Первое, что она сделала, — солгала.
— Как отдыхаете? — раздался слева спокойный мужской голос.
Она сидела на террасе ресторана, уставленном тарелками с завтраком, которого не трогала. Вокруг звенели ложки, щебетали туристы, пахло кофе и морем. Внутри же у Алисы была выжженная пустыня, которая длилась уже два года.
Она повернула голову. Мужчина за соседним столиком. Лет сорока. Не загорелый, как все, а обветренный. Взгляд спокойный, прямой. Не флиртующий, а… наблюдающий.
И вот тут, вместо заученного «Спасибо, хорошо», Алиса и сказала это. Словно кто-то внутри перерезал горловую струну, сдерживавшую все ее эмоции.
— Я здесь, потому что мой муж изменял мне с моей же лучшей подругой, а я делала вид, что ничего не замечаю, целых два года.
Сказала — и обомлела. Звук ее голоса повис в воздухе, на мгновение перекрыв прочий шум. Она мысленно схватилась за голову: «Боже, что я несу? Незнакомому человеку?»
Сосед отложил вилку. Не моргнув, не отводя глаз, он кивнул. Так, будто она только что сообщила прогноз погоды.
— Меня зовут Никита. Я здесь, потому что похоронил жену и убежал от горя, которое съедало меня дома. — Он сделал паузу, давая ей возможность осознать услышанное. — Давайте играть дальше? Правда на правду. Один вопрос — один честный ответ.
Алиса почувствовала, как камень, два года давивший на грудь, вдруг дрогнул. Не ушел, нет. Но в нем появилась трещина. Сквозь нее пробился странный, забытый импульс — любопытство.
— Хорошо, — выдохнула она. — Я… Алиса.
— Приятно познакомиться, Алиса. Мой ход. Почему вы терпели?
Вопрос ударил точно в солнечное сплетение. Безжалостно. Просто. Она ждала осуждения, жалости — чего угодно, но не этого холодного, хирургического любопытства.
— Потому что… — голос снова подвел ее, сорвавшись на шепот. Она сглотнула. — Потому что боялась. Без него я… — Она услышала в голове голос, который преследовал ее с момента вылета: «Одумайся! Без мужчины ты пропадешь!»
— Я боялась пропасть, — закончила она уже громче, с вызовом, глядя на него.
Никита внимательно посмотрел на нее. Не как на жертву. Как на интересное явление.
— Странно, — сказал он. — А мне кажется, вы как раз начали тонуть, когда решили терпеть. А сейчас — плывете. Пусть по инерции, но плывете.
Он отпил воды.
— Ваш ход, Алиса. Спросите меня о чем-нибудь.
Она посмотрела на его руки. Сильные, с исцарапанными костяшками. Не руки офисного работника.
— Кто вы? Чем занимаетесь?
— Я археолог, — ответил он. — Ищу следы прошлого. А здесь… пытаюсь откопать себя. Из-под завалов. — Он слабо улыбнулся. — Видите, какая ирония? Мы оба бежим от своих раскопок. Вы — от раскопок вашего брака. Я — от могилы.
В этот момент к их столикам подошла высокая, худая женщина на вид лет семидесяти, с седыми волосами, убранными в строгий пучок, и пронзительными голубыми глазами. На подносе она несла два маленьких глиняных горшочка с медом.
— Мой утренний мед для новичков, — сказала она без всяких предисловий, поставив горшочки перед ними. Голос у нее был низкий, с хрипотцой, будто намотанный на стальной сердечник. — Чтобы слаще было пережевывать горькие истины. Я — Василиса Ивановна. Хозяйка этой гостиницы.
Она окинула Алису взглядом, который, казалось, видел ее насквозь. От стоптанных каблуков до той самой трещины в каменной глыбе на душе.
— А вы, милочка, сегодня ночью видели сон про разбитую вазу? — спросила она. — Про ту большую, бело-голубую, с позолотой?
Алиса почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки. Этой ночью, в самолете, в полудреме, ей и правда мерещились осколки. Она не придала этому значения. Спутанность сознания, усталость.
— Я… не помню, — солгала она во второй раз за утро.
Василиса Ивановна усмехнулась — коротко, беззвучно.
— Вспомните. Скоро все прояснится, — сказала она и, кивнув Никите, удалилась так же бесшумно, как и появилась.
Алиса сидела, ощущая холодок между лопаток. Она приехала сюда просто отлежаться на пляже. А попала… Куда она попала?
Никита наблюдал за ней.
— Ну что, Алиса, — сказал он тихо. — Продолжаем игру?
Она посмотрела на него, на нетронутый горшочек с медом, на уходящую вглубь сада спину Василисы Ивановны. «Начало конца», — пронеслось в ее мыслях.
— Продолжаем, — сказала она, и впервые за долгое время это не было ложью.
***
— Чего вы боитесь больше всего сейчас? — спросил Никита.
Они сидели на огромных валунах у кромки воды, на маленьком диком пляже, куда он ее привел. После завтрака и странного визита Василисы Ивановны Алиса чувствовала себя вывернутой наизнанку, но на удивление... легко. Как будто с нее сняли рюкзак с камнями, который она таскала годами.
Она посмотрела на горизонт, где небо сливалось с морем в ослепительной белизне.
— Что он появится здесь. Просто придет, как ни в чем не бывало. — Она произнесла это тихо, но четко. И голос не дрогнул. — У него была привычка так делать: врываться в ее пространство, когда ему вздумается. Как будто у нее не было границ.
Никита кивнул, словно услышал именно то, что ожидал.
— Знаете, в археологии есть такое понятие — «ритуал отделения». Древние люди верили, чтобы что-то начать, нужно что-то похоронить. Символически. — Он спрыгнул с валуна на влажный песок. — Давайте проведем свой ритуал.
Он протянул ей гладкую палку, выброшенную морем.
— Напишите. Все, что хотите оставить здесь. Навсегда.
Алиса колебалась секунду. Потом сползла к нему. И начала писать. Крупными, размашистыми буквами.
СТРАХ
Волна накатила, лизнула песок, и слово расплылось, исчезло.
УНИЖЕНИЕ
Еще одна волна. Нету.
ИМЯ ЕГО
Она вывела заветные буквы с такой силой, что палка воткнулась глубоко в песок. И снова море... стерло все. Беспощадно и легко.
Она стояла, глядя на гладкую, блестящую поверхность, и ждала пустоты. Но внутри пела струна. Тихая, но уверенная.
— Получилось? — спросил Никита.
— Не знаю, — честно ответила она. — Но... легче.
Они молча пошли обратно, к гостинице. Дорога уже не казалась такой дальней.
Поднимаясь по каменным ступеням к своему крылу, Алиса ловила себя на мысли, что улыбается. Впервые за долгие-долгие месяцы. Она подняла голову, чтобы найти свое окно, и...
Улыбка застыла и осыпалась, как пыль.
Дверь в ее номер была приоткрыта. Всего на пару сантиметров. Но это было не так, как уходила она — Алиса помнила, как плотно захлопнула дверь.
Сердце провалилось в пятки, отстучало там несколько сумасшедших ударов и рванулось в горло. Горничная, — слабо попыталась она обмануть себя. Но она знала. Знала.
Она медленно, как во сне, подошла и толкнула дверь.
Он стоял спиной, у ее раскрытого чемодана. В его руках был ее шелковый халат. Тот самый, который он подарил на прошлый Новый год — после очередной ее ночи в слезах. Он держал его, разглядывая, с видом собственника.
— Ну вот, нашел тебя, Алиса, — сказал он, не оборачиваясь. Он узнал ее шаги. Всегда узнавал. — Поиграла в самостоятельность и хватит. Поехали домой. Вечерний рейс. Я уже купил билеты.
Он наконец повернулся. Улыбка. Та самая, снисходительная, красивая, за которой ничего не было. Ни раскаяния, ни тепла. Пустота.
Алиса стояла на пороге. Ноги стали ватными. В ушах зашумело. Старый, знакомый ужас парализовал волю. Она чувствовала, как вновь становится той затравленной, маленькой девочкой. Была готова кивнуть. Сказать «хорошо».
Но тут ее взгляд упал на окно. На подоконнике стоял маленький глиняный горшочек с медом от Василисы Ивановны. Рядом с ним небрежно лежала маленькая, идеально гладкая галька, белая от соли.
«Правда на правду», — прозвучало в памяти.
Она сдвинулась с места. Не сделала шаг в комнату, нет. Вместо этого она сделала шаг назад, из проема. И плотно прикрыла за собой дверь, оставшись в коридоре.
— Нет, — сказала Алиса. Тихо, но четко. Так, чтобы он услышал сквозь дверь.
Повисла тишина. Потом дверь резко распахнулась.
Он стоял на пороге, и на его лице впервые за все время их знакомства появилось неподдельное, чистое изумление.
— Ты... что?! — выдавил он.
— Я сказала — нет, — повторила Алиса, и на этот раз голос окреп. Она чувствовала, как по ногам бегут мурашки, но колени не подкашиваются. — Мой отпуск только начался. Я никуда не еду.
Он смерил ее взглядом, пытаясь вернуть контроль.
— Ты не в себе. У тебя стресс. Ты не понимаешь, что говоришь.
— Понимаю, — она покачала головой. — Впервые за долгое время я понимаю каждое слово. Уезжай. Один.
Он засмеялся. Коротко, нервно.
— И что ты будешь тут делать одна? У тебя же денег до конца недели не хватит! Я знаю твою карту.
— Разберусь, — ответила она, и сама удивилась своей уверенности. — Это уже не твоя проблема.
Он сделал шаг к ней, и по старой привычке она отпрянула. Но только на полшага. Не больше.
И в этот момент из тени в конце коридора вышла Василиса Ивановна. Она не сказала ни слова. Просто встала там, сложив руки на груди, и уставилась на мужа Алисы. Ее взгляд был не просто холодным. Он был... древним. И неумолимым, как сама стихия, что стерла слова на песке.
Муж Алисы замер, почувствовав это молчаливое давление. Он снова посмотрел на Алису. На ее прямой стан, на твердый взгляд, который она не отводила. А затем его внимание переключилось на старую каргу в конце коридора.
— Ты об этом пожалеешь, — прошипел он, отступая в номер, чтобы собрать вещи. — Ты очень пожалеешь.
Дверь захлопнулась с таким грохотом, что задребезжали стекла.
Алиса стояла, опираясь о стену, и тряслась мелкой дрожью. Все тело кричало от перенапряжения. Но внутри было тихо и четко.
Василиса Ивановна медленно подошла к ней.
— Ну вот, милочка, — сказала она голосом, в котором звенела сталь. — Похороны прошли. Теперь можно и жить начинать.
Алиса кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она только что похоронила свою старую жизнь. И это и вправду было только началом. Началом конца. Читать продолжение>>