Димка всё ж окликнул:
-Андрюха!.. Не хочешь меня выслушать, – скажи тогда… зачем тебе это…
Надо было идти.
От боли темнело в глазах…
И – неизвестно, когда получится выйти к своим.
Знал Андрей, что Стриж – позывной командира – ждёт донесение о ситуации за балкой и на берегу.
А Димкин голос вдруг прервался… и будто вина слышалась в нём…
Андрей зажал рану – чтоб не так дёргала боль… Оглянулся через плечо:
- Зачем – что?
Димка хотел подняться, но – не смог:
-Жили мы с тобой, Андрюха… Обоим – за тридцатник. – Усмехнулся: – Жили – дружили… – сам знаешь. Работали… У тебя – Светка, мальчишки… малая родилась. И у меня – семья… хоть Танюха до сих пор тебя любит.
-Думай, что городишь.
-Думаю… и знаю, – не об этом сейчас. Жили мы… Представить не могли, что вот такой день настанет… И мы с тобой случайно встретимся в балке, и раны будут у нас – от пуль, что с разных сторон летели… Что бросишь ты мне под ноги полупустую пачку сигарет – из жалости?.. И уйдёшь… – к своим. Спросить хочу, Андрюха: зачем тебе… мне, – зачем нам киевская заваруха?
-Затем, что круто заварили, – в киеве. Это – мне и нам. А зачем тебе, – ты, Димка, сам думай. Я к своим уйду. А ты – к кому?
- Что ж, Андрюха… Теперь и о любви можно. Я Таньку… я Татьяну любил, – с тех самых пор, как она в тебя влюбилась. Знаешь… если бы и ты её любил, – я бы просто в сторону ушёл: чтоб не быть третьим лишним…
- Издалека заходишь, Димка. Мы ж не на школьной перемене.
- А ты не любил её…
-Ещё задолго до нас с тобой известно было: сердцу не прикажешь.
-Ты на пути стоял – и у меня, и у неё. Она надеялась…
- Прямо сейчас придумал? Это и есть твой ответ – про своих-не своих?
- Татьяна… Танюша и сейчас к тебе уйдёт, если позовёшь.
- Не позову. И на пути я не стоял – ни у неё, ни у тебя. Я ничего не обещал Татьяне. Всё сказал, Димка?
- Про своих-не своих… Когда война началась… Я вдруг понял, что мы с тобой чужие друг другу. Просто делали вид… что школьные друзья. А тут – случай представился… сам. Чтоб быть нам по разные стороны.
Андрюха присвистнул:
-Выходит, – не ошибся я... Значит, Димка, – вот так бы, в спину мне? Со своей стороны-то?
-Андрей!.. Я о том, что двоим нам нет места… на одном берегу.
- Сказал красиво… Почти стихами. А если без стихов, Димка, – то всё проще. Всего одним словом: предательство.
-Кого я предал?
-Про нашу с тобой дружбу говорить не будем. А предал ты, Димка, Татьяну, сыновей ваших. Предал отца и мать: как ушёл ты… – на ту сторону, они и со двора не выходят, чтоб с поселковыми не встречаться. Про твоих деда-прадеда рассказать тебе? Да и самого себя предал ты. И ещё, Димка: ты мужик… шахтёр. Не к чести тебе – оправдывать предательство Танюхиной школьной любовью.
-С Василием разговаривали.
-С этого ж и надо было начинать… а не Татьяниным именем прикрываться.
- Ну… Если хочешь, – скажу.
- Не хочу, Димка. О том, что тебе твой шурин рассказывал, в посёлке ещё зимой знали. Мне идти надо.
-Нет, ты послушай. Да! Васыль в киеве живёт! В универе преподаёт!
- И – что?.. А я горным мастером в шахте работаю.
- Сравнил! Да ты нигде, кроме посёлка, не бывал! Разве что – в армии. А Васыль в таких кругах вращался, – что тебе и не снилось. И там все… и всё знали! Все знали, что на Донбассе рано или поздно полыхнёт!
-Правильно знали, – кивнул Андрей. – Мало того, что у шахтёров не всегда на хлеб хватало, так ещё и Пушкина на украинском надо было учить. И бандере поклоняться, – вместо того, чтоб дедов-прадедов, своих героев, помнить.
- Об этом же и речь, Андрюха! На хлеб не хватало! А они…в киеве, в общем, – за европейский уровень жизни! Васька, братуха Танькин, всё понимал… видел, что не ладится у нас. Правильно говорил: мол, ты, Димка, приличного кольца Танюхе купить не можешь. Какая ж любовь! И зря вы, шахтерня, осенью и зимой не поддержали майдан… европейский выбор не поддержали. Жили бы, как люди. Васыль прав: украина, Андрюха, – это европа.
- Так в чём же дело? Мы ж и были в составе украины – столько лет. Кто ж не давал киеву – заменить или хотя бы толком отремонтировать шахтную технику? Школу новую построить, стадион, к примеру. Платить шахтёрам положенную им зарплату – зачем для этого был нужен евромайдан в киеве?
-Чужие мы с тобой, Андрюха… А помнишь, – пели на гулянке:
Подай же, дивчино…
Подай же, ясная,
На коня рученьку…
- Что ж, – пели. Песня душевная, – если от души поёшь.
-Теперь, видно, не споём: вы ж, ополченцы, – за русский язык.
- А ты на каком языке говоришь? Дело – не в украинском языке, а в насилии. Не шахтёры-ополченцы отменили украинский язык, а киев запретил нам по-русски говорить.
-Дэржавна мова есть (государственный язык).
-Плохая та дэржава, где силой заставляют учить государственный язык. Значит, – ни государства нет, ни языка. И что ж это за дэржава, Димка, что на свои земли ввела войска? Какая держава станет расстреливать свои города и посёлки, бить по ним из танков, артиллерии, самолётов? По-матерински нэнька действует.
- А дальше что, Андрюха?..
-А ты не видишь? Война.
-Может, осенью… помиримся, в общем.
-Не мы ссорились. Не мы поехали в киев на танках, не мы бьём по киеву тяжёлой артиллерией. И мириться нам не с кем. Будем гнать с Донбасской земли непрошеных гостей.
- Андрей!..
Кондрашов понимал, что не сможет уйти…
Если бы не окликнул его Димка… не остановил бы растерянно-отчаянным вопросом: скажи тогда… зачем тебе это… – всё равно вернулся бы к ложбине за боярышником…
-Идти сможешь, Димка?
- Куда… идти?
-За балку, на берег, выйдем, а там посмотрим.
Димка покачал головой, показал глазами на колено.
- За моё плечо держаться будешь. Надо идти, Димка.
- За твоё плечо… У тебя вон рукав потяжелел от крови. – Лукьянов усмехнулся: – Да и не по пути нам.
- За балку выйти – по пути. Недалеко здесь.
-Ты… иди, Андрюха.
Андрей протянул ему руку:
- Вставай.
Где-то над Луганском раскалывалось небо: вооружённые силы украины били по городу из реактивной системы залпового огня «Град».
С каждым шагом боль отзывалась сильнее…
И с каждым шагом у Андрея становилась сильнее надежда, – что за балкой Димка не остановится… у дикой яблони не свернёт.
И до темноты они вместе придут на позиции ополченцев.
Навигация по каналу «Полевые цветы»