Яркое сентябрьское солнце, пробивающееся сквозь витражные окна ЗАГСа, пышное белое платье, которое мы выбирали три недели, и его глаза. Такие влюбленные, такие честные. Он держал мою руку так крепко, будто боялся, что я могу исчезнуть, раствориться в этом солнечном свете. «Я никогда тебя не отпущу, Анечка», — шептал он мне на ухо, пока фотограф просил нас улыбнуться еще раз. И я верила. Верила каждому слову, каждому взгляду. Мне было всего двадцать два года, и я думала, что поймала за хвост саму птицу счастья.
Мы познакомились за год до этого. Он красиво ухаживал: цветы без повода, ужины в уютных ресторанчиках, долгие прогулки по ночному городу. Он слушал меня, он смеялся над моими шутками, он восхищался моими скромными рисунками, которые я делала для души. Мои родители, простые люди, были от него без ума. «Надежный, воспитанный, из хорошей семьи», — говорила мама, утирая слезу умиления. Его мама, Светлана Петровна, всегда была сдержанной, немного холодной, но я списывала это на аристократическую натуру. Она — директор картинной галереи, элегантная, властная женщина. Конечно, я, простая девочка из спального района, не совсем вписывалась в её мир, но я так старалась. Я читала книги об искусстве, училась разбираться в живописи, чтобы найти с ней общий язык. Олег меня успокаивал: «Мама просто переживает за своего единственного сына, она привыкнет к тебе и полюбит, вот увидишь».
Свадьба была роскошной, всё, как хотела Светлана Петровна. Много гостей, живая музыка, дорогой банкетный зал. Я чувствовала себя немного не в своей тарелке среди всех этих важных, напыщенных людей, но стоило Олегу взять меня за руку, как все тревоги уходили. Вечером, когда мы остались одни в нашей новой квартире — щедром свадебном подарке его родителей, — он обнял меня и сказал: «Теперь всё будет по-другому, Аня. Теперь у нас начинается настоящая жизнь». Я засыпала в его объятиях, абсолютно уверенная, что эта «настоящая жизнь» будет похожа на сказку. Я даже не представляла, насколько жестоко ошибалась. Сказка закончилась, не успев начаться. На следующее же утро.
Я проснулась не от нежного поцелуя или ласкового шепота. Я проснулась от резкого, унизительного крика, который эхом разнесся по нашей новой, еще пахнущей краской спальне.
— Эй, замарашка, хватит спать! Мы с мамой ждем завтрак!
Я рывком села на кровати. Сердце заколотилось где-то в горле. Замарашка? Это он мне? Олег стоял в дверях, скрестив руки на груди. На нем был дорогой шелковый халат, а на лице — брезгливая гримаса, которой я никогда раньше не видела. исчезла вся его вчерашняя нежность, вся любовь. Будто и не было ничего.
— Мама? — только и смогла пролепетать я, пытаясь осознать происходящее. — Твоя мама уже здесь? Во сколько…
— Восемь утра, — отрезал он. — Нормальные люди в это время уже на ногах. Мама приехала нас проведать, привезла свежей выпечки к чаю. А ты дрыхнешь. Давай, поднимайся. Я хочу кофе и омлет. И маме сделай. Она любит с сыром и зеленью, но без лука. Поняла?
Он развернулся и ушел, не дожидаясь ответа. Я осталась сидеть одна, в шелковых простынях, которые вдруг показались холодными и чужими. Свадебное платье висело на дверце шкафа, как призрак вчерашнего счастья. В ушах всё еще звенело это отвратительное слово — «замарашка». Я посмотрела на себя в зеркало. Растрепанные волосы, сонный вид… самая обычная девушка, которая проснулась утром. Но в его глазах я была почему-то грязнулей. Сглотнув ком в горле, я быстро оделась и пошла на кухню. Там, за идеально сервированным столом, сидела Светлана Петровна. Вся в белом, как фарфоровая статуэтка. Она окинула меня ледяным взглядом с головы до ног.
— Доброе утро, Анна, — произнесла она таким тоном, будто делала мне великое одолжение. — Я уж думала, ты решила проспать свой первый семейный день. Негоже молодой жене так долго нежиться в постели. Хозяйство само себя не сделает.
Я пробормотала извинения и начала суетиться у плиты. Руки дрожали. Я разбила одно яйцо мимо миски, и Светлана Петровна цокнула языком.
— Неуклюжая какая, — бросила она вполголоса, но так, чтобы я точно услышала.
Олег сидел рядом с ней, пил апельсиновый сок и читал новости в телефоне, абсолютно не обращая на меня внимания. Будто я была не его любимой женой, а нанятой прислугой, которая плохо справляется со своими обязанностями. Когда я поставила перед ними тарелки с омлетом, Светлана Петровна придирчиво поковыряла его вилкой.
— Зелени маловато. И пересолила немного, — вынесла она вердикт. — Ну ничего, со временем научишься. Главное — старание.
Научусь? Я что, на экзамене? Это мой дом… или уже не мой? Я села за стол, но кусок не лез в горло. Олег поднял на меня глаза и нахмурился.
— А ты чего рассиропилась? Ешь давай. И убери со стола потом, мы с мамой поедем по делам. Вернемся к вечеру. Ужин должен быть готов к семи. Что-нибудь легкое. Запеченную рыбу с овощами, например. Ясно?
Я молча кивнула. Сказка рассыпалась на моих глазах, превращаясь в пыль. Тот день стал началом моей новой жизни. Жизни, в которой я была не любимой женщиной, а функцией. Удобным приложением к моему «идеальному» мужу и его матери. Так началась моя медленная, мучительная пытка.
Дни сливались в одну серую, бесконечную рутину. Утром я вставала раньше всех, чтобы приготовить завтрак для Олега, который неизменно уезжал на работу с недовольным видом. Затем я убирала, стирала, гладила его идеальные рубашки. Мои рисунки, моя единственная отдушина, были убраны в дальний угол. «Не занимайся ерундой, — сказал однажды Олег, наткнувшись на мой мольберт. — Лучше бы рецепт нового супа выучила». Светлана Петровна появлялась в нашей квартире почти каждый день, без предупреждения, со своим ключом. Она могла войти, когда я была в душе, или когда просто лежала, пытаясь отдохнуть. Она проводила пальцем по полкам, проверяя наличие пыли, заглядывала в холодильник, критиковала мои покупки.
— Зачем ты купила эту курицу? — вопрошала она, морща нос. — От нее же никакой пользы. Надо было брать индейку, я же говорила. Ты совсем не слушаешь, что тебе говорят старшие.
Однажды я не выдержала. Вечером, когда Олег вернулся с работы, я попыталась с ним поговорить.
— Олег, пожалуйста, давай поговорим, — начала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Мне тяжело. Твоя мама… она контролирует каждый мой шаг. И ты… ты изменился. Ты больше не говоришь со мной, не обнимаешь… Что происходит?
Он устало вздохнул и потер переносицу.
— Аня, не начинай. Я устал на работе. Мама просто хочет как лучше, она помогает тебе стать хорошей хозяйкой. Разве это плохо? Вместо того, чтобы благодарить, ты устраиваешь истерики.
— Но я не хочу быть только хозяйкой! — вырвалось у меня. — Я хочу быть твоей женой! Я хочу, чтобы мы были семьей — ты и я. А не ты, я и твоя мама!
Он резко встал. Его лицо стало жестким.
— Ты знала, за кого выходишь замуж. У меня очень близкие отношения с матерью, и я не собираюсь ничего менять. Если тебя что-то не устраивает — дверь там. Но подумай хорошенько, куда ты пойдешь? Обратно в свою панельку, к родителям-простакам? Или останешься здесь, в тепле и комфорте, и будешь просто делать то, что от тебя требуется?
Его слова ударили меня как пощечина. Он шантажировал меня. Шантажировал комфортом, статусом, той самой «красивой жизнью», в которую я так стремилась попасть. И самое страшное — я испугалась. Испугалась вернуться назад, признать свое поражение. Я промолчала. И этим подписала себе приговор. С того дня разговоров больше не было. Я стала тенью в собственном доме. Мои деньги, зарплату с моей удаленной работы редактором, он забирал себе, складывая на какой-то «общий счет», которым управлял сам. Мне же выдавал смешные суммы на «булавки», и я должна была отчитываться за каждую копейку.
— Пятьсот рублей на колготки? — удивленно вскидывал он бровь. — А старые что, порвались? Ты стала такой расточительной.
Постепенно от меня отдалились все подруги. Сначала они пытались звонить, звали встретиться. Но Олег всегда находил причину, почему я не могу. «У Ани много дел по дому», «Мы идем в гости к родственникам», «Аня неважно себя чувствует». А потом Светлана Петровна сказала мне прямым текстом:
— Эти твои подружки… они тебе не ровня. Простые, необразованные девицы. О чем тебе с ними говорить? Они тянут тебя назад, в твое прошлое. А тебе нужно стремиться вперед, соответствовать новому статусу.
И я перестала брать трубку. Мне было стыдно признаться им, во что превратилась моя жизнь. Стыдно, что моя сказка оказалась такой уродливой. Я осталась совсем одна, в золотой клетке, где единственными моими собеседниками были молчаливый муж и его вечно недовольная мать.
Шли месяцы. Я научилась жить в этом вакууме, почти не чувствуя боли. Она просто стала фоном, как тиканье часов. Но однажды случилось то, что снова заставило меня проснуться. Я убиралась в нашем шкафу, перекладывая вещи Олега. И в ящике с его носками, под свернутой парой, я нащупала что-то твердое. Маленькую бархатную коробочку. Сердце екнуло. Я осторожно открыла ее. Внутри, на атласной подушечке, лежал изящный золотой браслет с крошечными камушками, переливающимися на свету. Он был невероятно красивым.
Для меня! — пронеслась в голове сумасшедшая мысль. — Скоро же полгода со дня нашей свадьбы. Он помнит! Он все еще любит меня, просто… просто у него сложный период.
Эта находка стала моим маленьким секретом, моим лучом надежды. Я несколько раз в день тайком открывала коробочку, любовалась браслетом и представляла, как Олег наденет его мне на руку. Я снова начала стараться. Я готовила его самые любимые блюда, встречала с работы с улыбкой, не спорила, не жаловалась. Я хотела вернуть того Олега, за которого выходила замуж. И мне казалось, что у меня получается. Он стал немного мягче, пару раз даже сделал мне комплимент. Надежда росла во мне с каждым днем, заслоняя все обиды.
День нашей маленькой годовщины приближался. Я решила устроить сюрприз — приготовить особенный ужин, только для нас двоих. Я попросила у Олега денег, соврав, что хочу купить новое платье. Он, на удивление, дал без лишних вопросов. Я весь день порхала по квартире как на крыльях. Купила свежие продукты, запекла ту самую рыбу, которую он просил в наше первое утро, сделала сложный десерт. Накрыла на стол, зажгла свечи. Надела красивое платье. Я чувствовала себя почти так же, как в день свадьбы. Счастливой и полной предвкушения.
Ровно в семь раздался звонок в дверь. Я бросилась открывать, на ходу репетируя улыбку. Но на пороге стоял не только Олег. Рядом с ним была Светлана Петровна. А за ними — молодая, высокая, ослепительно красивая девушка в строгом деловом костюме.
— Анечка, знакомься, — с фальшивой бодростью произнес Олег, проходя в квартиру. — Это Дарья, наш новый ведущий партнер. Она сегодня заключила для нашей компании очень важную сделку, и я решил пригласить ее и маму отпраздновать. Ты же не против?
Против? Да я хотела кричать. Мой ужин на двоих, мои свечи, мое платье — все это превращалось в фарс. Но я лишь натянула улыбку и пролепетала:
— Конечно… не против. Проходите.
Дарья скользнула мимо меня, оставив шлейф дорогих духов. Она смерила меня быстрым, оценивающим взглядом, в котором читалась легкая насмешка. Светлана Петровна выглядела абсолютно довольной. Они прошли в гостиную, и я, как во сне, поплелась за ними, чтобы принести еще два прибора. Вечер превратился в пытку. Они говорили о каких-то сделках, миллионах, проектах. Я сидела за столом как пустое место. Меня не замечали, ко мне не обращались. Я была лишь обслуживающим персоналом на их празднике жизни.
И тут я это увидела. Дарья жестикулировала, что-то эмоционально рассказывая Олегу. И на ее тонком запястье, сверкая в свете свечей, был он. Тот самый золотой браслет. Мой браслет. Моя надежда.
Мир вокруг меня замер. Шум их голосов превратился в неразборчивый гул. Я видела только этот браслет. Видела, как он обвивает ее изящную руку. Видела, как она небрежно поправляет его, будто это самая обычная безделушка. А для меня он был всем. Он был последней ниточкой, связывающей меня с иллюзией любви. И сейчас эта ниточка с треском рвалась.
Кровь отхлынула от моего лица. Я почувствовала, как внутри всё каменеет. Я медленно подняла глаза и посмотрела прямо на Дарью. Пауза затянулась. Даже Светлана Петровна и Олег замолчали, почувствовав странное напряжение в воздухе.
— Красивый браслет, — произнесла я тихо, но мой голос прозвучал в наступившей тишине оглушительно громко.
Дарья удивленно моргнула, а потом улыбнулась самодовольной улыбкой.
— Да, правда? Это Олег подарил. В честь успешного завершения проекта. Он такой внимательный.
Олег бросил на меня быстрый, злой взгляд.
— Аня, не время обсуждать украшения, — прошипел он.
Но я уже не слушала его. Я смотрела на Светлану Петровну. В ее глазах не было ни капли сочувствия. Только холодный, расчетливый триумф. Она знала. Она все знала с самого начала. И в этот момент все встало на свои места. Все унижения, все оскорбления, вся эта игра в «хорошую хозяйку». Это не было перевоспитанием. Это была целенаправленная травля. Они хотели сломать меня, превратить в безвольную куклу, чтобы я не мешала. Чтобы я не задавала лишних вопросов.
Я медленно встала из-за стола. Мои руки больше не дрожали. Внутри была звенящая пустота, которая придавала сил.
— Значит, «ведущий партнер»? — я посмотрела на Олега. — А я кто в этой схеме, Олег? «Обслуживающий персонал»?
— Прекрати немедленно этот цирк! — взвизгнула Светлана Петровна. — Ты позоришь нас перед гостьей!
Но тут Дарья, чуть откинувшись на спинку стула и с любопытством разглядывая меня, как экзотическое насекомое, произнесла фразу, которая стала последним гвоздем в крышку гроба моей прошлой жизни.
— Олег, милый, ты разве не сказал своей… — она сделала театральную паузу, — жене? Мы же собирались объявить о нашей помолвке сразу после того, как уладим все формальности.
Формальности. Помолвка. Эти слова взорвались в моей голове фейерверком ледяных осколков. Они даже не пытались скрыть. Они упивались своей безнаказанностью, своей властью надо мной. Мой муж. Собирался объявить о помолвке с другой женщиной. В моем доме. За ужином, который я приготовила.
Я не стала кричать. Не стала плакать. Я просто рассмеялась. Тихим, жутким смехом. Они смотрели на меня, ошарашенные. Олег вскочил, хотел схватить меня за руку, но я отшатнулась.
— Формальности, значит, — повторила я, вытирая несуществующие слезы. — Что ж, не буду вам мешать. Празднуйте. Надеюсь, рыба вам понравилась. Я очень старалась.
Я развернулась и пошла в спальню. Закрыла за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Я не слышала, что происходило в гостиной. Мне было все равно. Я просто стояла и дышала. Ровно. Глубоко. А потом, с каким-то холодным, отстраненным спокойствием, я достала с антресолей свой старый чемодан и начала бросать в него свои вещи. Футболки, джинсы, мой единственный приличный свитер. Я не брала ничего из того, что он мне когда-либо дарил. Только свое. То, что было моим до него. И тут мой взгляд упал на тумбочку со стороны Олега. На ней лежала кожаная папка с документами, которую он, видимо, принес с работы и забыл убрать.
Какие еще «формальности»? — мелькнула мысль.
Рука сама собой потянулась к папке. Я открыла ее. Внутри лежали какие-то договоры, отчеты. И среди них — документ, который заставил меня застыть. Это был предварительный договор купли-продажи нашей квартиры. Той самой, что его родители якобы нам «подарили». В договоре черным по белому было написано, что квартира будет продана сразу после получения моего нотариально заверенного согласия как супруги. Покупатель уже был найден. А рядом лежал еще один лист — копия моего паспорта и бланк того самого согласия, который мне, очевидно, собирались подсунуть на подпись под каким-нибудь благовидным предлогом. В графе «продавец» стояло имя Светланы Петровны. Квартира никогда не была нашей. Она была приманкой.
Так вот оно что. Вот в чем была главная «формальность».
Вся картина сложилась в единый, чудовищный пазл. Меня не просто обманывали. Меня использовали. С самого начала. Наша свадьба, эта квартира, вся эта игра — это был хорошо продуманный бизнес-план. Я была нужна им только для одной цели — чтобы поставить свою подпись. Чтобы они могли продать эту дорогую недвижимость, не делясь со мной ни копейкой, ведь в браке имущество общее. А после этого меня, «замарашку», можно было спокойно выбросить, заменив на более подходящую партию — Дарью, с ее связями и статусом. Моя любовь, мои слезы, мои надежды — всё это было лишь фоном для их циничной аферы.
Я аккуратно положила документы обратно в папку. Застегнула чемодан. Взяла свой старый рюкзак с мольбертом и красками. Открыла дверь. В коридоре стоял Олег. Вид у него был растерянный. Гостей, видимо, уже спровадили.
— Аня, ты куда? — спросил он так, будто искренне не понимал. — Давай успокоимся и поговорим. Ты все не так поняла.
Я посмотрела ему прямо в глаза. Туда, где когда-то видела любовь. Теперь там была только пустота.
— Я все поняла так, Олег, — сказала я спокойно. — Передай своей маме, что ее план провалился. Формальности не будет. И завтрака тоже. Готовьте его сами.
Я обошла его, не удостоив больше ни единым взглядом, и вышла из квартиры, плотно закрыв за собой дверь. Я не оглянулась. На улице было уже темно и холодно, но я впервые за долгие месяцы дышала полной грудью. Воздух свободы был горьким, но пьянящим.
Я приехала к родителям поздно ночью. Они ничего не спросили, увидев меня с чемоданом на пороге. Мама просто обняла меня, и я, наконец, дала волю слезам. Я плакала всю ночь — от обиды, от унижения, от боли разбитых иллюзий. А на утро проснулась другим человеком. Опустошенной, но сильной. Я рассказала родителям все, показала фотографию договора, которую успела сделать на телефон. Отец, обычно такой спокойный, сжал кулаки. Мама молча гладила меня по голове. В этот же день мы пошли к юристу. Он объяснил, что без моего согласия они ничего сделать не смогут. А бракоразводный процесс будет быстрым, так как детей у нас не было, а совместно нажитого имущества, как оказалось, тоже. Вся их ложь обернулась против них же.
Олег и его мать еще несколько недель пытались до меня дозвониться. Сначала с угрозами, потом с мольбами. Олег писал мне длинные сообщения о том, как он «ошибся», как «бес попутал», умолял вернуться, обещая, что все будет по-другому. Светлана Петровна даже один раз приехала к моим родителям, пыталась «поговорить по-хорошему», сулила деньги за мою подпись. Мой отец просто выставил ее за дверь. Я не ответила ни на один звонок, ни на одно сообщение. Для меня этих людей больше не существовало.
Прошло около года. Я развелась. Сменила номер телефона и удалила все аккаунты в социальных сетях. Я вернулась к своим рисункам. Сначала рисовала что-то мрачное, темное — так выходила моя боль. А потом на моих холстах снова стало появляться солнце. Я устроилась на работу в небольшую дизайнерскую студию, где мои навыки оказались востребованы. Я сняла себе маленькую, но уютную квартирку с большим окном, выходящим на старый парк. Я снова начала встречаться с подругами, смеяться, строить планы.
Однажды, сидя в кафе с чашкой горячего чая, я случайно увидела в новостной ленте знакомое лицо. Дарья. Она выходила замуж. И рядом с ней на фотографии был совсем другой мужчина, солидный, намного старше ее. Про Олега не было ни слова. Видимо, когда их афера сорвалась, он стал ей не нужен. «Ведущий партнер» нашел себе более выгодную партию. И в этот момент я не почувствовала ни злорадства, ни удовлетворения. Я не почувствовала ничего. Это была чужая жизнь, которая больше не имела ко мне никакого отношения.
Я закрыла ноутбук и посмотрела в окно. За стеклом шел тихий снег, укрывая город белым покрывалом. Все начиналось с чистого листа. Моя сказка не закончилась трагедией. Она просто оказалась не моей. Моя настоящая история начиналась только сейчас. И я знала, что в ней больше никогда не будет места для коробочек с чужими браслетами и утренних криков. В ней буду только я, мой мольберт и огромное окно, в которое каждое утро заглядывает солнце.