Когда в нашу деревню приехали городские бизнесмены и открыли цех по переработке молока, никто сначала не поверил. Мол, поработают полгода и уедут. Но когда объявили зарплату — такую, какую даже в районном центре не всегда дают — народ повалил устраиваться толпой.
Оксана тоже пошла. Жила она с бабушкой вдвоём, денег вечно не хватало, а тут такая возможность. Девушка она была тихая, работящая, не из тех, кто языком мелет без дела. Бабушка Зинаида Степановна воспитала её одна — мать, говорила, при родах не выжила, а отца и знать не знали. Оксана особо не расспрашивала, привыкла к такой жизни. Бабуля заменила ей всех.
На цехе работа шла нормально. Смена с утра до обеда, девчонки в бригаде попались разные. Кто помоложе — те потише, кто постарше — те и командовали. Особенно Павловна. Женщина грузная, громогласная, работала там чуть ли не с самого открытия и считала себя главной. Рядом с ней всегда крутилась ещё одна, Люська, помельче ростом, но язык не менее острый. И охранник Серёга — парень лет тридцати, с наглыми глазами и вечной ухмылкой.
Первый месяц Оксана просто работала. Смотрела, слушала, привыкала. А потом начала замечать странности. То упаковки с продукцией как-то незаметно исчезают. То в конце смены не сходится количество. То кто-то из склада выносит коробки, а охрана будто слепая.
Однажды Оксана задержалась после смены — доделывала партию йогурта. И увидела, как Павловна с Люськой грузят в сумки пакеты с творогом. Серёга стоял рядом и покуривал, как ни в чём не бывало.
Оксана тогда не стала ничего говорить. Но на следующий день, когда они снова начали своё, не выдержала.
— Вы что творите? Это же воровство. Потом с нас всех вычтут, не только с вас.
Павловна обернулась, как ужаленная.
— Ты чего, девка, умничаешь? Тебя не спрашивали!
— Я просто говорю, что так нельзя. Если начальство узнает...
— Начальство! — Люська хмыкнула. — Слышь, Павловна, у нас тут правдолюбка объявилась.
Павловна подошла ближе, нависла над Оксаной. Та была на голову ниже.
— Слушай меня внимательно, умница. Ты сюда пришла работать — вот и работай. В чужие дела не лезь. Никто ничего ни с кого не вычтет, а вот если будешь язык чесать — получишь так, что мало не покажется. Поняла?
Оксана сглотнула, но всё равно выдавила:
— Воровать всё равно нехорошо.
— Ах, нехорошо! — Люська скрестила руки на груди. — Может, тебе ещё и без работы легко будет? Или думаешь, на одну пенсию с бабкой нарядно проживёте?
Серёга усмехнулся.
— Девчонка, не умничай. Здесь все свои люди. Не твоего ума дело.
Оксана тогда ушла, но домой пришла расстроенная. Рассказала бабушке. Зинаида Степановна долго молчала, гладила внучку по голове.
— Оксаночка, слушай меня. Сейчас такое время, что каждый только о себе думает. Я не думала, что скажу тебе это когда-нибудь, но... не связывайся с ними. Работай тихо, не попадайся на глаза. А то ещё что-нибудь подстроят.
— Бабуль, неужели они на такое способны?
— Люди на многое способны, когда дело касается денег.
Прошло дня три. Оксана старалась держаться в стороне от этой троицы. Но вечером, когда проходила мимо большого чана с йогуртом, услышала крик:
— Стоять! Ты что наделала?!
Серёга схватил её за руку.
— Я ничего не делала! Просто мимо шла!
— Как же, мимо! Я всё видел — ты что-то в чан бросила!
— Это неправда!
Но чан действительно был испорчен. Какая-то химия попала внутрь, вся партия насмарку. Охранник волок Оксану к кабинету директора, а она понимала — подстроили. Отомстили за то, что рот открыла.
В кабинете сидел Виктор Сергеевич. Мужчина лет сорока пяти, с усталым лицом и грустными глазами. Оксана видела его всего пару раз — он редко появлялся в цехах.
— Присаживайтесь, — кивнул он. — Объясните, пожалуйста, зачем вы испортили продукцию? Вы понимаете, какой это убыток?
— Я ничего не портила, — Оксана подняла голову. — Я даже не прикасалась к чану.
— Охранник утверждает обратное.
— А охранник самворует! Вместе с Павловной и Люськой! Они меня подставили, потому что я им сказала, что пойду к вам, если ещё раз увижу!
Виктор Сергеевич покачал головой.
— У меня есть свидетель. Я вынужден вычесть убытки из вашей зарплаты. К сожалению, её не хватит, но долги на вас вешать не буду. Можете идти.
Он снова склонился над бумагами. Оксана стояла, и вдруг что-то внутри неё оборвалось. Она заговорила — быстро, сбивчиво, захлёбываясь. Рассказала всё подряд — про воровство, про угрозы, про то, что её специально подставили. Говорила и говорила, пока не выдохлась. Потом развернулась и выбежала из кабинета. Слёзы уже душили, хотелось только одного — добраться до дома, до бабушки.
Она даже не услышала, как директор окликнул её.
А Виктор Сергеевич остался сидеть за столом и думать. Девчонка говорила очень убедительно. И он сам давно подозревал, что на предприятии не всё чисто — слишком много мелких недостач. Только понять не мог, как это возможно при такой охране.
Теперь всё встало на свои места.
Он взял телефон и набрал номер фирмы, которая занималась установкой камер видеонаблюдения.
— Добрый вечер. Мне нужно поставить систему наблюдения. Да, по всем цехам и складам. Есть одна просьба — можно ли установить всё за одну ночь? Оплачу дополнительно, сколько скажете.
Через неделю по предприятию пошёл слух — завтра общий сбор. Все работники, все смены. Такого ещё не бывало. Люди переглядывались, гадали — что случилось?
А Оксана в это время сидела дома и не знала, что делать дальше. Три дня назад не стало бабушки. Сердце подвело — резко, внезапно. Врачи говорили, что в таком возрасте бывает. Оксана осталась совсем одна. Без работы, без близких. Решила, что продаст дом и уедет. Что ей тут больше делать?
После похорон соседки сидели на лавочке у ворот. Оксана вышла попрощаться, услышала обрывок разговора:
— Так и ушла Зинаида, ничего девчонке не рассказав.
— А что рассказывать? Сама-то ничего толком не знала.
— Может, и правильно. Зачем ворошить прошлое?
Оксана хотела спросить, о чём речь, но женщины уже расходились.
На следующий день она решила перебрать бабушкины вещи. Вдруг найдётся что-то важное. Бабуля была аккуратная, всё хранила, всё записывала. Где-то должны быть её старые тетради.
К вечеру Оксана нашла стопку толстых общих тетрадей в бабушкином комоде. Села на диван, заварила чай.
— Прости, бабуль, но мне нужно понять, о чём говорили те женщины.
Сначала было интересно. Бабушка писала мелким почерком про свою молодость, про любовь, про замужество. Про то, как родилась дочка Лена. Оксана улыбалась, читая эти записи.
А потом наткнулась на страницу, где речь шла о том, что дочь и муж погибли на переправе. Лодка перевернулась, их не смогли спасти.
Оксана замерла. Бабушка всегда говорила, что мать при родах не выжила. И даты не сходились — дочь ушла из жизни за два года до рождения Оксаны.
Она лихорадочно листала дальше. Может, была ещё одна дочь? Может, что-то не так поняла?
Но нет.
Ещё через час Оксана дочитала до конца. Руки дрожали, в горле пересохло.
Она узнала правду. Страшную, невероятную правду.
Она не была родной внучкой Зинаиды Степановны.
Её принесла чужая женщина. Поздно вечером, в истерике, почти без сознания. Говорила сбивчиво, что избавила сына от ребёнка какой-то деревенской девки, что теперь он точно бросит эту дрянь и женится на нормальной. Бабушка испугалась, дала ей валерьянки, уложила спать.
А утром женщина исчезла.
Через два дня её нашли у реки. Сердце не выдержало — сама себя загнала нервами и психами.
Женщину опознали. У её сына действительно пропал маленький ребёнок. Зинаида Степановна каждый день ждала, что придут за девочкой. Но никто не пришёл. Что-то случилось — жена сына сошла с ума после всего этого, попала в больницу. А потом её увезли в город, и следы оборвались.
Самое страшное было в конце. Последняя запись, сделанная незадолго до смерти:
«Не знаю, как сказать Оксане. Сегодня видела в магазине объявление — тот самый завод ищет работников. Владелец — Виктор Сергеевич Громов. Я помню эту фамилию. Это сын той женщины. Выходит, Оксана устроилась работать к родному отцу, а он даже не знает, кто она. Как мне сказать ей правду? Боюсь, что не хватит духу».
Оксана не заметила, как уснула прямо на диване, обнимая тетради.
Утром её разбудил стук в дверь. Она открыла, не сразу соображая, кто это может быть.
На пороге стояли Виктор Сергеевич и женщина рядом с ним. Высокая, худая, с большими глазами. Красивая, несмотря на болезненную бледность.
— Здравствуйте, Оксана, — мягко сказала женщина. — Мы знаем, что у вас горе. Примите наши соболезнования. Я Лариса Михайловна, жена Виктора Сергеевича. Нам очень нужно с вами поговорить.
Оксана молча пропустила их в дом. Голова гудела, мысли путались. Она поставила чайник, достала чашки.
— Оксана, — начал Виктор Сергеевич, — я хочу извиниться перед вами. После того как вы ушли, я установил камеры по всему предприятию. И увидел всё. Вы были правы. Я уволил всех, кто воровал. И хочу вернуть вас на работу. На более достойную должность, с хорошей зарплатой.
Лариса Михайловна добавила:
— Муж рассказал мне, какая вы смелая. Не каждый решится пойти против всех.
Оксана смотрела на них и молчала. Потом вдруг спросила:
— А почему вы не искали вашу дочь?
Повисла тишина.
— Простите, что? — Виктор Сергеевич не понял.
— Почему вы не искали вашу пропавшую дочь?
Они переглянулись. Лариса Михайловна побледнела ещё больше.
— Потому что нам сказали, что она... не выжила. Её нашли спустя два года.
— Вы сами видели?
— Нет, — тихо ответила женщина. — Я не могла. Меня тогда увезли в больницу. Я... я была не в себе после всего.
Оксана повернулась к Виктору Сергеевичу.
— Значит, вы видели?
Он молчал. Лицо побелело.
— Игорь, — позвала жена, — что происходит?
— Он не видел, — сказала Оксана. — Потому что никого не было. Он придумал это, чтобы вы успокоились.
— Откуда ты это знаешь? — прошептал Виктор Сергеевич.
Оксана взяла одну из тетрадей, открыла на нужной странице.
— Здесь всё написано. Вашу мать звали Надежда Ивановна Громова. Она принесла меня к моей... к Зинаиде Степановне. И сказала, что избавила вас от ребёнка деревенской девчонки.
Лариса Михайловна вскрикнула, схватилась за стол.
— Это правда? — она смотрела на мужа широко открытыми глазами. — Ты придумал, что нашу дочь... Боже мой...
Виктор Сергеевич опустил голову.
— Ты сходила с ума. Врачи говорили, что ты можешь не выжить. Найти трёхлетнего ребёнка спустя два года... это было нереально. Я хотел, чтобы ты хоть немного успокоилась. Прости меня. Я просто не знал, что делать. У меня не было сил смотреть, как ты угасаешь.
Лариса Михайловна взяла тетрадь, пробежала глазами по строчкам. Потом медленно подняла взгляд на Оксану.
— Получается... ты...
— Получается, да, — Оксана кивнула.
Женщина встала, сделала шаг к ней. Протянула руку, коснулась её щеки.
— Господи. Моя девочка. Ты же моя девочка.
И заплакала. Тихо, беззвучно.
Оксана стояла и не знала, что делать. Обнять её? Отстраниться? Сердце билось так, что готово было выпрыгнуть.
А потом просто шагнула вперёд и прижалась к матери.
Прошло почти два года с того дня.
Оксана переехала жить к родителям. Дом бабушки продали — она не могла там оставаться, слишком много воспоминаний. Виктор Сергеевич и Лариса Михайловна окружили её заботой. Может, даже чрезмерной — они словно пытались наверстать все потерянные годы разом.
Оксана вернулась на завод. Уже не простой работницей, а помощницей отца. Училась управлению, вникала в дела. Ей это нравилось.
Иногда она приходила на могилу Зинаиды Степановны. Приносила цветы, садилась на лавочку рядом.
— Спасибо тебе, бабуль, — шептала. — За всё. За то, что не бросила меня тогда. За то, что любила как родную. Я знаю, ты хотела рассказать. Просто не успела.
Как-то мама спросила её:
— Ты нас простила?
Оксана улыбнулась.
— За что прощать? Вы не виноваты. Вы сами пострадали. И потом... У меня было счастливое детство. Бабуля очень меня любила.
— Но мы потеряли столько лет...
— Зато мы нашлись. Это ведь главное, правда?
Лариса Михайловна обняла её.
— Да. Главное, что теперь мы вместе.
А Оксана думала о том, как странно всё складывается в жизни. Если бы она тогда промолчала, не пошла против воровства — её бы не уволили. Не было бы того разговора с директором. Он не стал бы устанавливать камеры, не пригласил бы её вернуться. И они бы так и не узнали правду.
Получается, что её упрямство и нежелание молчать привели к тому, что семья воссоединилась.
Жизнь правда умеет расставлять всё по своим местам. Только иногда ей нужно немного помочь. Не молчать, когда видишь несправедливость. Не бояться идти против всех, если знаешь, что прав.
Конечно, это может дорого обойтись. Но иногда правда стоит любых потерь.
*****
А как бы вы поступили на месте Оксаны — промолчали бы ради спокойствия или всё равно сказали правду? И верите ли вы в то, что жизнь сама всё расставляет по местам? Поделитесь в комментариях — очень интересно узнать ваше мнение!
*****
Спасибо, что провели это время со мной 🌸
Если вам откликнулась история — подпишитесь, и мы не потеряем друг друга ❤️
📚 А в моих других рассказах есть ещё многое, что стоит пережить вместе: