– Ты что себе позволяешь?!
Голос золовки Лены в трубке звенел так, что Ольге захотелось отстранить телефон от уха. Она этого не сделала, лишь переложила аппарат в другую руку и продолжила рассматривать свои петунии на балконе.
– Леночка, доброе утро. Ты о чем конкретно? – голос Ольги был спокоен, как у диктора, читающего прогноз погоды.
– Ты мать до сердечного приступа довела! Она на валокордине лежит! Ты потребовала, чтобы она у тебя полы мыла!
Ольга вздохнула. Инна Викторовна была мастером драматических пауз и гипербол. «Лежит на валокордине» означало, что она сидит на кухне, пьет чай с вареньем и красочно жалуется дочери на «змею-сноху».
– Лена, я предложила твоей маме работу. С достойной оплатой. Она отказалась. Это ее право, – Ольга аккуратно отщипнула засохший листик. – Кстати, о работе. Ты когда Косте долг вернешь? Десять тысяч, которые ты у него в прошлом месяце «на сапоги» брала?
На том конце провода повисла звенящая тишина. Лена, жена «олигарха» районного масштаба, который на самом деле держал две шиномонтажки, постоянно тянула деньги из брата, жалуясь на «временные трудности» мужа.
– Ты… ты еще и деньги считаешь? – зашипела Лена. – Костя сам мне дал!
– Он взял их из нашего общего бюджета, Леночка. Не предупредив меня. Так что считай, что ты брала у меня.
– Да я… – Лена поперхнулась словами. – Знаешь что? В следующую субботу мы все едем в «Мегу»! Маме нужно купить весеннее пальто. И сапоги. И ты за всё заплатишь! В качестве моральной компенсации!
Ольга рассмеялась. Тихо, бархатно.
– Лена, моральную компенсацию взыскивают через суд. А то, что ты предлагаешь, называется «вымогательство».
– Это ты Косте скажешь! – рявкнула Лена. – Он уже согласен! Всё! В субботу, в двенадцать, у входа!
Трубку бросили.
Ольга покачала головой. Она посмотрела на вторую чашку кофе, которую приготовила для мужа. Костя так и не вернулся «выносить мусор». Видимо, заседал у мамы на кухне, вырабатывая стратегию.
Всю неделю Костя ходил вокруг Ольги на цыпочках. Он был похож на своего курсанта, который пытается сдать экзамен «по дружбе». Он приносил ей кофе в постель, делал комплименты ее новой прическе (которую она сделала месяц назад) и клялся, что она у него «самая лучшая».
– Ольчик, ну ты же у меня золото, – начал он в четверг вечером, массируя ей плечи. – Ты же понимаешь, мама – человек старой закалки. Она ляпнула, не подумав.
– Пятнадцать тысяч ежемесячно – это она «ляпнула»? – уточнила Ольга, не отрываясь от отчета.
– Ой, да забудь! – отмахнулся Костя. – Мы тут с Ленкой подумали… Давай в субботу в «Мегу» съездим? Развеемся? Маме пальто посмотрим. Весна все-таки.
Ольга повернулась на стуле и посмотрела мужу в глаза.
– «Посмотрим» или «купим»?
– Ну… – Костя отвел взгляд. – Ну, как пойдет… Оль, ну что тебе стоит? Зато мир в семье будет. Они успокоятся.
– Они успокоятся, только когда сядут мне на шею и свесят ножки, Костя. Ты этого не понимаешь?
– Да понимаю я всё! – вдруг взорвался он, сбрасывая маску «ласкового теленка». – Но это моя мать! Я не могу ее бросить!
– А я и не прошу бросать. Я прошу ее не садиться на мою шею. Ладно, – Ольга вздохнула. – Я поеду. Но у меня одно условие.
– Какое? – Костя сразу подобрался.
– Ты платишь. За всё. Маме, сестре, мне – если я что-то выберу. Раз ты у нас такой щедрый и «не можешь бросить». Плати из своих доходов.
Костя скрипнул зубами. Его «доходы» – это были «левые» деньги от учеников, которые он тщательно прятал. Официально он приносил в семью тридцать тысяч, столько же, сколько платили Ольге «в белую». Но Ольга знала, что у него в бардачке машины всегда лежит конверт, раза в два толще официальной зарплаты.
– Хорошо, – процедил он. – Договорились.
Ольга улыбнулась. Она знала, что это будет интересный спектакль.
В субботу у входа в «Мегу» их уже ждали. Инна Викторовна, одетая во всё лучшее сразу, и Лена, сверкающая «золотом» (скорее всего, турецкой позолотой, подумала Ольга). Свекровь, увидев Ольгу, демонстративно отвернулась и тяжело вздохнула, прижав руку к сердцу.
– Мам, ну что ты, – Костя тут же кинулся к ней. – Пойдем, пойдем! Оленька, смотри, какой день хороший!
«День хороший для экзекуции», – подумала Ольга, но вслух сказала:
– Чудесный. Куда сначала? За сапогами?
– За пальто! – отрезала Лена. – Маме нужно хорошее кашемировое пальто. И мне тоже, – добавила она, стрельнув глазками в брата.
Они вошли в первый же дорогой магазин. Инна Викторовна, еще минуту назад умиравшая на валокордине, резво метнулась к вешалкам.
– Ой, Костенька, смотри! Какая прелесть! – Она вытащила ярко-алое пальто с огромным воротником из искусственного меха.
– Мам, куда тебе такое? – Костя поморщился. – Ты же не в цирк.
– Ничего ты не понимаешь! – обиделась Инна Викторовна. – Это модно! Оля, скажи?
– Вам очень пойдет, Инна Викторовна, – мягко сказала Ольга. – Будете как сеньор-помидор. Очень жизнеутверждающе.
Лена фыркнула, а Костя злобно зыркнул на жену.
Тем временем Лена уже присмотрела себе куртку-«авиатор» из экокожи.
– Костик, глянь! Правда, прелесть? Мне так идет!
Они крутились у зеркал минут сорок. Ольга сидела на диванчике, листая журнал о садоводстве. Она как раз дошла до статьи о том, как правильно стратифицировать семена лаванды. «Оказывается, им нужен холодный старт, – думала она. – Подержать в холодильнике. Прямо как некоторым людям. Без холодной встряски не прорастают».
– Мы выбрали! – торжественно объявила Лена, выплывая с двумя вешалками.
Инна Викторовна несла свое алое пальто и еще бежевый плащ.
– И сапоги! – добавила она, указывая на коробку у своих ног. – Со скидкой!
Костя подошел к ним. Его лицо было напряженным.
– Ну что, на кассу? – Лена подтолкнула его локтем.
На кассе милая девушка-продавец быстро пробила товары.
– С вас… сорок восемь тысяч триста рублей, – пропела она. – Оплата картой или наличными?
Лена и Инна Викторовна, как по команде, уставились на Ольгу.
Ольга медленно подняла на них глаза от журнала.
– Костя, – негромко позвала она. – Твоя очередь.
Костя побледнел.
– Что? – прошипела Лена.
– Костя, ты же обещал, что платишь за всё, – Ольга улыбнулась ему своей самой обезоруживающей улыбкой. – Ты же у нас мужчина. Ты же «не можешь бросить» маму и сестру. Давай, дорогой. Мы ждем.
Костя стоял красный, как пальто Инны Викторовны. Он переводил взгляд с Ольги на мать, с матери на сестру. В его глазах метался ужас. Он не ожидал, что они наберут на такую сумму.
– Костя? – Инна Викторовна начала что-то подозревать. – У тебя что, денег нет?
– Я… Оля, – он повернулся к жене. – Ольчик, ну ты же… у тебя же зарплата…
– У меня зарплата, – кивнула Ольга, вставая. – А у тебя – обещание.
Она подошла к кассе, взяла свой журнал и протянула девушке пятисотрублевую купюру.
– Я возьму только журнал. Спасибо.
– А это? – девушка растерянно кивнула на гору вещей.
– А это, – Ольга повернулась к остолбеневшей троице, – оплатят вот эти граждане. Если смогут, конечно. Костя, дорогой, я буду ждать тебя в кафе напротив. Выпью кофе. На этот раз – горячего.
Она развернулась и под цокот своих каблучков вышла из магазина, оставив за спиной гремучую смесь из запаха валокордина, дешевого парфюма и надвигающегося скандала.
Она сидела у окна, медленно потягивая латте с корицей. Она видела, как в витрине магазина напротив разворачивается драма. Инна Викторовна что-то яростно выговаривала Косте, размахивая руками. Лена пыталась отнять у кассира пакеты. Костя был багровый и жалкий.
Через десять минут все трое вылетели из магазина. Пустые. Без пакетов.
Инна Викторовна, рыдая, оттолкнула сына и почти побежала к выходу из торгового центра. Лена шла следом, что-то злобно шипя ему в спину.
Костя постоял мгновение, а потом понуро побрел к кафе.
Он сел напротив Ольги. Молча.
– Ты… ты меня опозорила! – наконец выдавил он.
– Я? – Ольга удивленно приподняла бровь. – По-моему, ты опозорился сам, Костя. В тот момент, когда пообещал им то, что не можешь выполнить. И в тот момент, когда решил, что это должна выполнить я.
– Но это же… они же…
– Они – твоя семья. И ты должен был сам провести с ними границы. Но ты предпочел использовать меня как кошелек и громоотвод. Этот номер больше не пройдет, дорогой.
– И что теперь? – он посмотрел на нее с какой-то детской обидой.
– А теперь, – Ольга допила кофе, – мы поедем домой. Ты извинишься.
– Я?!
– Ты. За то, что пытался меня обмануть. А потом мы сядем и серьезно поговорим о нашем бюджете. Обо всех твоих доходах. И обо всех расходах. Включая «помощь» Лене.
Костя смотрел на нее и понимал, что «Бархатный Каток» только что проехался по нему. И что та, прежняя, «удобная» Оля закончилась.
Прошло полгода. Инна Викторовна больше не просила денег. Она звонила Косте, жаловалась на здоровье, и он, вздыхая, вез ей лекарства, купленные на свои деньги, которые теперь лежали в общем бюджете под бдительным контролем Ольги. Он даже устроился на вторую работу – в автошколу выходного дня, потому что денег стало катастрофически не хватать.
Лена с Ольгой не разговаривала. И с Костей тоже. Она обиделась на то, что «братик прогнулся под жену» и перестал давать ей на «ноготочки». Ольга считала это главным достижением той поездки в «Мегу».
Костя изменился. Он больше не пытался лицемерить. Он стал молчаливым, иногда угрюмым, но впервые за много лет Ольга почувствовала, что он – муж, а не маменькин сынок. Он сам начал готовить по выходным, и у него, на удивление, получались отменные борщи.
Однажды вечером, когда они сидели на кухне, Костя, помешивая суп, вдруг сказал:
– Мать на дачу зовет. Картошку копать.
Ольга оторвалась от книги.
– И?
– И я подумал… Может, съездим? Вдвоем. Поможем. Погода хорошая.
Ольга посмотрела на него. Он не просил. Он предлагал.
– Хорошо, – улыбнулась она. – Съездим. Только давай заедем в питомник. Я хочу купить саженцы лаванды. Говорят, ей нужна холодная встряска, чтобы она зацвела.
Костя непонимающе посмотрел на нее, но кивнул.
Ольга отвернулась к окну, скрывая улыбку. Впереди была осень, сбор урожая и, возможно, новая, совсем другая жизнь. Неидеальная, но честная.
От автора:
Вот и думаешь потом: а что, собственно, нужно было? Нужно было всего лишь один раз перестать быть «хорошей девочкой» и показать зубы. Удивительно, как быстро люди начинают ценить твои границы, как только понимают, что перешагнуть их – себе дороже.