Всё началось с двойки по физике. У нас была контрольная по «силе трения», а я вместо подготовки к контрольной, дома читал про пиратов Карибского моря и представлял, как их корабли, скрипя бортами, сцепляются для абордажа. Какая уж тут сила трения!
В общем, написал я, что если хорошо натереть палубу мылом, то абордаж пройдёт веселее и быстрее. Учительница, к сожалению, мою гениальную догадку не оценила и нарисовала мне в дневнике жирную пару.
А вечером папа, как всегда, спросил у меня:
— Ну что, адмирал, какие новости на фронте знаний?
Я протянул ему дневник, чувствуя, как у меня холодеют пальцы, а по спине бегут мурашки.
Папа посмотрел на оценку, потом на меня, и вынес приговор:
— Понятно. Значит, похода с ночёвкой в субботу у нас не будет. Будем разбираться с этой самой силой трения.
У меня внутри всё перевернулось. Поход! Я же неделю к нему готовился, карту нарисовал, секретные знаки придумали, банку тушёнки из кладовки стащил! И все планы — коту под хвост!
— Это несправедливо! — выкрикнул я, и голос мой задрожал от обиды.
— Справедливо, — твёрдо сказал папа. — Учёба — это твоя работа. А работать нужно ответственно!
И тут в моей голове родился план мести. Я решил объявить бойкот и решил сделать себя невидимым. Я представлял, что я — супергерой, который может становиться прозрачным.
С утра я не сказал папе «доброе утро». Я молча сел за стол, молча съел кашу, молча взял рюкзак и ушёл в школу. Это был мой первый удар невидимости.
Сначала было даже весело. Я чувствовал себя тайным агентом, который ведёт опасную игру. Папа очень удивился, когда я не откликнулся на его вопрос о погоде. Он посмотрел на меня, но я сделал вид, что очень внимательно разглядываю узор на обоях. Мама покачала головой и прошептала: «Максимка, ну хватит дуться». Но я был непреклонен.
Но к вечеру моя невидимость начала давать сбои. Папа пришёл с работы и стал рассказывать маме про своего начальника, дядю Лёшу, который на совещании сел на свой бутерброд. Папа рассказывал это так смешно, он размахивал руками и изображал испуганное лицо дяди Лёши... В этот момент, у меня внутри всё завизжало от смеха. Я закусил губу до боли, чтобы не рассмеяться, и уткнулся в учебник, но буквы прыгали перед глазами. Моя невидимость треснула.
После ужина папа включил телевизор. Там шёл наш с ним любимый фильм — «Д’Артаньян и три мушкетёра»! Мы его смотрели вместе уже сто раз, и всегда, в самый ответственный момент, когда кардинал Ришелье строил козни, папа подмигивал мне и говорил: «Держись, гасконец, сейчас наш выход!». А я кричал: «Один за всех, и все за одного!»
И вот фильм начался. Зазвучала знакомая музыка. Папа сидел в своём кресле, а я на диване. Я сидел, сжавшись в комок, и изо всех сил старался не смотреть на экран, но это было невыносимо. Каждая шутка Портоса, каждая уловка Арамиса тянули меня к экрану, как магнитом. Моя невидимость стала пыткой. Она душила меня самого.
И вот, когда на экране д’Артаньян вызвал на дуэль всех трёх мушкетёров, папа обернулся к маме, которая вязала в углу, и тихо, так тихо, что я еле расслышал, сказал:
— Ладно, сдаюсь. Пойду-ка я эту самую силу трения с нашим физиком разберу... А то мы с ним как два айсберга в тумане — вроде рядом, а не видно друг друга.
Он сказал это не сердитым, а каким-то усталым, грустным голосом. И в этом голосе было столько любви и заботы, что во мне что-то оборвалось. Вся моя обида рухнула в одну секунду. Горячие слёзы хлынули у меня из глаз сами, против моей воли. Я не мог их сдержать. Я разрыдался так, что затрясся весь диван.
Папа тут же подошёл, сел рядом и обнял меня.
— Ну что ты, что ты, мушкетёр... — сказал он, похлопывая меня по спине.
— Я... я дурак! — всхлипывал я, уткнувшись лицом в его плечо. — Я не хотел... Мне просто так обидно было!
— Понимаю, — сказал папа. — Но вот смотри, что вышло. Ты на меня дулся, а страдал от этого больше всех. Молчание — это не оружие, сынок. Оно не бьёт в другого, оно строит стену вокруг тебя самого. А в семье стен не должно быть. Понял?
Я кивнул, вытирая лицо рукавом. Понял. Оказалось, моя «невидимая сила» больнее всего ударила по мне.
Мир был восстановлен, и под крики с экрана мы с папой снова стали одной командой.
И я понял, что молчание и обида — это слабость, которая лишь притворяется силой. А настоящая сила — это найти в себе смелость, сказать первым: «Давай помиримся».
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ скорее на мой канал, а то всё самое интересное пролетит, как тот мой воздушный шарик!
А ещё...Вы можете ЛАЙКНУТЬ! Я один раз ткнул пальцем в экран от радости, а папа сказал: «Вот это да! Этот лайк каналу — как мотор ракете! Помог развитию!». Вот так-то!
