После развода с Олегом прошло уже почти три года, и я, наконец, научилась дышать полной грудью. Я купила эту квартиру сама, сделала в ней ремонт, выбрала каждый стул и каждую чашку. Здесь все было моим, все дышало моей свободой. Запах свежесваренного кофе смешивался с ароматом герани на подоконнике. Тихо играла музыка из старого радиоприемника. Спокойствие.
Рабочий день пролетел незаметно. Я — ландшафтный дизайнер, и как раз заканчивала большой проект для городского парка. Голова была забита схемами полива, сортами роз и расположением скамеек. Я чувствовала приятную усталость и предвкушение тихого вечера с книгой и чашкой травяного чая. По дороге домой зашла в булочную, купила еще теплый круассан с миндалем — маленькая награда за продуктивную неделю. На улице моросил мелкий осенний дождь, город пах мокрым асфальтом и прелой листвой. Я куталась в свой бежевый плащ и улыбалась своим мыслям. Наконец-то. Наконец-то я живу своей жизнью. Никто не указывает мне, как правильно вешать полотенца и какой суп варить на ужин. Это счастье.
Поднявшись на свой третий этаж, я вставила ключ в замок. Он провернулся слишком легко, даже не щелкнув. Странно… я точно помню, что закрывала на два оборота. Сердце екнуло. Я толкнула дверь. Она бесшумно поддалась. Внутри горел свет в прихожей. Я замерла на пороге, судорожно сжимая в руке пакет с круассааном. Первой мыслью было — воры. Я медленно, на цыпочках, шагнула внутрь, готовая в любой момент закричать и выбежать на лестничную клетку. Воздух в квартире был другим. К моему привычному запаху кофе и книг примешивался чужой, удушливо-сладкий аромат. Ландышевые духи. Дешевые, резкие. Я знала этот запах. Знала слишком хорошо. От него меня начинало мутить еще задолго до развода.
Я прошла в комнату. И увидела ее.
В моем любимом велюровом кресле, том самом, что я выбирала полгода, сидела Тамара Ивановна. Моя бывшая свекровь. Она сидела прямо, как на троне, сложив на коленях пухлые руки с неизменным перстнем с красным камнем. На ней было ее лучшее «выходное» платье в мелкий цветочек и шерстяная кофта, хотя в квартире было тепло. Она выглядела так, будто ждала меня уже давно и совершенно не удивлена моему появлению. На журнальном столике рядом с ней стояла моя чашка, из которой она, судя по всему, пила чай. Моя чашка. С забавным ежиком.
Несколько секунд я просто стояла и смотрела на нее, не в силах произнести ни слова. Мозг отказывался принимать эту картину. Это сон. Глупый, нелепый сон. Сейчас я моргну, и она исчезнет. Но я моргнула, а она не исчезла. Она лишь слегка улыбнулась уголками губ, и ее глаза, маленькие и внимательные, впились в меня.
— А вот и Катюша наша, — произнесла она своим медоточивым голосом, от которого у меня по спине всегда бежали мурашки. — А я тебя заждалась уже. Думала, ты сегодня позже будешь.
Внутри меня будто лопнула какая-то струна. Шок сменился звенящей, холодной яростью. Пакет с круассаном выпал из моих ослабевших пальцев и глухо стукнулся о пол.
— Мы с вашим сыном уже сто лет как в разводе, какого черта вы забыли в моей квартире? — в шоке спросила я, и мой голос прозвучал хрипло и чужеродно.
Тамара Ивановна даже бровью не повела. Ее спокойствие было просто невыносимым. Оно было обидным, оскорбительным. Будто это она хозяйка положения, а я — незваная гостья.
— Ну что ты так кричишь, Катенька, — она укоризненно покачала головой. — Прямо как неродная. Я же по-хорошему. Мимо шла, дай, думаю, загляну. Дверь толкнула — а она открыта. Ну не на лестнице же мне тебя ждать было? Решила войти, порядок заодно проверить. У тебя тут, смотрю, пыльновато.
Ложь. Наглая, беспросветная ложь. Я запираю дверь всегда. Автоматически. Это рефлекс, выработанный годами жизни в большом городе. Я могла забыть телефон, кошелек, но не запереть дверь. И уж тем более не оставить ее нараспашку.
— Дверь была закрыта, Тамара Ивановна, — отчеканила я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Как вы сюда попали?
Она вздохнула, изображая вселенскую скорбь.
— Господи, ну что за допрос? Сказала же — открыто было. Может, замок у тебя барахлит? Старый дом-то. Тебе бы мастера вызвать. А я вот чаю себе налила, твоего, с ромашкой. Хороший чай, одобряю. Только сахара у тебя нет, пришлось так пить. Как ты живешь без сахара, ума не приложу…
Она говорила, говорила, перескакивая с темы на тему, заполняя пространство своим вязким голосом. Про пыль, про отсутствие сахара, про мой «усталый вид». А я стояла и смотрела на замочную скважину, потом на ее сумку, стоявшую у ножки кресла. И холодела. У нее есть ключ. Другого объяснения быть не могло. Но откуда? Все комплекты я забрала у Олега после разъезда. Он лично отдал мне их в руки. Все до единого.
— Я хочу, чтобы вы ушли, — сказала я тихо, но твердо. — Прямо сейчас.
— Ну вот, начинается, — обиженно поджала она губы. — Я к тебе с душой, как к дочке родной, а ты меня гонишь. Я же просто поговорить хотела. Про Олега…
А, вот оно что. Конечно. Про Олега. За эти три года она периодически звонила мне. Раз в несколько месяцев. Каждый раз разговор начинался одинаково: «Катюша, как ты? Совсем нас забыла». А заканчивался всегда слезными просьбами «подумать еще раз», «не губить семью», «дать Олежке еще один шанс». Она будто не замечала, что мы давно разведены, что у меня другая жизнь. Для нее я все еще была женой ее сына, просто временно «заблудшей».
— Нам не о чем говорить про Олега. И я очень вас прошу покинуть мою квартиру.
Она тяжело поднялась, кряхтя. Подошла к столику, взяла мою чашку и понесла ее на кухню. Я остолбенела от такой наглости. Она вела себя так, будто была у себя дома. Я слышала, как на кухне шумит вода — она мыла чашку. Она моет за собой чашку в моей квартире, в которую проникла незаконно! Этот бытовой абсурд выбивал почву из-под ног сильнее любой ссоры.
Она вернулась, вытирая руки о платье.
— Ну ладно, ладно, уйду. Раз ты такая негостеприимная стала. А я ведь тебе гостинец принесла. Пирожков напекла, с капустой, как ты любишь. В сумке лежат. Заберешь потом.
Она направилась к выходу, а я смотрела ей в спину и чувствовала, как по вискам стучит кровь. Когда она уже была в прихожей, она обернулась. Взгляд у нее был странный. Цепкий. Будто она что-то высматривала.
— Ты, Катюша, если что, звони. Если помощь какая нужна будет, — сказала она и, не дожидаясь ответа, вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Я бросилась к двери и заперла ее на все замки. Потом еще и на цепочку. Прислонилась лбом к холодному дереву и попыталась отдышаться. Квартира, моя крепость, внезапно показалась мне чужой и оскверненной. Воздух все еще пах ее духами. Я подошла к окну и распахнула его настежь, впуская холодный, влажный вечер. Как? Как она вошла?
Я начала методично проверять все свои вещи. Кошелек, документы — все на месте. Шкатулка с немногочисленными украшениями нетронута. Ноутбук стоит там, где я его оставила. Вроде бы ничего не пропало. Но ощущение тревоги не отпускало. Я заглянула в ее сумку, которую она «случайно» забыла. Там действительно лежал сверток с остывшими пирожками. И больше ничего. Никаких ключей.
Я позвонила Олегу. Впервые за полгода, наверное.
— Олег, привет. У меня только что была твоя мама.
На том конце провода повисла пауза.
— В смысле — была? — его голос звучал растерянно. — Где была?
— У меня дома. В моей квартире. Она как-то сюда попала, пока меня не было.
— Да ты шутишь, что ли? Как она могла попасть? Она же не знает твоего нового адреса. Я ей не говорил.
Я замолчала. А вот это было уже совсем странно. Я была уверена, что это он проболтался.
— Она не только знает адрес, Олег. Она проникла в запертую квартиру. Скажи честно, у тебя или у нее остался дубликат ключей?
— Кать, клянусь, нет! — в его голосе слышалась искренность. — Я тебе отдал все, что было. У меня ни одного не осталось, я бы тебе сразу сказал. Может, и правда замок сломался?
— Замок в порядке. А она говорит, что дверь была открыта. Что-то здесь не так, Олег. Разберись с мамой, пожалуйста. Я не хочу больше видеть ее на своем пороге. Тем более — в своей квартире.
Я повесила трубку, чувствуя себя еще более опустошенной. Если Олег не врет, то ситуация становилась совсем уж дикой. Как она узнала адрес? Как сделала ключ? И самое главное — зачем? Просто поговорить? Я в это не верила. Тамара Ивановна никогда ничего не делала «просто так».
Следующие несколько дней я жила как на иголках. Постоянно прислушивалась к шорохам на лестничной клетке. Вздрагивала от каждого звука. Перед уходом на работу трижды проверяла дверь. Это превратилось в навязчивую идею. Я даже подумывала сменить замок, но какая-то часть меня хотела докопаться до истины.
Через неделю мне позвонила соседка, милая пенсионерка из квартиры напротив.
— Катюша, здравствуйте! Я тут хотела спросить… Ваша мама опять приходила вчера. А вас дома не было. Она так расстраивалась. Может, ей что-то передать?
Я замерла, прижав телефон к уху.
— Какая мама, баба Нина? Моя мама живет в другом городе.
— Как в другом? — искренне удивилась соседка. — А эта женщина… полная такая, в очках. Она сказала, что ваша мама. Приходила уже несколько раз. Всегда с гостинцами какими-то. Цветы ваши поливала, говорит, пока вы в отъезде были.
Кровь отхлынула от моего лица. Поливала цветы. Пока я была в отъезде. Я ездила в командировку на четыре дня, две недели назад. Вернулась — и правда, цветы были подозрительно хорошо политы. Я тогда списала это на то, что перед отъездом слишком щедро их увлажнила. Так вот в чем дело. Она приходила сюда не один раз. Она хозяйничала здесь, в мое отсутствие, представляясь моей матерью.
Меня затрясло. Это уже было не просто наглостью. Это было чем-то за гранью. Она создала себе целую легенду для соседей, чтобы беспрепятственно проникать в мой дом. Но оставался главный вопрос: как и зачем?
Я решила действовать. Я взяла на работе отгул на два дня. Утром в пятницу я демонстративно громко попрощалась с бабой Ниной на лестничной клетке, сказав, что уезжаю на выходные к родителям. Помахала ей рукой, спустилась вниз и вышла из подъезда. Но домой не пошла. Я обошла дом и спряталась в арке соседнего здания, откуда хорошо просматривался мой подъезд. И стала ждать.
Ждать пришлось недолго. Часа через полтора я увидела знакомую грузную фигуру. Тамара Ивановна. Она деловито подошла к подъезду, огляделась и скрылась внутри. У меня перехватило дыхание. Попалась. Я выждала пять минут, чтобы она успела подняться и войти в квартиру. Потом тихонько вошла в подъезд. Дверь моей квартиры была плотно прикрыта. Я достала свой ключ, максимально бесшумно вставила его в замок и провернула. Дверь поддалась. Я вошла внутрь.
Из комнаты доносились какие-то странные звуки. Негромкое шарканье и скрип. Я на цыпочках прошла по коридору и заглянула в комнату. Картина, которую я увидела, заставила меня застыть на месте. Тамара Ивановна стояла на коленях посреди комнаты. Она отодвинула мой ковер и с помощью какой-то стамески пыталась поддеть одну из паркетных досок. Рядом с ней стояла ее сумка, из которой торчала ручка молотка. Она была так увлечена своим делом, что не слышала, как я вошла. Она что-то бормотала себе под нос, кряхтела, и с остервенением ковыряла мой пол. Мой новый, идеально уложенный паркет.
— Интересное кино, — громко сказала я.
Тамара Ивановна вздрогнула так, будто ее ударило током. Она резко обернулась, и на ее лице застыло выражение животного ужаса. Стамеска с лязгом упала на пол.
— Катя… Ты… ты же уехала…
— Передумала, — я подошла ближе, чувствуя, как внутри все клокочет от гнева. — Что вы ищете, Тамара Ивановна? Золото партии? Клад Наполеона? Или вы просто решили помочь мне с ремонтом?
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать. Вся ее напускная спесь слетела в один миг. Сейчас передо мной сидела просто испуганная пожилая женщина, пойманная на месте преступления. Но жалости я не чувствовала. Только ледяную ярость.
— Что. Вы. Ищете. В. Моем. Доме? — повторила я, разделяя слова. — И как вы сюда попали? Я хочу знать правду. Прямо сейчас. Иначе я вызываю полицию. И поверьте, я это сделаю.
Угроза подействовала. Ее лицо сморщилось, и она вдруг зарыдала. Громко, по-бабьи, размазывая по щекам слезы.
— Не надо полицию, Катюша, не надо! — запричитала она. — Я все скажу! Все расскажу!
И она рассказала. Правда оказалась одновременно и банальной, и чудовищной. Оказалось, перед самым нашим разводом Олег ввязался в какую-то мутную историю. Не криминал, нет. Что-то связанное с его небольшим бизнесом, какие-то сделки с ненадежными людьми. Он испугался, что у него могут быть проблемы, и решил спрятать кое-какие документы. Самые важные. Те, что доказывали его правоту в одном спорном деле. И, не придумав ничего лучше, он спрятал их в нашей тогда еще общей квартире. Спрятал под паркетом, в спальне. Он собирался забрать их позже, но тут случился наш стремительный развод, разъезд. Квартиру я продала, купила эту. А он… он просто забыл про них.
А сейчас эти документы ему понадобились. Срочно. Партнеры, с которыми он тогда работал, снова объявились и начали предъявлять ему какие-то претензии. А без тех бумаг он не мог доказать свою правоту. Он боялся мне звонить. Боялся признаться в своей глупости, в том, что он что-то прятал в нашем общем доме. Он стыдился. И он рассказал все матери. А Тамара Ивановна, в своей слепой материнской любви, решила взять дело в свои руки. Узнала мой адрес через старых общих знакомых. Олег об этом даже не знал. А ключ… С ключом все оказалось еще проще и омерзительнее.
— У меня слепок остался, — всхлипывая, призналась она. — Еще с той, старой квартиры. Когда вы с Олежкой только поженились, я на всякий случай сделала. Мало ли что… А замки-то у вас оказались одинаковой фирмы. Мастер сказал, что к такому замку ключ подобрать несложно, если есть слепок старого. Я ему сказала, что ключ потеряла, а слепок вот остался…
У меня потемнело в глазах. Слепок. Она сделала слепок ключа от нашего семейного гнезда. Десять лет назад. «На всякий случай». Все эти годы у нее был потенциальный доступ в мой дом, в мою жизнь. И сейчас она им воспользовалась.
— Где они? — спросила я, стараясь сохранить остатки самообладания. — Где эти документы?
Она ткнула дрожащим пальцем в пол.
— Здесь… Он сказал, что под третьей доской от окна…
Я посмотрела на изуродованный паркет, потом на эту рыдающую женщину. Всю мою ярость как рукой сняло. Осталась только звенящая пустота и брезгливость. Я молча взяла свой телефон, открыла контакты и набрала номер.
— Алло, Олег? У тебя есть десять минут, чтобы приехать ко мне. Иначе твоя мама отправится в отделение полиции за порчу имущества и незаконное проникновение в жилище. А я ей в этом с удовольствием помогу.
Я выгнала Тамару Ивановну в коридор, а сама села в кресло. В то самое, в котором она сидела в первый день. И стала ждать. Олег примчался через пятнадцать минут. Взъерошенный, бледный. Увидев мать, плачущую в прихожей, и меня, сидящую с каменным лицом, он все понял. Он не стал оправдываться. Просто подошел, с трудом отодрал ту самую паркетную доску, достал оттуда пожелтевший пластиковый конверт, выпрямился и посмотрел на меня.
— Катя, прости, — сказал он тихо.
— Уходите, — ответила я, не глядя на него. — Оба.
Они ушли. Я еще долго сидела в тишине, глядя на дыру в полу. Это была не просто дыра в паркете. Это была дыра в моем прошлом, из которой сквозило ложью и недоверием. В тот вечер я поняла, что мой развод с Олегом был не просто концом любви. Это было освобождением из паутины, которую плела не только его инфантильность, но и удушающая, всепроникающая «забота» его матери.
Но история на этом не закончилась. Через пару дней, убирая в комнате и решая, что делать с испорченным полом, я наткнулась на кое-что еще. За плинтусом, рядом с тем местом, где ковырялась Тамара Ивановна, я нашла маленькую флешку. Видимо, она выпала из конверта, когда Олег его вытаскивал, и закатилась в щель. Любопытство взяло верх. Я вставила ее в ноутбук.
На флешке не было никаких документов по бизнесу. Там было несколько папок с фотографиями. И видео. Олег… с другой женщиной. Счастливый, улыбающийся. Они были на море, в горах, в каком-то загородном доме. Судя по датам на файлах, их роман длился больше двух лет. Последние два года нашего брака. Вот что он прятал на самом деле. Не деловые бумаги. А доказательства своего предательства. Он боялся, что я найду это при разводе и это как-то повлияет на раздел имущества. А Тамара Ивановна, скорее всего, даже не знала, что именно она ищет. Сын сказал «документы» — она пошла искать документы. Святая простота.
Я смотрела на эти фотографии, и мне даже не было больно. Было противно. И еще… смешно. Я столько лет винила себя, искала причины нашего разрыва в себе, думала, что я была «недостаточно хорошей» женой. А все оказалось так пошло и банально.
Я скопировала одну фотографию, где Олег целует ту девушку, и отправила ему на телефон. Без единого слова. Ответ пришел через минуту. Одно слово: «Прости». Я заблокировала его номер. Потом номер его матери.
Я сидела посреди своей квартиры, в которой пахло пылью от вскрытого паркета, и впервые за много лет почувствовала абсолютную, оглушительную свободу. Эта дыра в полу больше не казалась мне уродливой. Она была как шрам, напоминающий о выигранной битве, о которой я даже не подозревала. Битве за себя. Флешку я, недолго думая, разломила пополам и выбросила в мусоропровод. Это больше не моя история.
На следующий день я вызвала мастера. Он заменил испорченную часть паркета и заодно поставил новый, сложный замок с тройной защитой. Когда он закончил, я закрыла за ним дверь, повернула ключ и услышала серию мощных, уверенных щелчков. Моя крепость снова стала неприступной. И на этот раз — по-настоящему. Воздух в ней снова стал чистым, пахнущим только кофе, книгами и моей новой, спокойной жизнью.