Олимпия не помнила момента смерти. Был только резкий, оглушающий удар, запах жжёной резины, металла и асфальта, а затем — тишина. Не та тишина, что бывает ночью в квартире, а абсолютное, всепоглощающее Ничто, которое внезапно сменилось прохладным, влажным сумраком.
Она стояла на берегу. Вода была угольно-чёрной, неподвижной и пахла древней тоской. Над головой висело тусклое, беззвёздное небо.
— Елисейские поля, — прошептала Олимпия, и её дух, казалось, наполнился радостью.
Всю свою сознательную жизнь, начиная с того момента, как отец подарил ей потрепанный томик «Мифов Древней Греции», она жила этим. Она знала наизусть генеалогию олимпийцев, могла отличить нимфу от дриады и всегда мечтала о последнем покое в садах Элизиума, а не о вечных муках Тартара.
Но перед ней стоял Он.
Харон.
Он выглядел в точности как на иллюстрациях в её старой книге: бородатый, суровый, в грязном хитоне, с веслом, которое казалось тяжелее, чем сама река Ахерон.
— Переправа, — прохрипел Харон, его голос был похож на скрежет камней.
Олимпия расплылась в улыбке.
— Да, пожалуйста! Я готова. Куда мне идти?
Харон медленно обвёл её призрачную фигуру взглядом, который пронизывал до самой сути.
— Плата, — потребовал он.
Олимпия моргнула.
— Плата? За что? Я же мертва. Разве это не… бесплатно?
Харон издал звук, который мог бы быть смехом, если бы смех на том свете не был запрещён законом.
— Мертва. Но не бедна. Монеты. Две, чтобы пересечь Ахерон.
Олимпия похлопала себя по призрачным карманам. Пусто. Её тело, лежащее где-то в морге, было лишено всего, кроме больничной ночнушки.
— Но… у меня их нет! Я не знала! Мне казалось, это… метафора! — её голос дрогнул, и радость Элизиума сменилась паникой.
— Метафоры не оплатят вёсла, — отрезал Харон. Он указал веслом на чёрную воду. - Следующий. У меня нет времени на пустые разговоры с теми, кто не готов перейти на ту сторону.
Олимпия попыталась ухватить его за рукав, но рука прошла сквозь ткань. Девушка начала умолять, рассказывала ему о своих заслугах, о том, как она изучала Плутарха, как мечтала встретить Орфея. Она даже пообещала спеть ему самую красивую песню, которую когда-либо слышала, — ту, что пели сирены.
Харон оставался каменным. Он махнул рукой, и следующая волна неприкаянных душ, молчаливых и готовых платить, начала подходить к лодке.
— Нет! Я не уйду! Я хочу на Елисейские поля! Мне нельзя в Тартар, я не была злодейкой, я просто плохо водила машину! — кричала Олимпия, но её голос тонул в гуле прибывающих мертвецов.
Харон, раздражённый, просто оттолкнул её веслом. Это не причинило боли, но отбросило обратно на берег. Лодка отчалила, увозя толпу оплативших проезд.
Олимпия осталась одна, в полном отчаянии. Она была призраком-неудачником. Её душа, воспитанная на античных идеалах, оказалась заперта между мирами из-за отсутствия мелочи.
— Это просто издевательство! — взвыла она.
И тут, без предупреждения, пейзаж вокруг неё задрожал. Чёрная вода сменилась залитым солнцем, но всё равно странно пустынным пейзажем. Она почувствовала знакомый привкус пыли и выхлопных газов.
Она вернулась.
Земля встретила Олимпию странным, но знакомым ощущением. Она была призраком, но теперь это был неприкаянный, недовольный дух, застрявший на планете, потому что перевозчик отказал в услуге.
Она нашла своё тело быстро. Оно лежало в прохладной, мрачной комнате, окружённое скорбящими родственниками. Её мать рыдала, отец выглядел поглощённым горем, а тётя Агата подозрительно оглядывалась, словно ощущая её присутствие.
Олимпия попыталась обнять мать, но та лишь поёжилась, словно от сквозняка.
— Как я вернулась? Почему? — думала Олимпия, пытаясь разобраться в новом, невыносимо обидном статусе.
Она провела два дня, наблюдая за подготовкой к похоронам, пытаясь общаться с родными, которые игнорировали её как невидимую и неважную.
Затем она решила осмотреть место своего захоронения. Кладбище, утопавшее в осенней листве, казалось тихим и умиротворяющим, но Олимпии было здесь неуютно. Каждый надгробный камень шептал о бренности бытия, о неизбежности забвения. Она бродила среди могил, читала имена и даты, и в её призрачном сознании нарастала тревога.
Сокрушаясь о том, что ей делать, Олимпия пыталась понять, что теперь её ждет. Переход? Покой? Или вечное скитание в этом призрачном мире? Она не знала ответа, и эта неопределенность пугала её больше всего. Ей хотелось кричать, звать на помощь, но её голос был лишь беззвучным шепотом в осеннем ветре. Она осознавала, что её прошлая жизнь закончилась, а новая только начинается, и в этой новой жизни она – всего лишь призрак, заблудившийся между мирами.
Вдруг она увидела её.
Зара.
Зара была полной противоположностью Олимпии. Если Олимпия была книжным червём с бледной кожей и романтическим взглядом на смерть, то Зара была воплощением уличной магии: яркие волосы, пирсинг, кожаные штаны и аура, которая заставляла людей в церкви нервно креститься. Местные называли её «Ведьмой из подворотни».
Зара, казалось, пришла на похороны, но в руках держала букет ярко-фиолетовых хризантем и выглядела совершенно не к месту.
Олимпия осторожно подошла, чтобы рассмотреть ведьму повнимательнее. Когда все разошлись, Зара осталась у могилы, присев на корточки.
— Ну что, Олимпия, — тихо сказала Зара, — ты выглядишь на удивление свежо для трупа.
Олимпия, которая отчаялась найти хоть кого-то, кто её видит или слышит, почувствовала прилив надежды.
— Ты… ты меня видишь? — воскликнула она.
Зара вздрогнула, но не испугалась. Она лишь кивнула, не поднимая глаз.
— Да, вижу. И слышу твой внутренний монолог о том, что Харон — ужасный бюрократ. Знаешь, ты очень громкая для призрака.
— Он меня не пустил! У меня нет монет! Ты представляешь?! Я знаю всё о мифологии, я знаю, что нужно две обола, а у меня нет ни копейки! — Олимпия закружилась вокруг Зары от волнения.
Зара тяжело вздохнула.
— Я так и думала. Классика. Вечно эти проблемы с логистикой загробного мира. Ладно, давай разбираться.
Олимпия выложила всю историю: Ахерон, отказ, возвращение. Зара слушала внимательно, изредка поправляя серебряные кольца.
— Значит, тебе нужны две серебряные монеты, чтобы Харон тебя забрал, и ты сможешь наконец уйти в свои Елисейские поля?
— Да! Ты можешь мне помочь? Ты же… медиум, ведьма, экстрасенс или как там тебя называют?
— Медиум, да. Но это не значит, что я могу телепортировать тебе деньги из ниоткуда. Мы должны их положить в твой гроб, пока тебя не похоронили. Это как бы пропуск для твоей души, чтобы она могла правильно уйти.
Вечером Зара пришла к дому Олимпии, где родственники готовились к поминальной трапезе.
— Я хочу оставить кое-что Олимпии, — заявила Зара, держа в руке маленький, бархатный мешочек.
Мать Олимпии, Елена, тут же напряглась.
— Ах, это вы, госпожа Зара. Мы слышали о Вас. Спасибо, но мы справимся сами.
— Я хочу положить это в гроб, — повторила Зара, голос стал твёрже.
Тетя Агата, которая, казалось, питалась исключительно сплетнями и недоверием, вышла вперёд.
— В гроб? Зачем? Ты что, хочешь проклянуть её душу? Или это какой-то ритуал, ведьма!
— Я не ведьма, а медиум, — устало ответила Зара. — Я просто знаю, что Олимпия не может уйти. Ей нужна помощь.
— Ей уже невозможно помочь — зашептал отец Олимпии.
— Я знаю. Но она умерла и ей нужна оплата для перевозчика, — объяснила Зара, чувствуя, как её терпение истончается. Ей было жаль Олимпию, но постоянное сопротивление живых утомляло.
Спор длился час. Родственники были уверены, что Зара пытается украсть фамильные драгоценности или наложить порчу, чтобы потом шантажировать их. Зара же пыталась объяснить концепцию загробной логистики людям, которые верили, что мир заканчивается на границах их района.
Наконец, когда Зара уже была готова уйти, сказав, что Олимпия будет вечно висеть над ними, как невыплаченная ипотека, Елена, мать Олимпии, не выдержала.
— Пусть делает, что хочет! — закричала она, вытирая слёзы. — Я хочу, чтобы моя дочь наконец успокоилась! Я не выдержу, если она будет бродить здесь!
Тётя Агата возмущенно захлопала ртом, но ей никто не дал слова.
Зара получила доступ.
Она вошла в ту комнату, где стоял гроб. Олимпия, её дух, стояла рядом, скрестив руки на груди, напряжённая до предела.
Зара открыла мешочек. Внутри лежали две старинные, тусклые греческие монеты. Олимпия узнала их — у неё были такие же, личные талисманы, которые она купила на блошином рынке, очарованная их видом. Она всегда хранила их в шкатулке.
— Надеюсь это поможет, — прошептала Зара, — это то, что нужно.
Она осторожно опустила монеты на грудь Олимпии, прямо поверх белой ткани.
В тот же миг Олимпия почувствовала странный, но резкий толчок. Это было похоже на то, как если бы её душу внезапно подключили к мощному источнику энергии.
Она посмотрела на Зару.
— Спасибо! — её голос был слышен только ей самой, но он был полон искренней благодарности.
Зара лишь кивнула, собираясь уходить. Она сделала шаг к двери, и Олимпия ощутила, что в комнате похолодало. Запах сырости и тины заполнил воздух.
Олимпия почувствовала, как её тянет обратно. Она уже не стояла на полу — её словно втягивало в воронку.
***
Она снова оказалась на берегу. Чёрная вода, беззвёздное небо. И Харон, который, казалось, ждал её с особым, ледяным нетерпением.
— Ты вернулась, — констатировал перевозчик.
— Я заплачу! — выпалила Олимпия.
Харон скрестил руки на груди.
— Я не вижу оплаты.
— Сейчас, секундочку…
Олимпия почувствовала, что её дух обретает вес. Она сделала шаг к Харону, её призрачная рука инстинктивно потянулась к тому месту, где у живых людей расположены карманы.
И там, в пустоте, что-то брякнуло.
Две монеты. Они были там, невидимые для Харона, но ощутимые для неё. Это была магия — монеты были положены на её тело, но теперь они стали частью её духа, как некий бонусный предмет в игре.
Олимпия вытащила их. Они казались тяжёлыми, холодными, настоящими. Она протянула их Харону и улыбнулась.
— Вот. Два обола. За переправу.
Харон уставился на монеты. Он протянул свою крючковатую руку и взял их. Монеты исчезли в его ладони, словно растворились в его коже.
— Оплачено, — произнёс он.
Впервые в его голосе послышалось нечто, отдаленно напоминающее удовлетворение.
— Заходи в лодку, Олимпия. И постарайся не спорить с паромщиком в следующий раз.
— Я не буду! Я обещаю!
Она шагнула в лодку, села на жёсткую скамью, и Харон оттолкнулся веслом от берега.
Чёрная вода начала уходить из-под них.
— Кстати, — добавила Олимпия, глядя на удаляющийся берег, — а если я захочу вернуться, мне снова платить?
Харон не обернулся.
— Если ты вернешься, ты заплатишь вдвойне. Напоминаю, метафоры я не принимаю.
Лодка скользила по Ахерону. Впереди, сквозь густой мрак, начали пробиваться мягкие, золотистые огни. Елисейские поля.
Олимпия улыбнулась. Она наконец-то попала туда, куда должна была попасть, благодаря самой нелогичной, самой земной, но самой эффективной магии, которую она когда-либо встречала. И всё благодаря тому, что одна «ведьма» помогла ей достать две старые монеты.
— Мифология, — пробормотала Олимпия, — это, конечно, прекрасно. Но бюрократия мёртвых — адский кошмар.
Присоединяйтесь и не пропускайте новые рассказы! 😁
Если вам понравилось, пожалуйста, ставьте лайк, комментируйте и делитесь в соцсетях, это важно для развития канала 😊
На сладости для музы 🧚♀️ смело можете оставлять донаты. Вместе с ней мы напишем ещё много историй 😉
Благодарю за прочтение! ❤️
Предыдущий рассказ ⬇️
Другие рассказы ⬇️