Семейные посиделки – это ад! Пустые разговоры, обжираловка и суета. Лиза никогда не понимала этих сборищ за столом. Но жизнь с Игорем приучила её к этой воскресной традиции, принимать их, как должно, безропотно.
Хотя в этот раз прошло всё по-другому. Лиза уже не тяготилась своей ролью «радушной» хозяйки, а вернее прислуги. Она как будто смотрела на всё со стороны, понимая, что скоро жизнь её пойдет по другой тропинке. Было только спокойствие и тихая уверенность, которая гасила шум застолья.
На следующий день, с заявкой на кредит в сумке и дрожью в коленках, Лиза вышла из банка. Девушка за стеклом благосклонно кивнула: «Соберите документы с работы, и все будет в порядке». Эти слова звучали как магическое заклинание, открывающее дверь в другую жизнь. Теперь она могла снять небольшую, но свою комнату. Как ни экономь, а мизерной зарплаты на съем жилья Лизе не хватало, а кредит в 150 тысяч давал ей не просто надежду, а реальную возможность вырваться от мужа.
От переполнявших ее чувств, страха и странного восторга, Лизе захотелось просто посидеть, перевести дух. Она зашла в небольшой парк и опустилась на первую же свободную скамейку, закрыв глаза, подставляя лицу слабому осеннему солнцу.
Ее покой нарушил грубый голос:
— Эй, бабка, подвинься! Место людям занимаешь!
Лиза открыла глаза. Перед ней стоял высокий мужчина в спортивном костюме, а рядом, на скамейке, сидела хрупкая пожилая женщина в элегантном плаще и изящной шляпке. Она читала книгу, не обращая на хама никакого внимания.
— Я с тобой разговариваю! — мужчина повысил голос.
Женщина медленно подняла на него взгляд. Он был не сердитым, а театрально-изумленным. Она выдержала паузу, приподняв тонкую бровь.
— Ах, милейший, — ее голос, низкий и поставленный, прозвучал, как удар гонга. — Вы, видимо, перепутали меня с кем-то, кто обязан вам подвинуться. Это моя скамейка! Я здесь мыслю. А мысли, как известно, требуют простора. Так что отойдите, вы мне загораживаете солнце. И не смейте больше называть меня «бабкой». Я — Маргарита Павловна. Запомните. А теперь — марш!
Она произнесла это с такой неоспоримой королевской уверенностью, что мужчина, пробормотав что-то невнятное, попятился и ушел. Маргарита Павловна удовлетворенно хмыкнула и вернулась к книге.
Лиза сидела, завороженная. Она никогда в жизни не думала, что так можно. Чтобы женщина, да еще в годах, могла так легко, почти играючи, поставить на место грубияна. Это было не хамство, а высшая степень самоуважения.
Их взгляды встретились. Глаза Маргариты Павловны были не старыми — они были мудрыми, ярко голубыми и пронзительно-добрыми.
— Испугались? — спросила она у Лизы.
— Нет, — честно ответила Лиза, и сама удивилась. Она не испугалась. Она восхитилась.
— Вот и славно. Страх — это ржавчина для крыльев.
В этот момент на плечо женщины села маленькая стрекозка, переливаясь на солнце слюдяными крылышками. У Лизы перехватило дыхание от мистического совпадения. Опять! Этого не может быть, это не реально…
Дама увидев изумленный взгляд Лизы, отложила книгу и пристально посмотрела на неё, словно читая ее, как открытый текст.
— Милый мой ребенок, — тихо сказала Маргарита Павловна, и в ее голосе не было жалости, а было какое-то древнее, глубокое понимание. — В ваших глазах... я вижу стрекозу. Вот такую же, как сидит у меня плече. Но сейчас осень, и стрекозка замерзла, притихла. Еще немного холода, и она умрет.
Лиза почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Словно эта незнакомка заглянула прямо в ее душу. Ведь она и была той умирающей стрекозой, замерзающей в холоде и пустоте брака.
— Но ваша стрекоза не умрет, — продолжала женщина. — Она просто забыла, что такое свет. Стрекозы ведь солнечные создания. Они не могут летать в пасмурную погоду, им нужно тепло. Просто согрейте ее своим светом. Позвольте себе погреться. И вы увидите — она еще жива.
Лиза слушала Маргариту Павловну, боясь дышать. Каждое слово отзывалось в её душе. Но как? Как снова научиться светить, чувствовать тепло?
Они просто сидели и смотрели, как алые листья клена медленно парили в воздухе. И правда, откуда стрекоза осенью? Их время ушло. А может, эта стрекозка прилетела персонально для Лизы?
Маргарита Павловна с улыбкой посмотрела на Лизу.
— Деточка, позволь узнать ваше имя? – спросила она.
— Лиза.
— О! Какое у вас нежное и сильное имя! Идеально для стрекозы, которую вы носите в своём сердце.
Лиза засмущалась, но ей было приятно слышать эти слова.
— Хотите историю? Я очень люблю разные мифы и легенды. Так вот, в Японии стрекоза «томбо» считается национальным символом отваги, силы и счастья. Самураи наносили её изображение на доспехи и рукояти мечей как талисман, приносящий победу. А еще в Японии есть остров Стрекоза – Акицу-Сима. Есть легенда, что однажды император Ямато поднялся на холм Ваки Каму-но Хацума, чтобы увидеть красоту своей страны, увидел насколько прекрасен этот остров. И назвал он его Островом Стрекозы, потому что его очертания напоминают это насекомое.
Лиза, как завороженная, слушала случайную незнакомку. Буквально пять минут назад она была одна в этом мире, а сейчас эта женщина, как добрая фея, отогрела её сердце, рассказала сказку.
Маргарита Павловна улыбнулась, и ее лицо озарилось тысячью морщинок, словно лучиками.
— А теперь, Лиза, идемте ко мне пить чай. У меня как раз есть отличный сенча из Японии. А к нему нежные моти с вишневой начинкой. Не отказывайте старой актрисе в удовольствии пообщаться с молодым лицом.
Раньше Лиза бы испугалась, нашла бы вежливую отговорку. Но сегодня она почувствовала — это не случайность. Эти три дня не случайны, в них столько знаков и подсказок, что нельзя проходить мимо и игнорировать. Она молча кивнула и пошла за Маргаритой Павловной.
Ее квартира оказалась полной противоположностью стерильного минимализма, в котором жила Лиза с Игорем. Это был не дом, а продолжение личности хозяйки. Повсюду стояли книги, на стенах висели эскизы и афиши старых спектаклей. На полках теснились сувениры со всего света: резная африканская маска, изящная фарфоровая куколка в кимоно, кружка с видом на Эйфелеву башню, каменная пирамидка из Мексики.
— Вы так много путешествуете! — не удержалась Лиза, разглядывая эти сокровища.
— А как же! — Маргарита Павловна поставила на стол фарфоровый чайник. — Жизнь — это сцена, милая. И если играешь одну и ту же роль в одной и той же декорации, душа покрывается пылью. Путешествия — это смена декораций и поиск новых ролей. В основном — роли самой себя.
Она стала рассказывать забавные истории: как пела серенаду подвыпившему итальянцу, как заблудилась в медине Марракеша и нашла лучший в жизни базар в Армении, как училась танцевать танго в Буэнос-Айресе.
Лиза слушала, затаив дыхание. Она сама когда-то мечтала о путешествиях. Но их с Игорем «поездки» сводились к двум визитам в санаторий в Минеральные Воды, где он «поправлял здоровье», а она — скучала в номере или слушала его жалобы на процедуры. Игорь не любил путешествия. Его утомляли перелеты и проживание в чужом месте. Он ворчал, что путешествия – это маркетинговый ход, чтобы люди тратили деньги, отвлекались от реальной жизни. Что это просто перемещение бренного тела из одного места в другое, и везде всё одно и тоже.
— Вы думаете, путешествия - это просто перемещение тела из точки А в точку Б? — как будто угадав ее мысли, сказала Маргарита Павловна, наливая чай. — Нет, детка. Это сила. Каждая новая страна, каждый новый город — это проверка: а справишься ли? Сможешь ли понять чужой язык, принять чужой порядок, полюбить чужое небо? И когда справляешься — становишься сильнее. Увереннее. Ты идешь в мир не как проситель, а как исследователь. Ищешь не сувениры, а кусочки самой себя, разбросанные по белу свету.
Теплый чай и мудрые слова Маргариты Павловны действовали на Лизу, как весеннее солнце на промерзшую землю. Лед, сковывавший ее годами, с треском ломался, и сквозь трещины хлынула боль. Восторг от историй Маргариты Павловны смешивался с ужасом от осознания глубины своих потерь. Ее распирало от этого коктейля чувств.
Она неуклюже поставила чашку на стол, едва не разбив ее, и вдруг... зарыдала. Это были не тихие слезы, а рыдания, вырвавшиеся из самой глубины души, с которыми она не в силах была совладать. Слова полились сами, сумбурно, обрывочно, перебивая друг друга.
Лиза рассказывала все. О пятом курсе, о сильном и уверенном Игоре, который казался ей той самой каменной стеной, за которой можно спрятаться от собственных сомнений и страхов. О выкидыше, о физической и душевной боли, после которой муж отдалился. О его упреках в бездетности, холодных и ранящих. О том, как она, пытаясь заслужить его любовь, крошила себя по кусочкам, отказываясь от увлечений, друзей, собственного мнения.
— Я думала, если буду идеальной хозяйкой, если буду терпеть, он увидит, как я стараюсь, и... полюбит. — всхлипывала она. — А любви не было! Никогда не было! Нет, может, в начале и было что-то похожее на любовь. А потом был холод. Расчет. А я... я, наверное, просто пыталась заслужить любовь, которую не получила от отца... Папа тоже меня не любил, а я хотела, чтобы он меня обнимал, говорил, какая я красивая и хорошая. Но он замечал меня, только когда я была правильная, когда училась хорошо. И чтобы я не занималась ерундой, танцами и фотографией! И для папы я старалась, поступила в этот дурацкий университет! А я ненавижу работать в аптеке, но ничего больше не умеюююю.
Слова Лизы прерывались всхлипыванием. Они растягивались от слез, ком стоял в горле, но она продолжала.
— И для Игоря я все время старалась. Он же хороший, только много работает. А я клуша домашняя, скууууучная! Конечно, он нашел себе красивую и молодую. Может, она даже родит ему ребенка, а я пустоцвет. Я теперь понимаю, что он изменяет, и даже не могу его осуждать за это. И я... я одна. Совсем одна в этом огромном мире. И не знаю, как жить дальше. Мне сорок лет, жизнь прожила, и больше ничего хорошего больше не будет. Я уже стаааарая, но все равно как беспомощный ребенок!
Маргарита Павловна не перебивала. Она слушала, как слушают исповедь. Внимательно, чутко. Когда Лиза замолчала, выдохлась, она мягко протянула ей белоснежный носовой платок.
— Вот, утрите слёзки, а лучше выпейте еще чаю, милая, — сказала она просто. — Вы только что сыграли одну из ярких ролей в своей жизни. Роль самой себя без грима и декораций. Это называется «исповедь». И это — первый акт вашего возрождения.
Она откинулась в кресле, и ее взгляд стал острым, режиссерским.
— А теперь слушайте меня внимательно. Вы не одна. Вы просто впервые остались наедине с собой настоящей. Да, понимаю, что это страшно. Но это и есть начало силы. Позвольте дать вам несколько советов от старой актрисы?
Лиза неуверенно кивнула.
— Во-первых,— голос Маргариты Павловны звучал как гипноз, — забудьте слово «заслужить». Любовь не заслуживают, как премию. Ее или дарят, или нет. Вы не приложение к вашему мужу. Вы — самостоятельное государство, которое объявило о своем суверенитете. Поздравляю! Во-вторых, ваша боль — не слабость. Это топливо. Все великие трагедии на сцене рождают в зрителе катарсис — очищение. Ваша жизнь была трагедией. Теперь настало время для катарсиса. А после него начинается комедия, мелодрама или приключенческий роман. Выбор за вами.
Маргарита Павловна поднялась, подошла к книжному шкафу и достала тонкую, потрепанную книгу.
— Вам не нужен муж. Вам нужен союзник. И первый ваш союзник — это вы сами. Возьмите.
Лиза взяла книгу. Это был учебник по актерскому мастерству Станиславского.
— Я не собираюсь в актрисы, — растерянно прошептала она.
— А я и не предлагаю, — усмехнулась Маргарита Павловна. — Я предлагаю вам научиться «быть, а не казаться». Не казаться удобной, не играть роль счастливой жены, а чувствовать, хотеть, требовать. Актёрское мастерство — это не про вранье. Это про глубочайшую правду чувств, облеченную в действие. Вы научитесь владеть своим голосом, взглядом, телом. Чтобы в следующий раз, когда какой-нибудь мужчина позволит себе унижать вас, вы не расплакались, а посмотрели на него так, чтобы он сам почувствовал себя букашкой. Это и есть ваше право на достойную жизнь. Его не просят. Его берут. Своей внутренней силой.
Она посмотрела на Лизу с безграничной верой.
— Вы спрашиваете, как жить с нуля? Начните с этого. С себя. Приходите ко мне в четверг. У меня собирается небольшая группа таких же новичков, как вы. Мы не готовим спектакли. Мы готовим людей к главной роли — Роли Собственной Жизни. А там, глядишь, и ваша любовь к фотографиям заиграет новыми красками. Потому что видеть людей насквозь — это талант. А показать им их самих — это уже сила.
Лиза сжимала в руках книгу. Слезы высохли. Внутри, на месте выплеснутой боли, рождалось что-то новое. Хрупкое, но твердое. Как стрекозиное крыло.
Это пятая глава моего нового романа "Стрекоза" начало смотрите здесь
Каждый день новая глава. Все опубликованные главы с ссылками смотрите здесь