В дверях, залитый сзади осенним солнцем, стоял незнакомец. Высокий, в темном свитере и простой, но прочной ветровке, он казался немного неуместным в их уютном, запыленном царстве книг. Мужчина был не местный, это Алена поняла сразу. Слишком прямая осанка, слишком открытый, изучающий взгляд.
— Чем могу помочь? — спросила она, подходя к своему столу и чувствуя необъяснимую нервозность.
— Мне нужны подробные морские карты этого района. Адмиралтейские, если есть. И, возможно, что-то по местной навигационной истории.
Он говорил четко, без лишних слов. Его руки, лежавшие на столе, были большими, с следами загара и мелкими шрамами — руки человека, привыкшего к физической работе.
— Морские карты... — задумалась Алена. — У нас есть небольшой отдел краеведения на втором этаже. Там должны быть старые лоции. А по навигации... — она проворно застучала по клавиатуре, вызывая электронный каталог. — Есть книга «История маяков Северного края», изданная малым тиражом. И «Судоходство по реке Устье: прошлое и настоящее».
Мужчина удивленно поднял брови.
— Вы быстро ориентируетесь. Я думал, придется копаться полдня.
Алена смутилась.
— Это моя работа.
— Редкая работа для такого маленького города, — заметил он. — Любите свое дело?
Вопрос был настолько простым и таким неожиданным,что она растерялась.
— Я... я люблю книги, — уклончиво ответила она.
Он представился: Мужчину звали Матвей и он был капитаном небольшого научно-исследовательского судна «Поиск-2». Судно стояло в их городском порту — вернее, в той его части, что еще могла принимать суда, — на небольшом ремонте. Зашел в библиотеку, чтобы скоротать время и найти кое-какие данные.
Они поднялись на второй этаж, в полутемный зал краеведения. Алена знала здесь каждую полку. Она легко нашла нужные ему книги, сдувая с них пыль.
— Вот, «История маяков», — она протянула ему тяжелую книгу в потрепанном переплете.
Матвей взял, и его пальцы на мгновение коснулись ее ладони. Прикосновение было теплым, живым.
— Спасибо, — он не сразу отпустил книгу, глядя на девушку. — Вы знаете, я в прошлом году у мыса Горн чуть не сел на мель из-за устаревшей лоции. С тех пор стараюсь изучать историю мест, куда заходим. Иногда старые карты надежнее новых.
Он говорил о мысе Горн так же просто, как кто-то другой — о поездке в соседний город. Алена смотрела на него, завороженная.
— Вы... Вы там были? У мыса Горн? — не удержалась она.
— Был, — он улыбнулся, и в уголках его глаз залегли лучики морщин. — Дули ветра, я Вам скажу, знатные. Качка такая, что посуда на камбузе не просто падала, а по стенам ходила. Красота, конечно, неописуемая, но суровая.
Он разговаривал, а Алена слушала, раскрыв рот. Ее мир, состоявший из библиотечных стен, маршрута «дом-работа» и бесконечных споров с матерью, вдруг дал трещину. Сквозь нее прорывался шум настоящего океана, крики чаек, запах соленого ветра.
Она помогала ему еще с полчаса, находя то схемы старых причалов, то воспоминания местного рыбака. Матвей был внимательным слушателем, задавал точные вопросы, и Алена, к своему удивлению, ловила себя на том, что говорит легко и свободно, без обычной для нее скованности. Она рассказывала о том, что читала про местные промыслы, о легендах, которые ходили среди старожилов.
— Вы невероятно эрудированны, — наконец сказал Матвей, закрывая последнюю книгу. — Прямо кладезь знаний. Жаль, что такие сокровища скрываются в провинциальных библиотеках.
«Сокровища». Он сказал это без иронии, совершенно искренне. У Алёны внутри что-то екнуло. Такого про нее никто никогда не говорил. Мать твердила: «Ты вся в отца, бесполезный мечтатель». А здесь, незнакомый человек, капитан корабля, видевший полмира, назвал ее кладезем знаний, сокровищем.
— Я просто люблю читать, — снова повторила она, опуская глаза.
— Это видно, — Матвей отодвинул стул и встал. — Большое Вам спасибо, Алёна Петровна. Вы мне очень помогли.
— Не за что, — прошептала она.
Он ушел, оставив после себя в тихом зале ощущение свежего ветра и далеких странствий. И запах — легкий шлейф морской соли, машинного масла и чего-то еще, неизвестного, мужского.
Алена еще долго сидела за столом, не в силах взяться за работу. Перед ее глазами стояло его лицо — некрасивое, но сильное, со следами погоды и спокойными, все видящими глазами. И его слова… «Кладезь знаний». «Сокровище».
Весь остаток дня она была не в себе. Мысли путались. Алёна вспоминала рассказ капитана о шторме, его улыбку, его уверенные движения. И на фоне этого воспоминания ее собственная жизнь казалась еще более убогой и пресной.
Вернувшись домой, она молча прошла в свою комнату. Мать что-то кричала ей вслед из кухни про разбросанные вещи, но Алена не слушала. Она закрыла дверь, прислонилась к ней спиной и зажмурилась. И тут ее взгляд упал на ящик стола, где лежала шкатулка.
Сердце забилось часто-часто. Словно кто-то подсказывал ей решение. Безумное, нерациональное, невозможное.
Она подошла к столу, открыла ящик и вынула шкатулку. Хрусталь был холодным. Алёна открыла ее, снова развернула карту. Первая точка маршрута — маленький приморский поселок Заозерный. До него — почти тысяча километров.
— Не могу, — вслух прошептала она. — Это безумие.
Но в памяти снова прозвучал голос Матвея: «Красота, конечно, неописуемая, но суровая». И тут же — голос матери: «Жизнь проходит, Алёна! А ты её и не видишь!»
Она резко встала и подошла к шкафу. В самом дальнем углу, под стопкой старого белья, лежала небольшая шкатулка поменьше. Бабушкины украшения. Ничего ценного, сережки с полудрагоценными камнями, позолоченная брошь. Вещи, которые никто не носил. Мать давно хотела их сдать в ломбард, но все руки не доходили.
Алена взяла шкатулку. Руки дрожали. Она чувствовала себя воровкой. Но разве это была не ее часть наследства? Разве она не имела права?
На следующее утро, отпросившись с работы под предлогом визита к зубному, она поехала в соседний, более крупный город, где был ювелирный магазин, скупавший золото. Процедура заняла меньше часа. Когда она вышла на улицу, у нее в кошельке лежала пачка купюр. Сумма, которой ей хватило бы на два месяца жизни. Или на один побег.
Она зашла в кассу автовокзала. Сердце колотилось где-то в горле.
— Один билет до Заозерного, — сказала девушка кассирше, и собственный голос показался ей хриплым и чужим.
— Прямого рейса нет, — равнодушно ответила женщина. — До Ключевска, а там пересадка. Выезжайте завтра в шесть утра, в Ключевске ночевка, потом местный автобус.
Алена кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она взяла в окошке билет — два маленьких, невзрачных бумажных талона, которые вдруг показались ей самыми ценными вещами в ее жизни. Они были тяжелее любого золота.
Алёна положила их в самый дальний карман сумки и поехала домой. Весь путь она молчала, глядя в окно маршрутки и не видя ничего. Внутри бушевала буря. Страх, сомнения, стыд и какое-то дикое, щемящее чувство свободы.
Дома ее ждала мать. Лицо Веры Николаевны было темным, как туча.
— Где была? С работы звонили, спрашивали. Говорят, к зубному ушла. А я звоню в поликлинику — тебя там и в помине не было!
Алена остановилась посреди прихожей.Она чувствовала, как по ногам бегут мурашки. Но внутри, в самой глубине, вдруг встал какой-то незнакомый, твердый стержень.
— Я была не у зубного, — тихо, но четко сказала она.
— А где?! — взорвалась мать. — Опять по улицам шлялась или в трубу на звезды пялилась?!
— Нет. Я ездила продавать бабушкины сережки. И купила билет. Я уезжаю.
Наступила мертвая тишина. Вера Николаевна смотрела на дочь так, будто не понимала русского языка.
— Ты... что? — наконец выдавила мать.
— Я уезжаю, мама. Завтра утром. В Заозерный.
— Это… где это?! И зачем?! С кем?! — голос матери взлетел до визга.
— Одна. Я нашла папину карту и я хочу понять, куда она ведет.
— Ты… Ты что, Алёна, с ума сошла? Как это — уезжаю? Ты чокнулась в своей библиотеке или от безделья? Я всегда говорила, что ты закончишь так же, как и он! Что я скажу нашим знакомым, друзьям, соседям? Опозорить меня решила?
Вера Николаевна закатила истерику. Она кричала о безумии, о позоре, о том, что дочь бросает ее одну, о том, что она кончит как ее отец — в нищете и безвестности. Она плакала, упрекала, умоляла.
Алена слушала и впервые за много лет не чувствовала ни вины, ни страха. Она смотрела на мать, на ее искаженное горем и гневом лицо, и понимала: это ее жизнь. Ее единственная жизнь и она не хочет провести ее вот так.
— Я уже все решила, мама, — сказала Алёна, когда мать выдохлась. — Я не знаю, что меня ждет. Может, это и правда ошибка, но если я сейчас не уеду, я никогда себе этого не прощу.
Она повернулась и пошла в свою комнату, чтобы собирать рюкзак. За спиной повисло гробовое молчание. Потом дверь в спальню матери с грохотом захлопнулась.
Алена стояла посреди своей комнаты, глядя на открытый рюкзак. Что взять с собой в путешествие к «созвездиям своей души»? Бельё, теплый свитер, куртку, удобную обувь, дневник отца, хрустальную шкатулку с картой и… все.
Она подошла к окну. Ночь была ясной, и звезды сияли холодным, далеким светом. Это были те же самые звезды, что были изображены на шкатулке и на карте. Она искала их глазами, пытаясь найти знакомые узоры.
«Ищи созвездия своей души».
Завтра она начнет искать. Впервые в жизни она сделает что-то не потому, что «надо», не потому, что «так правильно», а потому, что хочет. Потому, что зовет.
Алена положила рюкзак у кровати, погасила свет и легла. Спать она не могла. Внутри все трепетало от ужаса и предвкушения. Она слышала, как за стеной ворочается мать, и чувствовала тяжесть ее обиды. Но было и другое чувство — странное, новое. Чувство собственного решения и собственного выбора. Первый луч пробился сквозь толщу страхов и условностей. И он был таким ярким, что слепил.
******
Автобус до Ключевска был старым, прожженным солнцем и людьми. Он скрипел на каждой кочке, а из щелей в полу тянуло холодом. Алена сидела у окна, прижав лоб к холодному стеклу, и смотрела на мелькающие за окном леса, болота и редкие деревеньки. Два дня пути. Две ночи в дешевых гостиницах на полпути, где пахло щами и старостью, и где она лежала, не смыкая глаз, прислушиваясь к каждому шороху за тонкой стенкой.
Страх не отпускал ее ни на секунду. Он был верным спутником, холодным камнем в животе. Что она делает? Куда едет? Мамин голос, полный укоризны и ярости, звучал в голове, заглушая шум мотора. «Вернись! Одумайся! Все это безумие!»
Но когда она закрывала глаза, то видела спокойные глаза Матвея и слышала его слова о мысе Горн. И тогда Алена сжимала в кармане пальто маленькую, твердую хрустальную шкатулку, словно пытаясь впитать ее холодную уверенность.
Наконец, после долгой тряской дороги на местном раздолбанном автобусе, который шел уже только до Заозерного, она увидела впереди полоску серебристого света и почувствовала новый, непривычный запах — соленый, свежий, бесконечно просторный. Море.
Заозерный оказался не городом и даже не поселком в привычном понимании. Это была горстка деревянных домов, разбросанных по склону холма над узкой бухтой. Дома были почерневшими от влаги и ветра, с покосившимися ставнями и дымом из труб. В воздухе висели крики чаек, запах водорослей и свежего улова. Воздух был настолько чистым, что им почти больно было дышать.
Алена вышла на единственной остановке — у старого причала, из которого торчали, как сломанные зубы, прогнившие сваи. Ветер тут же рванул ей навстречу, пытаясь сорвать капюшон и вырвать из рук рюкзак. Девушка постояла минуту, растерянная, глядя на это суровое, но безумно красивое место. Что теперь? У нее был адрес, смутно намеченный по карте и старым записям отца. Дом некоего Степана, рыбака. Но что за человек этот Степан, и жив ли он еще?
Алена зашла в единственный продуктовый магазин — маленькую комнатушку с полупустыми полками.
— Здравствуйте, — обратилась она к пожилой женщине за прилавком. — Не подскажете, как найти Степана? Рыбака Степана?
Женщина посмотрела на нее с нескрываемым любопытством.
— Степана? А Вам он зачем?
— Мне... я от его старого знакомого. Письмо передать, — солгала Алена, чувствуя, как краснеет.
— Так... Ну, Степан-то в море. Дня через три вернется, если погода позволит. А вам где остановиться-то?
Вопрос повис в воздухе. Алена не думала об этом. Она в панике смотрела на женщину. Три дня? Где ей жить три дня?
— Не знаю, — растерянно прошептала она.
— Гостиницы у нас нет, — женщина покачала головой. — Спросите у Лидии Ивановны. Она вон в том голубом домике на взгорье живет. У нее комната свободная бывает, сдает приезжим. Художникам разным. Она сама по глине всякой... руки золотые.
Поблагодарив, Алена побрела по указанному направлению. Домик и правда был голубым, выцветшим от солнца и ветра, но ухоженным. На крыльце сидела кошка и умывалась. Алена, собравшись с духом, постучала.
«Секретики» канала.
Рекомендую прочесть