Найти в Дзене

Родственник требует участия в ремонте

— Я не приеду, дядя Петя. Три слова, произнесённые тихим, но на удивление твёрдым голосом, повисли в оглушительной тишине пятничного вечера. Они были похожи на камни, брошенные в гладкую поверхность пруда, от которых пошли уродливые, расходящиеся круги. На том конце провода, в своей гулкой, пустой квартире, дядя Петя замолчал. Вика почти физически ощущала его изумление, перерастающее в праведный гнев. — Что значит «не приедешь»? — наконец прорычал он. — Вика, я не понял. У меня завтра доставка обоев! Я взял двадцать три рулона, нужно выбрать рисунок! Без тебя я не разберусь! — Разберёшься, — так же ровно ответила она. Виктория сидела на краешке дивана, не сняв уличной обуви, всё ещё чувствуя в ногах гул полуторачасовой поездки в набитой электричке. За окном сгущались сумерки, а в квартире было темно, она даже не включила свет. — Выбери те, которые с мелким цветочком. Они самые нейтральные. — Мне не нужно «нейтральные»! Мне нужно, чтобы ты приехала и посмотрела своим женским глазом! — в
Оглавление
© Copyright 2025 Свидетельство о публикации
КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!
© Copyright 2025 Свидетельство о публикации КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!

— Я не приеду, дядя Петя.

Три слова, произнесённые тихим, но на удивление твёрдым голосом, повисли в оглушительной тишине пятничного вечера. Они были похожи на камни, брошенные в гладкую поверхность пруда, от которых пошли уродливые, расходящиеся круги.

На том конце провода, в своей гулкой, пустой квартире, дядя Петя замолчал. Вика почти физически ощущала его изумление, перерастающее в праведный гнев.

— Что значит «не приедешь»? — наконец прорычал он. — Вика, я не понял. У меня завтра доставка обоев! Я взял двадцать три рулона, нужно выбрать рисунок! Без тебя я не разберусь!

— Разберёшься, — так же ровно ответила она.

Виктория сидела на краешке дивана, не сняв уличной обуви, всё ещё чувствуя в ногах гул полуторачасовой поездки в набитой электричке. За окном сгущались сумерки, а в квартире было темно, она даже не включила свет.

— Выбери те, которые с мелким цветочком. Они самые нейтральные.

— Мне не нужно «нейтральные»! Мне нужно, чтобы ты приехала и посмотрела своим женским глазом! — в голосе дяди зазвучали повелительные нотки. — Тётя Лена бы за пять минут решила! А ты!..

Вика закрыла глаза. Удар был нанесён точно, как всегда. Манипуляция памятью о его покойной жене, её любимой тёте, была козырным тузом дяди Пети. Раньше это работало безотказно. Но не сегодня.

— Тётя Лена не тратила бы три часа на дорогу в один конец после шестидневной рабочей недели, чтобы посмотреть на обои. И я больше не буду. Я очень устала. Мне нужны выходные.

— Устала она! — взорвался он. — А я не устал в свои шестьдесят пять лет эту квартиру в божеский вид приводить? Для кого, я тебя спрашиваю? Для себя, что ли? Чтобы вы потом приходили в красивый, уютный дом! А ты мне про усталость! Да я сейчас твоей матери позвоню, пусть она тебе объяснит, что такое семейный долг! Я всем расскажу, какой чёрствой ты стала!

— Звони, — сказала Вика и нажала на кнопку отбоя.

Она сидела в темноте, слушая тишину. Телефон в руке вибрировал — дядя Петя перезванивал. Раз, другой, третий.

Потом зазвонил телефон матери. Вика не ответила. Она знала, что сейчас начнётся. Шквал звонков от всех родственников, которым дядя успеет пожаловаться. Упрёки, увещевания, обвинения.

Она откинула голову на спинку дивана, чувствуя, как по щеке медленно ползёт слеза. Это была не слеза обиды или жалости к себе. Это была слеза чудовищной, накопленной за последние два месяца усталости. Усталости, которая началась с одного-единственного, вроде бы невинного, звонка…

***

Два месяца назад дядя Петя затеял ремонт. Глобальный. Первый за тридцать лет, прошедшие со дня постройки дома.

Он решил превратить свою старую, заставленную тёмной полированной мебелью «двушку» в современную, светлую студию. Идея была амбициозной и, как оказалось, требовала не только мужской силы, но и, по мнению дяди, постоянного женского присутствия.

— Викуся, привет! — раздался в её телефоне его бодрый голос. — У меня к тебе дело государственной важности! Ремонт начал, а я в этом ничего не понимаю. Плитка, ламинат, цвета какие-то… Голова кругом! Нужен твой совет, твой тонкий вкус. У тебя же глаз как у тёти Лены, намётанный. Приезжай в субботу, а? Поможешь мне плитку для ванной выбрать.

Вика работала главным агрономом в большом ботаническом саду, расположенном в сорока километрах от города. Её работа была её страстью. Она знала по именам сотни растений, могла по одному листку определить болезнь, создавала новые гибриды роз.

Но эта работа требовала полной отдачи. Она уезжала из дома затемно и возвращалась, когда город уже зажигал огни. Единственными днями, когда она могла выспаться, заняться своим маленьким садиком на балконе и просто пожить для себя, были выходные.

Но отказать дяде она не смогла. Он был старшим в их роду, братом покойной матери. После смерти тёти Лены он стал немного потерянным, и вся семья старалась окружить его заботой.

— Конечно, дядь Петь, приеду, — вздохнула она.

Первая поездка превратилась в пытку.

Она потратила полтора часа на дорогу, чтобы приехать в разгромленную, пахнущую пылью и бетоном квартиру. Дядя Петя с гордостью продемонстрировал ей каталог с плиткой. Они три часа спорили о достоинствах матовой перед глянцевой и выбирали между «морской волной» и «небесной лазурью».

Вика, измученная и голодная, наконец, ткнула пальцем в спокойный бежевый вариант. Дядя согласился. А через неделю она узнала, что он купил ярко-синюю плитку с дельфинами, которую ему «посоветовал продавец».

Её мнение оказалось не нужным. Но её присутствие — обязательным.

***

И это стало системой.

Каждую субботу, а иногда и воскресенье, Вика должна была ехать к дяде. Она выбирала обои, которые он потом не покупал. Советовала цвет краски для потолка, но он красил в обычный белый. Помогала расставлять воображаемую мебель на плане, который он на следующий день перечерчивал.

Он не слушал её советов. Ему нужен был не совет. Ему нужен был зритель, свидетель его бурной деятельности, бесплатное приложение к его ремонту, которое должно было кивать, одобрять и восхищаться. А главное — заполнять его одиночество.

Она приезжала домой выжатая как лимон, без сил даже разобрать сумку. Её балконный садик начал хиреть без ухода. Она не виделась с подругами. Её жизнь превратилась в бесконечный цикл «работа — электричка — ремонт у дяди — электричка — сон».

Она пыталась робко возражать.

— Дядь Петь, может, я не приеду в эту субботу? Устала очень.

— Как это не приедешь? — искренне изумлялся он. — А кто мне поможет с розетками разобраться? Куда их лучше выводить? Это же женское дело, вы лучше знаете, где вам фен удобнее включать!

Доводы о том, что она не собирается жить в его квартире и пользоваться его феном, не действовали. Любой её отказ воспринимался как личное оскорбление, как предательство семейных ценностей. Он тут же начинал обзванивать родню, жалуясь на её черствость.

— Вика, мне звонил дядя Петя, — раздавался в трубке голос её двоюродной сестры. — Он так обижен. Говорит, ты совсем про него забыла. Ну съезди, что тебе стоит? Старый человек, ему внимание нужно.

Вика чувствовала себя загнанной в ловушку. С одной стороны — собственная жизнь, которая утекала сквозь пальцы, с другой — гранитная стена семейного долга и общественного мнения.

Последней каплей стала прошлая неделя.

Она приехала к дяде, чтобы помочь выбрать люстру. Они провели четыре часа в огромном гипермаркете. Она нашла изящную, легкую люстру в стиле прованс, которая идеально вписалась бы в его будущий светлый интерьер.

Дядя долго цокал языком, соглашался, но в итоге купил тяжёлую, помпезную конструкцию из фальшивого хрусталя, потому что на неё была скидка.

По дороге домой, в душной, качающейся электричке, Вика смотрела в тёмное окно на пролетающие мимо огни и впервые за долгое время заплакала. От бессилия, от усталости, от бессмысленности своих жертв. И тогда она приняла решение…

***

Телефон, вибрировавший от яростных звонков, наконец замолчал к полуночи.

Вика не спала. Она сидела в темноте, а перед глазами стояло лицо дяди Пети — не злое, а растерянное, каким она видела его на похоронах тети Лены. Чувство правоты, такое ясное и твердое еще несколько часов назад, начало крошиться, уступая место ноющей тревоге.

Она боролась не с тираном, а с отчаянно одиноким стариком. Эта мысль не приносила облегчения, а лишь добавляла горечи.

Субботнее утро не принесло радости. Вика механически полила свои цветы, но даже вид долгожданных выходных не радовал. Ощущение, что она поступила правильно, но жестоко, не отпускало.

Около полудня раздался звонок. Это была ее мать. Вика приготовилась к упрекам, но голос матери был усталым и встревоженным.

— Вика, я не буду тебя ругать. Я понимаю, ты устала. Но дядя Петя не отвечает на звонки. Вообще. Я звоню ему с утра, и тишина. У меня плохое предчувствие. Съезди, пожалуйста. Просто проверь, все ли с ним в порядке. Открой дверь своим ключом.

Холодок пробежал по спине. Отбросив все свои обиды, Вика быстро собралась и через полтора часа уже стояла перед дядиной дверью. Она позвонила — тишина. Внутри все сжалось. Она вставила свой ключ в замок, повернула, и дверь со скрипом открылась.

Квартира встретила её запахом пыли и оглушительной тишиной. В коридоре были разбросаны инструменты. Вика прошла в комнату. Дядя Петя сидел в старом кресле спиной к двери, ссутулившись. Он не обернулся.

— Ты же сказала, что не приедешь, — глухо произнес он.

— Мама волновалась. Ты не отвечал, — тихо сказала Вика, подходя ближе.

Она обошла кресло и замерла. Никакого ремонта не было. Рулоны с обоями, которые якобы доставили, сиротливо стояли в углу. Пол был нетронут.

На столике перед дядей лежала раскрытая коробка из-под обуви, полная старых, выцветших фотографий. Он держал в руках снимок, на котором молодая тетя Лена смеялась, щурясь от солнца.

— Я не могу, Вика, — сказал он, не поднимая головы. Голос его дрожал. — Я не могу делать этот ремонт. Я все это затеял, чтобы… чтобы шуметь. Чтобы не было так тихо. Лена всегда что-то делала, переставляла, ругалась на меня, что я не там гвоздь забил. А теперь… тишина.

Я хожу по этим комнатам, и она съедает меня. Я звал тебя не для того, чтобы ты обои выбирала. А чтобы ты просто была тут. Говорила. Спорила. Чтобы хоть кто-то был.

Вика молча опустилась на пол рядом с его креслом. Вся её накопившаяся злость, вся усталость и обида испарились в один миг, оставив после себя лишь огромное, всепоглощающее сочувствие. Она смотрела на его трясущиеся плечи и понимала, что её война за личные границы была битвой с призраками его прошлого.

Она не стала ничего говорить про ремонт. Она просто взяла из коробки фотографию.

— А это где? — тихо спросила она, показывая снимок, где они все вместе стояли на фоне моря.

Дядя Петя поднял на нее заплаканные глаза. И он начал рассказывать. Они просидели так до самого вечера, перебирая старые снимки, вспоминая тетю Лену, их общие поездки, смешные и грустные моменты. Ремонт был забыт. Впервые за много месяцев они говорили не о плитке и розетках, а о жизни.

Уезжая поздно вечером, Вика чувствовала не усталость, а странное умиротворение. Она не отвоевала свои выходные. Она поделилась одним из них, но не с ремонтом, а с человеком.

И это оказалось совсем другим делом. Она поняла, что семейный долг — это не про обои и люстры. Это про то, чтобы иногда просто сесть рядом и помочь человеку пережить тишину.

_____________________________

Подписывайтесь и читайте ещё интересные истории:

© Copyright 2025 Свидетельство о публикации

КОПИРОВАНИЕ И ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ТЕКСТА БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ АВТОРА ЗАПРЕЩЕНО!

Поддержать канал