Но посидеть одной в своей комнате не вышло. Вернулись домой, наспех перекусили, и отправились к отцу и брату, нужно было ворошить сено. В Панином логу, у недавно скошенных рядков, Аля остановилась. Завязала потуже косынку на голове, взяла лежащие в траве вилы, и принялась за дело. Солнце припекало нещадно, пот ручьями тек по лицу, но она упрямо перебрасывала душистые пласты, стараясь не отставать от брата. Виталик хоть и был моложе её на два года, только по нему это не скажешь. Высокий, почти на две головы выше Альки, всегда защищал её от обидчиков, словно это не она, а он был старший в семье. Вот и сейчас, подошёл и положив руку на плечо проговорил.
— Иди, посиди в балаганчике, устала наверно пока на базаре с мясом стояли. А я сам справлюсь.
Она только упрямо мотнула головой в ответ. Ей нужна была эта работа, чтобы не думать над тем, что узнала вчера в клубе. «Никита женится, к нему приехала невеста». Она гнала от себя эти мысли, а они никуда не хотели уходить, как не старалась. Работа спорилась, и вскоре от покоса осталась лишь небольшая полоска. Когда последний клок сена был перевернут, Аля почувствовала приятную усталость. Они уселись в тени раскидистой ивы, чтобы немного передохнуть. Отец достал из сумки термос с чаем. Каким же вкусным она показалась Але после тяжелой работы. Тишина, нарушаемая лишь щебетанием птиц в ветвях ивы, казалась благодатной. Она закрыла глаза, пытаясь унять дрожь, пробежавшую по телу. Не от усталости – от воспоминаний. Лицо Никиты, его смеющиеся глаза, ощущение его рук на своём теле во время танца. Все это накатывало, как волна, грозя захлестнуть и сломать. Отец, наблюдавший за нею, тихо спросил.
— Что-то случилось, Алевтина? Ты какая-то не такая сегодня.
Она вздрогнула и открыла глаза. В них стояли слезы, но она быстро отвела взгляд, чтобы отец не заметил.
— Все хорошо, пап. Просто устала немного.
Павел ничего не ответил, но Аля ощутила на себе его пристальный взгляд. Он всегда был человеком немногословным, но очень внимательным к своим детям. Виталик, почувствовав неладное, легонько толкнул её локтем.
— Эй, ты чего такая кислая? Давай лучше искупаемся в речке, освежимся.
Аля слабо улыбнулась брату, и кивнула головой соглашаясь. Они вдвоём направились к реке, оставив отца и мать отдыхать под полотняным шатром балаганчика, в тени ивы. Вода была прохладной и бодрящей. Аля нырнула с головой, а выныривать, ей вдруг не захотелось. Она почувствовала, как вода обволакивает её, словно пытаясь укрыть от всего мира. Здесь, в этой прохладной бездне, не было места ни Никите, ни его невесте, ни обиде, затаившейся глубоко в сердце. Лишь тишина и покой. Она позволила течению немного унести себя вниз по реке, наслаждаясь кратковременным ощущением невесомости. Но дышать стало нечем, и она вынырнула. Виталик плескался рядом, брызгая в её сторону водой. Она ответила тем же, на мгновение показалось что боль и обида ушли, оставили её мысли, но это только показалось.
Домой они возвращались, когда над Горелым лесом, уже заходило солнце. Аля молча смотрела на багровый закат, окрашивающий верхушки деревьев в огненные оттенки. Краски неба медленно меркли, уступая место ночной прохладе.
— Пап, а почему лес Горелым назвали? — спросила она отца. Павел в это время что-то горячо обсуждал с Полиной.
— Что ты спросила, дочка?
— Про лес спросила, почему его Горелым зовут.
— В войну, его наши почти весь Катюшами спалили, когда немца оттуда выбивали, от него почти ничего не осталось. Вот и прозвали люди Горелым, так с тех пор название это и осталось, хоть там теперь ни одного горелого дерева нет. Когда война тут у нас гремела, я маленьким был, но многое запомнил, — Павел вздохнул и продолжил, — помню, как от немецких самолётов в окопе с матерью, сестрой двоюродной и тётей Таней прятались. Помню, как отец всего на минуту заскочил, чтобы повидаться, когда его часть шла дальше громить фашиста. Помню, как дедушка, не давал увести со двора корову, а его за это два здоровенных немца прикладами избили. Страшное было время, не дай Бог, чтобы оно повторилось.
Аля поежилась, словно почувствовала леденящий душу ветер тех страшных лет. Война… Она знала о ней лишь из книг, рассказов старших, да из фильмов. Но даже этих обрывочных сведений хватало, чтобы содрогнуться от ужаса.
— Да, страшно, — поддержала Полина мужа, — я хоть и в конце сорок четвёртого родилась, а всё равно хлебнуть пришлось. Отец ведь вернулся без ноги, работник из него был не важный. А он как мог, тянул на себе семью. Мы ещё пять лет после победы в землянке жили, пока домишко родители не построили. Папа и почту возил, и сторожем был, где мог там и работал, чтобы меня на ноги поднять. Жаль умер, когда тебе Алька всего полгода было, как он радовался, когда ты родилась, только пожить, толком, так у него и не получилось.
Дальше шли молча, погружённые каждый в свои мысли. Вернувшись домой, Полина принялась готовить ужин, а Алька пошла встречать из стада корову Ночку. Усевшись на поваленное дерево, она развернула книгу и хотела читать, когда увидела идущую от реки пару. Сердце её дрогнуло, это был он, Никита, а рядом с ним, высокая стройная девушка, с рассыпанными по плечам кудрявыми белыми волосами. Аля замерла, словно громом пораженная. Книга выпала из рук, упав в траву, но она этого даже не заметила. Смотрела, не отрываясь, как они приближаются, смеясь о чем-то. Никита был все тот же: широкие плечи, уверенная походка. А девушка рядом с ним, казалась неземным созданием, феей, сошедшей со страниц сказок. Аля сразу поняла — это она, та самая, невеста. Сердце болезненно сжалось, словно кто-то вырвал из него кусок. Никита заметил Алю, сидящую на поваленном дереве, улыбнулся и направился к ней.
— Привет, Лисёнок, как дела, — поздоровался он.
— Здравствуй, — выдавила из себя Аля.
— Лисёнок, ну что же ты, — Никита притворно вздохнул, — так и не поторопилась подрасти. А мне вот, теперь приходится на другой жениться, а я ведь предупреждал. Познакомься, это моя невеста, Лариса. Лариса, это Аля, тот самый Лисёнок, о которой я тебе говорил.
Девушка рядом с Никитой с любопытством рассматривала Алю. И ей пришлось выдавить из себя улыбку кивнув Ларисе. Та протянула руку.
— Приятно познакомиться.
Отвечая на пожатие, Аля заметила, рука у Никитиной невесты была прохладной и влажной. И это вызвало у неё брезгливость. Она высвободила свою руку и незаметно вытерла её о подол платья.
— Никита мне так много рассказывал о вас, о вашей деревне. Здесь так красиво! — медленно растягивая слова, словно на распев — проговорила Лариса.
Никита же молча смотрел на Алю, и в его взгляде она уловила что-то похожее на грусть. Поэтому не выдержала и отвела глаза.
— У нас не деревня, а село, — поправила Аля Ларису.
— А какая разница? — усмехнулась та.
— Большая, — еле сдерживая раздражение отвечала Аля, — у нас храм был, правда в войну его немцы разрушили. А деревня, это там, где церкви никогда не было.
— Понятно, — ухмыльнулась Лариса, — только знаешь, мне такие подробности совсем не интересны.
— Ну, нам пора, — сказал Никита, — родители к ужину ждут. Может в клубе встретимся, тогда поговорим ещё.
— Я в клуб не пойду, — поспешила отговориться Аля.
— Почему? — удивился Никита, сейчас ведь каникулы, самое время отдохнуть как положено.
— Некогда, работы дома много.
— Ну как знаешь, — Лариса с любопытством посмотрела на девчонку, — а мы пойдём, потанцуем, повеселимся. После свадьбы ведь не до этого будет, ребёнок родится, какое веселье.
Они ушли, оставив Алю стоять в оцепенении.
— А девчонка влюблена в тебя, — посмотрев в глаза Никите, произнесла Лариса.
— Глупости не говори, она ребёнок совсем, — отмахнулся он от неё, — в школу ещё ходит.
— Ну и сколько ей лет?
— Не знаю, шестнадцать, наверное.
— Шестнадцать, — Лариса хмыкнула, — у меня в её годы, уже был роман с учителем истории.
— Что, — Никита посмотрел на свою невесту, — ты что, встречалась со взрослым мужиком?
— Ну, не с таким уж и взрослым, — передёрнула плечами Лариса, — он тогда ещё студентом был, его в нашу школу на практику прислали.
— И чем всё закончилось?
— Ничем, практику отработал и уехал, а я со своим одноклассником встречаться потом стала.
Лариса достала пачку сигарет и закурила.
— Лар, ты бы не курила, для ребёнка ведь это вредно, — остановил её Никита.
— Всё, последняя сигарета, обещаю, — проговорила она, — вот эту выкурю, и больше не буду. Слушай, Башкатов, какой ты правильный, ну прямо до тошноты, — Лариса смерила его раздражённым взглядом, и пошла вперёд по дороге.