— Ты же всё знал? Всё это время ты знал?!
Голос Евгении дрожал от облегчения и выпитого шампанского. Она улыбалась мужу так, словно они наконец-то сняли тяжёлую маску после долгого спектакля.
Андрей застыл с бокалом в руке. Вокруг гудела их обычная компания — пятнадцать лет они отмечали дни рождения, Новый год, просто пятницы. Три семьи из соседних домов. Шашлыки, тосты, детские голоса во дворе.
— О чём ты?
Его лицо было белым.
— Ну… про Тимофея. — Евгения всё ещё улыбалась, но улыбка начала таять. — Я думала, ты давно понял. Ты же такой умный…
Тишина упала на стол как топор. Светлана, жена Олега, уронила салфетку. Олег вцепился в подлокотник кресла. Их пятнадцатилетний сын Тимофей стоял в дверях с банкой колы — он как раз вернулся из комнаты.
— Что ты несёшь? — Голос Андрея был тихим, почти беззвучным.
— Андрюш, ну зачем притворяться… — Евгения оглянулась на притихшую компанию, и только сейчас до неё начало доходить. — Я просто хотела сказать, что ценю… как ты относился к Тиме все эти годы. Как настоящий отец. Хотя знал, что он…
— От кого?
Два слова прозвучали как приговор.
Евгения посмотрела на Олега. Олег смотрел в пол. Его жена Светлана медленно отодвинулась от него, как будто он вдруг стал источником заразы.
— Пап? — Тимофей выронил банку. Кола разлилась по полу, но никто не пошевелился. — Что она имеет в виду?
Андрей встал. Высокий, крепкий мужчина сорока пяти лет, работавший прорабом на стройке, казалось, уменьшился в размерах за одну секунду.
— Пятнадцать лет, — выдохнул он. — Пятнадцать лет я…
Он не договорил. Просто развернулся и ушёл в дом. Дверь не хлопнула — просто тихо закрылась, отделив его от всех них.
Тимофей смотрел на мать. Потом на Олега. Потом снова на мать.
— Мам?
Евгения протянула к нему руку, но подросток отшатнулся.
— Не подходи ко мне! Не смей!
Он побежал через двор, через калитку, в никуда. Светлана медленно повернулась к мужу.
— В нашем доме, Олег? Все эти годы? Пока я укладывала нашу дочь спать?
Олег наконец поднял глаза. В них было что-то вроде облегчения — наконец-то всё вскрылось.
— Света, это было давно. Один раз. Мы были пьяные, это ничего не значило…
— Один раз? — голос Светланы был ледяным. — У вас ребёнок, Олег. Р-Е-Б-Ё-Н-О-К. Это называется "один раз"?
Праздничный стол с остатками салатов, бутылками, тортом выглядел неприлично весёлым на фоне того, что происходило. Остальные гости — ещё две пары из их дружной компании — молчали, не зная, куда деться.
Евгения сидела, обхватив голову руками.
— Я думала, он знает, — бормотала она. — Клянусь, я думала, он понял ещё когда Тимка родился. Андрей же умный, он же видел, что мальчик не похож…
— Заткнись, — тихо сказала Светлана. — Просто заткнись.
Она встала и пошла к калитке, через которую убежал Тимофей.
— Я найду мальчика. Потому что хоть кто-то должен думать о детях в этом бардаке.
***
Тимофей нашёлся через час на детской площадке у старой школы. Сидел на качелях, уткнувшись лицом в колени. Светлана села рядом, на соседние качели.
Молчали минут пять.
— Тётя Света, — наконец сказал подросток, не поднимая головы. — Мой папа… Андрей… он меня не любил никогда, да?
— Нет, — твёрдо ответила она. — Он любил. Я видела. Все видели.
— Но я не его сын.
— Сын — это не только кровь, Тим. Это тот, кто учил тебя кататься на велике. Кто сидел ночами, когда ты болел. Кто ходил на все твои соревнования по баскетболу.
— Но он не знал.
— Вот именно. Он не знал, и любил. Это же многое говорит о нём, правда?
Тимофей поднял лицо — мокрое, опухшее.
— А дядя Олег? Это что, теперь он мой отец?
Светлана сглотнула. Её собственная боль была свежей, необработанной, но сейчас был важен этот мальчик.
— Биологически — да. Но отцовство — это выбор, Тим. Каждый день. Андрей делал этот выбор пятнадцать лет. Олег… у Олега не было выбора, потому что он не знал о твоём существовании. Точнее, знал, что ты есть, но не знал, что ты… его.
— Это всё бред какой-то.
— Да. Полный бред.
Они ещё посидели. Стемнело. Светлана написала Андрею СМС: "Мальчик со мной. Живой. Вернёмся скоро".
Ответа не было.
***
В доме было темно. Андрей сидел на кухне без света, перед ним стояла бутылка водки — нетронутая.
Когда вошла Евгения, он не пошевелился.
— Андрюш…
— Уйди.
— Мне нужно объяснить…
— Что объяснять? — Голос был мёртвым. — Ты спала с моим другом. Забеременела. Родила. И пятнадцать лет смотрела, как я растил чужого ребёнка, думая, что он мой. Что тут объяснять?
— Это случилось один раз! Мы с тобой тогда поссорились, ты уехал к матери на две недели, я была одна, мы с Олегом выпили…
— Заткнись. — Андрей наконец посмотрел на неё. В его глазах не было гнева. Было что-то хуже — пустота. — Не оправдывайся. Меня сейчас волнует не это.
— Тогда что?
— Когда ты поняла? Когда родился? Когда ему год исполнился? Два? Пять?
Евгения молчала.
— Отвечай! — Андрей не повысил голос, но она вздрогнула. — Когда ты поняла, что я воспитываю не своего сына?
— Сразу, — прошептала она. — Когда он родился. Я увидела его и… поняла. Он был похож на Олега. Те же глаза, тот же разрез губ.
— Сразу. — Андрей кивнул, будто она подтвердила что-то, что он давно знал. — Пятнадцать лет назад ты родила ребёнка и сразу поняла, что он не мой. И молчала.
— Я хотела сказать! Но ты был так счастлив… Ты плакал, когда его на руки взял. Я не могла…
— Не могла разрушить мою радость? Как благородно. — Сарказм прозвучал тяжело, как удар. — Вместо этого ты решила разрушить всю мою жизнь. Постепенно. По капле. Пятнадцать лет кормить меня ложью.
— Я думала, ты догадаешься! Я правда думала! И делал вид, что не знаешь, чтобы сохранить семью…
— Сохранить семью? — Андрей встал. — Какую семью, Женя? У нас не было семьи. У нас был театр. Ты играла любящую жену. Я играл счастливого отца. А Тимофей… Господи, Тимофей…
Он схватился за столешницу.
— Где он?
— Со Светланой. Она написала, что у него всё нормально.
— Нормально? — Андрей засмеялся — сухо, страшно. — Ему пятнадцать. Он только что узнал, что его мать гулящая, а отец… что я вообще для него теперь?
— Не смей меня так называть!
— А как мне тебя называть? Изменщица? Лгунья? Предательница?
Евгения заплакала.
— Я люблю тебя. Всегда любила. Это была ошибка, понимаешь? Одна глупая ошибка!
— Ошибка была не переспать с Олегом. Ошибка была молчать пятнадцать лет.
Он прошёл мимо неё к двери.
— Куда ты?
— К Тимофею. Надо его забрать.
— Андрей, подожди… Что теперь будет?
Он обернулся на пороге.
— Не знаю. Честно не знаю. Но точно знаю одно — в этот дом я больше не вернусь.
***
Олег сидел на своём крыльце, когда к нему подошёл Андрей. Было почти одиннадцать вечера.
— Не надо, — сказал Олег, увидев выражение лица друга. Бывшего друга. — Просто не надо.
— Не надо что? Бить тебя? — Андрей остановился в метре от него. — Не волнуйся. Не ударю.
— Я бы понял, если бы ударил.
— Да? А я не понимаю ничего. — Андрей сел рядом на ступеньку, держась от Олега на расстоянии. — Пятнадцать лет, Олег. Пятнадцать лет мы жарили шашлыки по субботам. Ты помогал мне гараж строить. Я твою Алинку крестил. И всё это время ты знал.
— Я не знал, — глухо ответил Олег. — Клянусь. Я понял только года три назад.
— Как?
— Увидел его на соревнованиях. Он прыгал в высоту. И прыгнул точно так же, как я в его возрасте — с той же странной техникой, которую мне тренер полгода исправлял. Сначала подумал — совпадение. Потом начал замечать другое. Мимику. Жесты. Он почёсывает нос указательным пальцем, когда нервничает — я так же делаю. У него на левом плече родинка — у меня такая же.
— И ты молчал.
— А что я должен был сказать? — Олег повернулся к нему. — Женя клялась, что от одного раза такого просто не может быть. Что она сама не уверена. Что, может, он всё-таки твой. Анализы предлагал сделать — отказалась наотрез. Сказала, что если я хоть слово скажу, сведёт счёты с жизнью.
— Трогательно.
— Андрей, я не оправдываюсь. Я поступил как сволочь тогда, пятнадцать лет назад. И как сволочь три года назад, когда промолчал. Но у меня жена, дочь. Я не мог просто взять и взорвать две семьи.
— Вместо этого взорвала Женя. Пьяная.
Они помолчали.
— Что теперь? — спросил Олег.
— Света от тебя уходит?
— Вещи пакует. Говорит, что не хочет видеть. Алинка заперлась в комнате, на звонки не отвечает. Ей шестнадцать, Андрей. Она всё понимает, что происходит, видит, что мама плачет, а на меня смотрит как на врага.
— Сочувствую, — холодно сказал Андрей. — А теперь представь, что чувствует Тимофей. Он-то думал, что у него нормальная семья. Что он знает, кто его родители. А теперь? Мать — лгунья. Отец — не отец. А настоящий отец — это дядя Олег, который живёт через два дома и растит другого ребенка.
— Я хочу его увидеть.
— Нет.
— Андрей, он мой сын…
— Он МОЙ сын! — Андрей вскочил. — Я менял ему пелёнки! Я учил его читать! Я отвозил его в больницу, когда у него был аппендицит, и просидел всю ночь под дверью операционной! Ты понимаешь? Пятнадцать лет, Олег! Пятнадцать лет я был его отцом!
— Но я…
— Ты — биологический донор спермы. Вот кто ты. Отцом становятся не в постели, а каждый день, каждый час.
Олег сжал кулаки, но промолчал. Андрей тяжело дышал, пытаясь взять себя в руки.
— Извини, — сказал он наконец. — Не должен был так. Просто… мне больно. Понимаешь? Физически больно. Как будто что-то внутри отрывается.
— Я понимаю.
— Нет. Не понимаешь. У тебя есть Алинка. Твоя кровная дочь. А у меня… — голос Андрея сорвался. — У меня был сын. Был. А теперь я не знаю, имею ли я право даже думать о нём как о своём.
— Имеешь, — тихо сказал Олег. — Ты для него больше отец, чем я когда-либо смогу стать.
— Красивые слова. — Андрей развернулся, чтобы уйти. — Но они ничего не меняют.
***
Светлана привела Тимофея домой к половине двенадцатого. Андрей ждал их во дворе, возле своей машины.
— Пап, — Тимофей остановился в нескольких шагах. — То есть…
Он не знал, как теперь его называть.
Андрей шагнул к нему и крепко обнял.
— Я твой отец, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Слышишь? Был и остаюсь. Всё остальное — просто биология.
Тимофей уткнулся ему в плечо и заплакал — по-детски, навзрыд, хотя был почти ростом с Андрея.
— Я думал… думал, что ты теперь меня ненавидишь…
— Никогда. — Андрей гладил его по голове, как в детстве. — Ты ни в чём не виноват. Слышишь? Ни в чём.
— А мама?
Андрей отстранился, посмотрел сыну в глаза.
— С мамой мы… разберёмся. Взрослые проблемы решают взрослые. Тебе не надо выбирать между нами.
— Но ты же уходишь? Ты сказал, что не вернёшься в дом.
— Да. Не вернусь.
— Тогда я с тобой.
— Тим…
— Я сказал — я с тобой! — В голосе подростка была отчаянная решимость. — Она врала. Пятнадцать лет врала нам обоим. Я не хочу с ней жить.
Светлана, стоявшая поодаль, вмешалась:
— Тимофей, твоя мама совершила ошибку. Огромную. Но она всё равно твоя мать.
— Которая разрушила всё! — Мальчик обернулся к ней. — Как я могу ей верить после этого? Как я могу смотреть ей в глаза?
— Не знаю, — честно ответила Светлана. — Но рано или поздно придётся найти ответ на этот вопрос. Не сегодня. Может, не завтра. Но придётся.
Андрей кивнул ей с благодарностью.
— Спасибо, что была рядом. С ним.
— Всегда, — просто ответила она. — Тим для меня как племянник. Всегда был.
Она пошла к своему дому. У калитки обернулась:
— Андрей. У меня будет свободная комната. Олег съезжает завтра. Если что — могу сдать. Недорого.
Он понял подтекст. Она предлагала убежище.
— Спасибо. Подумаю.
***
В доме горел свет. Евгения сидела в гостиной, на диване, где они с Андреем столько раз смотрели фильмы, планировали отпуск, обсуждали школьные оценки Тимофея.
Когда они вошли, она вскочила.
— Тимка…
— Не подходи, — сказал мальчик. Голос был ровным, холодным — совсем не детским.
— Сынок, пожалуйста, выслушай…
— Я не хочу ничего слушать. Пап… Андрей… — он запнулся, но продолжил, — мы можем собрать вещи и уехать?
Евгения посмотрела на Андрея умоляющим взглядом.
— Не настраивай его против меня. Прошу.
— Я ничего не делаю, — устало ответил Андрей. — Это его выбор.
— Ему пятнадцать! Он не может принимать такие решения!
— Могу! — вспыхнул Тимофей. — Мне достаточно лет, чтобы понимать, когда меня предали!
— Я не предавала тебя! Я родила тебя, растила, любила!
— И врала. Каждый день. — Мальчик шагнул к ней. — Знаешь, что самое страшное? Не то, что папа оказался не папой. А то, что ты могла молчать об этом всю жизнь. Если бы не напилась, я бы так никогда и не узнал правду.
— Тим, я хотела защитить тебя…
— Защитить? От чего? От правды? — Он засмеялся горько, по-взрослому. — Знаешь, мам, есть такая поговорка: лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Ты кормила нас ложью пятнадцать лет. Теперь наедимся правды.
Он развернулся и пошёл к лестнице, в свою комнату.
Андрей и Евгения остались вдвоём.
— Скажи хоть ты ему что-нибудь, — прошептала она. — Пусть злится на меня, но не разрушай его отношения с матерью.
— Я не разрушаю. Ты разрушила. Сегодня вечером, когда не смогла держать язык за зубами.
— Я думала…
— Знаю. Ты думала, что я знаю. — Андрей сел в кресло напротив. — Женя, ответь честно. Почему ты решила, что я в курсе?
Евгения обхватила себя руками.
— Когда Тимке было восемь, ты как-то сказал… Мы смотрели семейные фотографии, и ты сказал: "Удивительно, как гены проявляются. Иногда дети совсем не похожи на родителей". Ты так странно на меня посмотрел тогда. Я решила, что ты намекаешь.
— Я говорил про племянника моего брата! Он весь в мать, хотя братец-то вылитый отец наш! — Андрей потёр лицо руками. — Господи, какой же это бред…
Они помолчали.
— Что теперь? — спросила Евгения. — Развод?
— Наверное.
— А Тим?
— Тим сам решит, с кем жить. Ему скоро шестнадцать. По закону может выбирать.
— Он выберет тебя.
— Возможно.
Евгения заплакала — тихо, безнадёжно.
— Я потеряла всё. Мужа. Сына. Даже друзей — они теперь смотрят на меня как на…
— На ту, кто разрушила две семьи? — жёстко закончил Андрей. — Так и есть.
Он поднялся.
— Я переночую в гостинице. Завтра приеду за вещами. Своими и Тимофеевыми, если он захочет. Мне нужно время всё обдумать.
— Андрюш…
— Всё, Женя. Всё кончено.
***
Прошла неделя.
Неделя, за которую их дружный дворик превратился в минное поле. Светлана подала на развод и забрала дочь к своей матери. Олег жил в съёмной квартире и пытался дозвониться до Алины — безуспешно. Евгения ходила на работу в бухгалтерию местного супермаркета и возвращалась в пустой дом — Тимофей забрал вещи и жил с Андреем в гостинице.
А Андрей… Андрей много думал. Слишком много.
Он думал, лёжа ночами без сна. Думал, глядя на сына, который старался держаться, но было видно — мальчик ломается изнутри. Думал, вспоминая годы жизни, которые теперь казались фальшивыми, ненастоящими.
И где-то на пятый день бессонницы в его голове родился план.
Месть. Холодная, выверенная, справедливая месть.
***
Андрей пришёл к Олегу в субботу вечером. Постучал в дверь съёмной квартиры на окраине города.
— Можно войти?
Олег удивился, но впустил. Квартира была маленькой, унылой — мебель старая, обои выцветшие.
— Пить будешь? — Олег кивнул на початую бутылку коньяка на столе.
— Нет. Мне нужна ясная голова.
Они сели напротив друг друга.
— Я тут подумал, — начал Андрей. — О справедливости. О том, как всё должно быть по-честному.
— Андрей, если это опять разговор про Тимофея…
— Не только. — Андрей откинулся на спинку стула. — Видишь ли, я пятнадцать лет растил ребёнка. Вкладывал в него деньги, время, душу. А теперь выясняется, что это был твой сын. Логично, что ты должен мне компенсировать расходы.
Олег нахмурился.
— Ты о чём?
— О деньгах. — Андрей достал из кармана листок бумаги, развернул. — Я посчитал. Примерно, конечно. Еда, одежда, игрушки, школа, секции, летние лагеря, лечение… Где-то три миллиона рублей за пятнадцать лет. Скромно, да? Я многое не учёл.
— Ты шутишь?
— Нисколько. — Андрей положил листок на стол. — У тебя свой бизнес. Автосервис твой неплохо идёт. Три миллиона для тебя не фантастическая сумма.
— Но это… это абсурд! — Олег вскочил. — Ты же сам не знал!
— А ты знал. Три года знал и молчал. — Андрей оставался спокойным. — Знаешь, что самое интересное? Я навёл справки. Оказывается, есть судебная практика. Можно подать иск о возмещении расходов на содержание ребёнка к биологическому отцу, если докажешь, что тебя ввели в заблуждение.
— Ты не докажешь. Женька скажет, что сама не знала.
— Да? А свидетели? Ты забыл, что мы были не одни?
Лицо Олега побелело.
— Так вот. Три миллиона. Или я иду в суд. И поверь, я выиграю. А заодно всё это всплывёт публично. Твои клиенты узнают. Твои партнёры. Город небольшой, сплетни разлетятся быстро.
— Это шантаж!
— Нет. Это справедливость. — Андрей встал. — Думай. Даю неделю.
***
Но Андрей не остановился на Олеге.
В понедельник он пришёл домой. Их с Евгенией дом, который они купили шестнадцать лет назад в ипотеку и выплатили год назад.
Евгения была дома, гладила бельё. Вздрогнула, когда он вошёл.
— Андрей? Ты… передумал?
— Нет. Я по делу. — Он прошёл в кухню, сел за стол. — Нам нужно поговорить о разделе имущества.
— Я не претендую ни на что, — быстро сказала она. — Всё бери себе. Машину, дачу…
— Знаешь, это было бы честно, если бы не одно "но". — Андрей достал папку с документами. — Дом мы покупали в браке. Формально — совместно нажитое имущество. Но я вот что подумал: а справедливо ли это?
Евгения настороженно посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Видишь ли, эти годы я работал на двух работах, чтобы платить ипотеку. Ты работала в той конторке за копейки, приносила в семью от силы треть бюджета. — Андрей открыл папку. — Я поднял все платёжки. Восемьдесят два процента выплат по кредиту — мои деньги. Ремонт — мои деньги. Мебель — опять же я.
— Но я вела хозяйство, воспитывала сына…
— Чужого сына, — холодно перебил он. — Которого выдавала за моего. По сути, ты жила в моём доме, тратила мои деньги и растила ребёнка своего любовника. Красивая схема, ничего не скажешь.
Евгения побледнела.
— Андрей, не надо…
— Я подал иск в суд. — Он положил перед ней документы. — Требую признать дом моей личной собственностью на основании того, что именно я произвёл все существенные вложения. Плюс моральный ущерб за пятнадцать лет обмана. Адвокат говорит, шансы хорошие.
— Ты хочешь оставить меня ни с чем?
— Я хочу справедливости. — Андрей встал. — Ты пятнадцать лет обманывала меня, пользовалась моими чувствами, моими деньгами. Теперь плати по счетам.
— Но мне негде жить!
— Снимешь квартиру. Или к родителям переедешь, в Саратов. — Он пожал плечами. — Это твои проблемы, Женя. Ты сама их создала.
— А Тимофей? Ты лишишь его дома?
— Тимофей будет жить со мной. В этом доме или в другом — без разницы. — Андрей направился к двери. — Ах да, ещё одно. Алименты.
— Какие алименты?
— Он живёт со мной, а не с родной матерью. Значит, ты должна платить алименты. — Андрей обернулся. — Закон един для всех, разве не так? Четверть дохода на одного ребёнка. У тебя зарплата тридцать тысяч, если не ошибаюсь. Значит, семь с половиной тысяч в месяц.
— Это… это издевательство!
— Нет. Это закон. — Он вышел в прихожую. — Документы на алименты подам на следующей неделе. А насчёт дома — суд через месяц. Готовься.
Евгения рухнула на стул и разрыдалась.
***
Но и это было не всё.
Андрей знал: чтобы месть была полной, нужно ударить туда, где больнее всего. И он знал, куда именно.
В среду он встретился с Мариной — сестрой Евгении. Они никогда не были близки, но поддерживали отношения ради приличия.
Встретились в кафе. Марина сразу начала:
— Андрей, я знаю, что произошло. Женька мне звонила, рыдала. Это ужасно, конечно, но…
— Но ты на её стороне. Понимаю, вы сёстры. — Андрей помешал кофе. — Скажи, Марина, а ты знала?
— Что? Нет! Клянусь, я только сейчас…
— Правда? — Андрей посмотрел ей в глаза. — Вот знаешь, я тут вспомнил один момент. Восемь лет назад, на дне рождения твоей мамы. Помнишь, мы все сидели за столом, и разговор зашёл о том, на кого дети похожи? Твоя мама сказала, что Тимка весь в Женькину сторону пошёл, ни одной черты от Андрея. А ты посмотрела на Женьку так… странно. И быстро тему сменила.
Марина замерла.
— Ты тогда уже знала, да? — Андрей наклонился вперёд. — Женька тебе рассказала. Когда? Сразу после родов? Или позже?
— Я… не могу…
— Значит, знала. — Он откинулся назад. — Прекрасно. Значит, вы все были в сговоре. Целая семейка. Мать твоя, кстати, тоже знала?
— Мама? Нет! Она ни о чём…
— Но ты знала. И молчала. — Андрей кивнул сам себе. — Понятно.
Он достал конверт, положил на стол.
— Что это?
— Копии документов. Иски в суд, записи разговоров, фотографии. — Андрей встал. — Я отправлю это всем. Вашим родителям, вашим общим знакомым, коллегам Женьки. Все узнают, что произошло. Какая она мать. Какая жена. Какая вы семейка.
— Зачем?! — Марина схватила его за руку. — Зачем так мстить? Это же не вернёт тебе…
— Ничего не вернёт, — согласился Андрей. — Но хоть будет честно. Пятнадцать лет меня выставляли дураком. Теперь все узнают правду. Пусть судят. Пусть показывают пальцами. Пусть шепчутся за спиной.
— Но Тимофей… подумай о нём! Это же отразится на мальчике!
— Тимофей уже пострадал. Благодаря вашей семейке. — Андрей освободил руку. — А теперь пострадают остальные.
Он вышел из кафе, оставив Марину с конвертом в руках.
***
К пятнице месть Андрея начала приносить плоды.
Олег пришёл к нему на работу — осунувшийся, с тёмными кругами под глазами.
— Хорошо. Согласен. Три миллиона. — Он положил на стол договор. — Но не сразу. По пятьсот тысяч раз в полгода. Мне нужно распродать часть оборудования, взять кредит. Сразу такую сумму не потянуть.
Андрей изучил договор. Всё было чисто, юридически грамотно.
— Хорошо. Но первый платёж — через неделю. И никаких задержек. Опоздаешь хоть на день — иду в суд, и тогда заплатишь в три раза больше через приставов.
— Понял. — Олег подписал документ. — Андрей, я знаю, что ты меня ненавидишь. Но поверь, я не хотел…
— Заткнись. — Андрей встал. — Ты хотел. Три года хотел молчать, хотел, чтобы я дальше был дураком. Единственное, чего ты не хотел, — это отвечать за свои поступки. Теперь будешь.
Олег ушёл, сгорбившись.
***
В понедельник Андрей получил звонок от матери Евгении.
— Андрей, милый, это же я, Валентина Петровна. Можно с тобой встретиться?
Они встретились в парке. Пожилая женщина выглядела растерянной, постаревшей.
— Андрюша, я узнала обо всём только вчера. Марина рассказала. И я сразу приехала. — Она взяла его за руку. — Я в шоке. Я понимаю твою боль. Но, пожалуйста, не разрушай жизнь моей дочери. Она и так себя наказала…
— Нет, Валентина Петровна. Она себя не наказала. — Андрей мягко высвободил руку. — Она жалеет только о том, что её раскрыли. Если бы не тот вечер, если бы она не напилась — всё бы продолжалось. Понимаете?
— Но это же мать твоего…
— Чужого ребёнка. — Андрей покачал головой. — Извините, но я не могу простить. Слишком много лет. Слишком много лжи.
— А Тимофей? Ты хоть подумай о нём! Он ведь между вами разрывается…
— Тимофей сделал свой выбор. Он выбрал меня. Потому что я был рядом всегда. Потому что я его люблю, несмотря ни на что. — Андрей встал. — Евгения будет видеться с ним. Я не запрещаю. Но на моих условиях.
— Ты жестокий, — тихо сказала Валентина Петровна. — Я не знала, что ты такой жестокий.
— Я стал таким. Благодаря вашей семье.
***
Прошло четыре месяца.
Суд вынес решение: дом остался за Андреем, учитывая размер его вложений и обстоятельства дела. Евгения получила право на небольшую денежную компенсацию. Она переехала к матери в Саратов, нашла там работу бухгалтером.
Олег выплатил первые два транша — миллион уже лежал на счету Андрея. Автосервис его пошатнуло, но он держался. Со Светланой они оформили развод. Алина, их дочь, жила с матерью и не хотела видеть отца.
Тимофей окончил десятый класс с тройками — учёба давалась тяжело, мальчик был подавлен. Но он оставался с Андреем. Раз в месяц ездил к матери в Саратов на выходные, возвращался молчаливым.
Андрей сидел вечером на террасе своего дома — теперь только его. Пил виски, смотрел на закат. Месть была исполнена. Все заплатили. Справедливость восторжествовала.
Но почему-то на душе было пусто.
В доме не звучал смех Евгении. Тимофей не приводил друзей — после того, как история просочилась в школу, многие от него отвернулись. Олег перестал здороваться при встрече. Светлана смотрела с холодной вежливостью.
Дворик, который когда-то был их маленьким раем, превратился в чужое место.
— Пап, — из дома вышел Тимофей. — Поговорить можно?
— Конечно. — Андрей указал на соседний стул.
Мальчик сел, помолчал. Потом сказал:
— Я хочу переехать к маме. На год. Закончить там одиннадцатый класс.
— Почему?
— Потому что здесь… здесь больно. — Тимофей посмотрел на него. — Все на меня смотрят. Все знают. Учителя, одноклассники. Даже соседи. Я не могу так жить.
— Там будет то же самое.
— Нет. Там меня никто не знает. Там я могу начать заново. — Он помолчал. — И ещё… мне кажется, я должен попробовать простить маму. Я же вижу, как ей плохо.
— А мне?
— Тебе тоже плохо, пап. Но ты сам это выбрал. — Тимофей говорил спокойно, без упрёка. — Ты выбрал месть. Получил то, что хотел. Но стал несчастным. Я не хочу быть таким.
Андрей замер со стаканом в руке.
— Ты думаешь, я неправ?
— Я думаю… что справедливость и счастье — разные вещи. — Мальчик встал. — Я люблю тебя, пап. Ты всегда будешь моим настоящим отцом. Но мне нужно попробовать жить дальше. Не в этой боли, не в этой ненависти.
Он ушёл в дом.
Андрей остался один. Допил виски. Посмотрел на пустой двор, на тёмные окна дома Светланы, на заколоченный гараж Олега.
Он победил. Отомстил всем. Восстановил справедливость.
Но потерял семью. Сына. Друзей. Дом, который был когда-то наполнен теплом, превратился в музей его боли.
И в этот момент Андрей понял: месть — это яд. Яд, который отравляет не только тех, кому мстишь, но и тебя самого.
Было слишком поздно что-то менять.
Он налил ещё виски и сидел до рассвета — один, в пустом доме, с пустой победой.
Подписывайтесь. Делитесь своими впечатлениями и историями в комментариях , возможно они кому-то помогут 💚