы у них был боезапас, они не смогли отстреливаться. Они не хотели стрелять по своим. Летчики, в свою очередь, тоже не горели желанием топить советский корабль. По некоторым данным, в эфире царила неразбериха, переговоры шли открытым текстом. «Вижу!» — «Бей!».
Подавление и безмолвные последствия
Пока в штабах и в небе царила неразбериха, погоня продолжалась. Летчики 9-го полка получили новый приказ: бить наверняка. На этот раз они не промахнулись. Вторая атака была точной. Одна из бомб (по некоторым данным, 250-килограммовая фугасная) взорвалась у кормы корабля, повредив рулевое управление и винты. «Сторожевой» потерял ход и стал. Корабль встал. Для Саблина это был конец. Революция, не успев начаться, захлебнулась в ледяных водах Балтики. Как только корабль дернулся от взрыва и остановился, тот единогласный энтузиазм матросов, который так удивлял старпома, мгновенно испарился. Экипаж понял, что игра окончена. Дальше — или трибунал, или смерть. Группа матросов бросилась вниз, к каюте, где сидел капитан Потульный. Они сбили замок и освободили командира. Анатолий Потульный, возмущенный многочасовым арестом, схватил свой табельный пистолет и бросился на мостик. Увидев Саблина, он выстрелил, ранив его в ногу. В 7:39 утра в эфир ушла радиограмма, которой так ждали в штабе. Это был голос Потульного: «Прошу прекратить огонь. Взял власть в свои руки».
Бунт, длившийся несколько часов, был подавлен. На «Сторожевой» высадился спецназ морской пехоты. Сопротивления никто не оказал. Двадцать человек из числа «зачинщиков» немедленно сняли с корабля и самолетом отправили в Москву. Прямиком в следственный изолятор КГБ. Началось следствие. Саблин, по воспоминаниям очевидцев, держался с достоинством. На первом же допросе он заявил адмиралу Гришанову, главе политуправления ВМФ: «Не вздумайте сделать меня сумасшедшим. Вы же хорошо меня знаете — я учился с вашим сыном». Он отчаянно цеплялся за свой статус политического преступника, а не душевнобольного. Он хотел, чтобы его судили за идеи. Система в этом ему не отказала, но по-своему. Следствие было недолгим. Экипаж «Сторожевого» быстро расформировали, матросов и мичманов раскидали по разным флотам, от Камчатки до Севера, взяв с каждого подписку о неразглашении. Корабль отремонтировали, переименовали (по некоторым данным, он стал «Надежным») и тоже отправили подальше, на Тихий океан. Любые упоминания о бунте вымарали. Перед судом предстали только двое: сам Саблин и верный ему библиотекарь Александр Шеин. 13 июля 1976 года Военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор. Саблину назначили высшую меру наказания — статью 64 УК РСФСР, «Измена Родине». Хотя он не собирался никому изменять, а ровно наоборот. Но для системы попытка усомниться в ее правоте и была самой страшной изменой. 3 августа 1976 года приговор в отношении Валерия Саблина был приведен в исполнение. Александру Шеину дали восемь лет. Вся эта история была засекречена до самой Перестройки. Только в 1994 году, уже в новой России, дело пересмотрели. Приговор по «измене» отменили, признав, что в Швецию он не бежал. Но полной реабилитации Саблин так и не получил. Ему заочно дали 10 лет за воинские преступления — превышение власти и неповиновение. Система, даже сменив флаг, так и не смогла до конца простить замполита, который воспринял ее идеологию слишком всерьез.
Понравилось - поставь лайк и напиши комментарий! Это поможет продвижению статьи!
Подписывайся на премиум и читай дополнительные статьи!
Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера