Начало:
...В данный момент, наш экипаж был безлошадным. Через несколько дней, нам предстояло идти в Приморский край, принимать лодку после межпоходового ремонта.
Прошла неделя…
И вот я опять на теплоходе "Советский Союз".
Все начинается вновь. Только вышли в море, началась болтанка. Чуть погодя - рыгаловка. Когда же это все закончится?
В конце третьих суток, шторм слегка ослабел. Качка почти прекратилась.
Чтобы забрать сезонных рабочих с рыбоконсервных заводов, зашли на знаменитый Курильский остров Шикотан.
Была ночь, дул холодный порывистый ветер, наше судно встало на рейде не далеко от берега. Сильно качаясь на волнах, к нам подошел не большой ржавый баркас с рабочими. Каково же было мое удивление, когда рабочими, оказались женщины. Одни женщины.
Они работали на острове по вербовке. Мужиковатого вида бабехи, скучковались на носу утлого суденышка. Я присмотрелся и, увидел, что все они в муку пьяные. Бабы галдели, орали, обнимались, целовались и сильно шатаясь, пытались взабраться на спущенный в низ трап. Однако болтало так, что эта операция становилась опасной. Что же делать? Как быть?
Было решено принимать девчонок по штормтрапу, грубо говоря по веревочной лестнице. Кошмар. Пьяные бабы с обветренными лицами, с руками покрытыми шрамами и болячками, одна за другой переваливались к нам через фальшборт. Это было не забываемое зрелище. Сродни цирковому представлению. Казалось еще не много и, быть беде. Но, слава богу все обошлось.
При свете прожекторов я сумел разглядеть этих бедовых женщин. Они походили на матерых зечек. Или закоренелых бичих.
С прибытием новых пассажиров, на нашем пароходе началась абсолютно другая жизнь. Сплошной гудежь. Сплошной праздник.
Девахи угощали водкой всех встречных и поперечных. Истосковавшиеся по ласке, они кидались на мужиков то тут, то там. Нас строго предупредили: девки могут да же изнасиловать (на Шикотане такое бывало). Неужели сиськой в жопу, подумал я...
Корабельный ресторан ходил ходуном. Вино, водка, шампанское лились рекой. На спор, тетки прикуривали от сторублевых купюр. Музыкантам не давали ни отдыху, ни продоху. Сверкая толстыми ляжками и вываливающимися грудЯми, отталкивая друг друга, бабы лезли на сцену, что бы под аккомпонимент вокально-инструментального ансамбля, сбацать частушки.
Взирая на весь этот кильдым, я понял почему "вербованых", возвращающихся домой с заработков, называли "недельными миллионерами".
Остаток пути до Владивостока пролетел весело и незаметно. Жаль только, что воизбежании венерических заболеваний и прочих непотребностей, офицеры оградили нас от контакта с этими милыми, во всех отношениях дамами. Очень жаль...
...Минуло каких-нибудь пару недель, а Приморье было не узнать. От теплой и ласковой погоды не осталось и следа. Землю сковало морозом. Дул обжигающий ледяной ветер. Завод, на который мы направлялись, находился не далеко от Владика. В Шкотовском районе. В поселке Большой Камень...
Наконец-то я увидел свою красавицу. У причала, из воды возвышалась сто тридцати метровая горбатая глыба. Рули боевой рубки напоминали гигантские крылья. Корпус лодки был покрыт толстым-толстым слоем резины. А звали это чудовище - "Азуха"(проект667А).
Через люк третьего(центрального) отсека, по узкой горловине, я спустился внутрь этого монстра. Гидроакустическая рубка находилась рядом с центральным постом. Я представлял ее не много больше. Усевшись в удобное кресло, я начал с любопытством знакомиться с аппаратурой, которой мне предстояло управлять. Незадолго до этого, я получил боевой номер: Р-32-12. И вот теперь то, мне стало все понятно. Первая буква или цифра "боевого номера", обозначает принадлежность к той или иной боевой части (БЧ) или службе. В данном случае, буква «Р» означала "радиотехническую службу". Вторая цифра, состоит из двух частей: цифра «3» означает номер отсека, цифра «2» - номер рубки. Третья цифра, показывает непосредственно твой номер в составе группы: первый тракт, второй вахтенный...
Отсеков на лодке оказалось десять: торпедный, аккумуляторный, центральный, два ракетных, дизельный, реакторный (необитаемый), два турбинных и кормовой. Изнутри все отсеки были выкрашены в ярко желтый цвет, и лишь седьмой – реакторный, в белый. В нем всегда стояла гробовая тишина. Проходить, а вернее пробегать через него было очень страшно. Казалось, что нейтроны прошивают тебя насквозь со всех сторон. Хотя, все корабельные дозиметры всегда показывали «О»(ноль). Мы конечно же понимали, что настоящие датчики находятся только у начальника химической службы. Остальным членам экипажа, лучше ни чего не знать...
Я был удивлен тем, что на моей лодке есть все необходимое для нормальной жизни: кухня, просторная столовая, своя пекарня, вместимые холодильные камеры, душ, крошечная, но всё-таки курилка, несколько туалетов, не большие каюты, опреснители воды и многое-многое другое. Короче жить можно...
С утра следующего дня началось рутинное занятие – приемка корабля. Меня же, и еще одного "дрища", назначили вестовыми по камбузу, который устроили в здании рабочей столовой. А что, работа не пыльная: накрыть столы, после приема пищи все убрать. За тем - помыть посуду и, свободен как сто китайцев...
С грустью наблюдаем за безрадостной жизнью местного населения. Полная безнадёга. В поселковых магазинах - хоть шаром покати. Даже поварихи не едят ту бурду, которую варят работягам. Бегают харчеваться к нам...
Не далеко от нашей столовой, ЗэКи(заключенные) строят огромный эллинг. Их привозят на работу на красивых автозаках оранжевого цвета. Это немецкие машины марки "Магирус". Таких шикарных автомобилей для тюремщиков, я не видывал более ни когда...
Однажды, мы с товарищем стояли у окна столовой и глядели как ЗэКи шустро бегают с тачками по крыше высоченного здания. Вдруг… с этой огромной высоты, один из них, полетел вниз. Мы ахнули. Казалось, что человек летит медленно, будто парит, плавно переворачиваясь в воздухе.
«Суки, опять в карты проиграли...»,- как то спокойно сказала бабулька-уборщица, стоявшая рядом. «Какак это в карты?»- недоуменно переспросили мы. «А вот так, играют гады на людей. Проиграл - должен человека сбросить, а ежели не сбросишь, тогда сам полетишь»,- со знанием дела объяснила бабка. Кошмар какой-то, подумал я...
Три раза в день, после завтрака обеда и ужина, мы с товарищем выбрасывали в бак для отходов мясо, колбасу, варенье, печенье и прочую вкуснятину, о которой местные жители даже и не мечтали. Это не по хозяйски, рачительно рассудил я. Стали немножко экономить. В итоге, через неделю, у нас скопилась большая корзина дефицитных продуктов. Так, а что со всем этим делать? Надо кому то предложить. А кому? Свой выбор остановили на заведующей рабочей столовой.
Подошли. Показали. От увиденного, женщину бросило в жар. Глаза заблестели. Руки затряслись. «Реребят, с-сколько вы хотите?»- озираясь по сторонам, полушепотом поинтересовалась заведующая. «Да мы, это, да нам бы, ну короче нам деньги не нужны»,- запинаясь промямлили мы. Тётенька окинула нас оценивающим взглядом, улыбнулась и, мило прошептала: «Все понятно. Натурой хотите? Тогда быстрей пошли ко мне в подсобку».
Мы засмущались, покраснели и, стыдливо потупили взгляд: «Да неет, Вы нас не правильно поняли. Нам бы, ну как это, водочки бы». «Сколько?»- слегка разочаровано спросила дама. «Две бутылки!»- не сговариваясь выпулили мы. «Ну как хотите»,- сказала она и, вильнув хвостом помчалась в поселок.
«Слышь Вась, ну и дураки же мы с тобой, от такой бабенки отказались,- чуть придя в себя, обратился я к напарнику. Видал какая фигуристая. И ножки точёные. А взгляд, похотливый такой, ****ский, как у кошки». «Да ты чё, сдурел совсем. Она ж старая. Ей наверное… лет тридцать»,- парировал Василий.
До самого конца службы я так и не мог себе простить этого ужасного промаха. Это ж надо, от такой ляльки отказались. Как дураки: «...нам бы водочки». Тьфу.
Два "пузыря" мы уговорили с Васьком одним махом. Красота. Что делать будем? Вместо того, что бы заночевать в столовой, мы - идиоты, поперлись на корабль. Ну и, конечно же "влетели". Нас "запеленговал" сам старпом.
Старпомом(старшим помощником капитана), был у нас не большого роста, коренастый, с черными густыми усами, тихий спокойный дядька. По возрасту, он давно должен бы быть капитаном. Однако, судя по всему, из-за национальной принадлежности к одному из многочисленных народов Северного Кавказа(кажется ингуш), должность старпома, была для него потолком.
«Ну что Бубнов,- бухтел мой непосредственный начальник старший лейтенант Жуков,- не видать тебе отпуска. Как своих ушей. До конца службы. Так домой и напиши. Понял? А пока, мичман Громов займется с тобой строевыми занятиями».
Даа, такого развития событий я конечно же не ожидал. Все могло случиться, но что бы вот так быстро.
В очередном письме матери, я написал, что попал служить на секретный-секретный объект, с которого, в отпуск, не отпускают. Что бы не ждала. Не ждала...
А злоключения продолжались. В тот же самый вечер, у «годков», кто то стырил двадцатилитровый бидон с брагой. Не долго думая, они решили, что это я и Вася. Ведь именно в тот злополучный день, только мы были пьяны. Без разбора, нас тупо от****или. Однако самое обидное было то, что происходило все это в канун моего дня рождения. Представляете? Невезуха какая-то.
Правда на утро выяснилось, что брагу с****или «полторашники», ну а мы с Василием пострадали зазря.
Вечером, ко мне подошел «годок» Серега, земеля, то же с Подмосковья, с Одинцовского района. Переминаясь с ноги на ногу, он тихо пробормотал: «...ты это, Олега, не обижайся, что так вышло. Я это, знаю что у тебя сегодня день рождения. Вот возьми подарок от меня»,- и протянул мне блок сигарет Opal. Блок сигарет. У меня навернулись слезы. Все же офигительный чувак Серега. Я представляю каково ему было извиняться перед салабоном. И всё-таки он это сделал. Ведь мы земляки.
А сигареты в ту пору в Приморье были страшнейшим дефицитом. От безысходности, местные мужики курили тогда, даже махорку и самосад. А тут такой подарок – целый блок, это как мешок золота. Правда.
Не знал я в тот вечер, что Сергея больше не увижу. Ни когда. Ночью он ушел в поселок. В "самоволку". Нажрался там в дым пьяным и серьёзно подрался с милиционерами.
Чуть позже, к нам в часть, пришло грустное известие: Серому дали три года тюрьмы...
...Здесь же на заводе, не далеко от нас, стояла странная субмарина. Называли ее "Ленок". Эта дизелюха была необычной формы. Сразу за боевой рубкой, на горбу, она имела два углубления. В каждом из них была закреплена миниатюрная мини-лодка ярко-желтого цвета. Наши офицеры шептались, что мол эти малютки, предназначены для высадки каких то подводных диверсантов.
И вправду, через несколько дней, на базе объявили, что подводно-диверсионные силы Тихоокеанского флота начинают учения. Это вызвало страшный переполох. Нам выдали дестизарядные скорострельные карабины(СКС), посадили почти под каждым деревом и, разрешили в случае чего, стрелять на поражение. ???
Боясь каждого шороха, всю ночь мы просидели в засаде. Казалось, что утро не наступит ни когда. Ну а когда всё же рассвело, то выяснилось, что несколько наших ребят лежат связанными в кустах, а сейф, из штаба базы унесли неизвестные.
Вот такие эти диверсанты...
А прием корабля все продолжался. Через неделю погода наладилась. Немного потеплело. Небо стало ясным и безоблачным. Мы с ребятами бездельничали на берегу и вдруг увидели на горизонте, что-то длинное и плоское. Выяснилось, что это авианесущий крейсер "Минск". Он подошел чуть ближе и встал на рейде. Ну и махина.
Ба, что это? От палубы авианосца отделилась черная точка. Она медленно поднялась вверх. Затем, у точки, появился язык пламени. Ещё секунда и, точка рванула с места и исчезла. Через несколько минут точка появилась опять. Она зависла над палубой и, стала медленно-медленно опускаться. Это летчики на самолетах с вертикальным взлетом проводили тренировки.
Интересно, а сколько стоит горючее для одного такого вот полета? А сам самолет? А сколько стоит построить такой вот авианосец? А содержать его в боевой готовности? Ну а во сколько обходится содержание всего флота? А всех Вооруженных Сил?
Даа, армия это дорогая игрушка. Оочень дорогая. Настолько дорогая, что мы даже представить себе не можем. Но ни чего, ни чего, будем в очередях стоять, картошку с капустой жрать, а докажем всему миру, что можно построить коммунизм в отдельно-взятой стране. Правильно?
Наконец-то лодка принята. Выходим в море на ходовые испытания. Первое погружение. Дифферент на нос и, мы резко уходим вглубь. Немного страшновато. А вдруг рули заклинит на погружение? Тогда каюк.
Но нет, нет, у нас надежный экипаж и опытный капитан. Все будет хорошо. Хорошо...
Всех тех, для кого это первое погружение, собрали в трюме третьего отсека. Сейчас нас будут посвящать в подводники. Класс!
Но что это? Шустрый парнишка, ловко откручивает увесистый плафон светильника. Плафон зараза емкий, литра на полтора-два. Другой паренёк, подвешивает кувалду за проволоку. Металлическую часть кувалды густо обмазывают солидолом. Нам обьяснили, что это закуска.
Третий несет деревянный чоп(длинное полено) с острым концом. ???
Вот все и готово. Ритуал начинается. По очереди, каждый молодой матросик, встает на четвереньки. В задницу ему упирают чоп(чтобы не дергался). В руки подают плафон с забортной водой, которую нужно выпить строго до дна. Несмотря на то, что вода холодная, соленая и противная, отдает йодом и тухлой рыбой, пить ее надобно большими глотками, не разбирая особо на вкус. Ежели остановишься – нальют поновой.
Ну, поехали, как говорил Гагарин. Не успел я оторвать ото рта опустошенную емкость, как маятником, мне в лицо, летит кувалда. Ёпсь, бьет она по моей физиономии. Все лицо в солидоле. Ээх, хороша закусочка.
Прошедшие обряд, громко рыча, блюют в закутке. Потрясающе, и кто только это придумал. Убил бы гада.
Молодым офицерам и мичманам повезло больше. Процедура у них, более щадящяя. Выпил залпом рюмку забортной воды и, ты настоящий подводник…
Ладно, ритуал пройден. Это хорошо. Но больше всего меня радовало то, что под водой абсолютно не было качки. Ну просто никакой. Для меня это самое главное...
...После ходовых испытаний, загрузив пару торпед(на всякий пожарный), берем курс на Петропавловск–Камчатский. В родную базу.
По дороге, еще одно шоу – продувка гальюна (туалета).
Корабельный гальюн состоит из обычного на вид унитаза и, скрытого от глаз резервуара, в который и сливаются человеческие испражнения. Когда злосчастный резервуар полон, его содержимое необходимо продуть(выплюнуть) зАборт. Тобишь, загерметезировать, создать в нем давление большее чем за бортом и, открыв внешнее отверстие, выдуть добро в океан. Производить сие ответсвенные манипуляции, входило в обязанности трюмных(ребят из БЧ-5). Ну а теперь - само шоу.
У туалета столпотворение, все хотят видеть. Опытный матрос объясняет "молодому", что да как: «...смотри внимательно. Сначала, вот этот вентиль закрываешь. Понял? Затем, вот это – открываешь. Смотришь на манометр. Да не на тот, а вот на этот. Понял? Потом этот вентиль закрываешь, а вот этот вентиль открываешь. И опять смотришь на манометр. Дальше вот этот вентиль закрываешь, а вот этот открываешь. И наконец, самый главный момент – нажимаешь на педаль унитаза. Все понял?» «Даа», - ничего не поняв, отвечает "молодой". «Ну, давай, действуй»,- подмигивая толпе зевак, командует старший.
Дрожащими руками, медленно-медленно, салабон начинает крутить зелёненькие вентильки. Причём, в разные стороны. Он и понятия не имеем, что сейчас делает. Стрелки манометров, что-то показывают, но что именно, не понятно. Ну, а теперь кульминационный момент – нажатие педали. Матросик изо всех сил давит на нее. Педаль не поддается. «...дави сильней»,- кричит народ. Молодой старается. И вот, его труд вознагражден, из унитаза, в его испуганное личико бьёт струя жидкого говна. Публика визжит от восторга. Все удалось на славу. Ни чего, ни чего страшного, матрос прошел боевое крещение. Сейчас примет душ, постирается, приберется, а остальное - ерунда...
...В родимую базу, мы прибыли в канун нового 1980-го года.
Но что такое? Что случилось? У штаба дивизии толпится народ.
Выяснилось, что это матросы падают рапорты с просьбой отправить их на войну. Куда? На войну. В Афганистан. И тут я вспомнил письмо своего школьного друга Сереги, в котором еще пол года назад он писал мне об этом. Вот это даа. Оказывается он мне военную тайну раскрывал, а я дурак думал что это его фантазии. После очередного выкуренного косяка. С планом...
Нам всем страшно хотелось повоевать. Это так романтично. Но нужно было торопиться, ведь операция ограниченного контингента скоро закончится. И мы не успеем пострелять диких «баранов», бегающих по горам, с кремневыми ружьями. Да, да, судя по победным реляциям в газетах и на телевидение, в ближайшее время все закончится. Доблестные советские войска, в кратчайшие сроки, уничтожат кучку несознательных бандитов, которые не совсем понимают всех позитивных моментов марксизма-ленинизма и мешают нашим афганским товарищам строить светлое социалистическое будущее...
Однако, в штабе дивизии нам популярно объяснили, что в Афганистане и без нас обойдутся. Дело то плевое. А мы, подводники, как никогда нужны здесь, разъяснили нам. Так как враги, ну эти, империалисты-милитаристы и прочие натовцы, окружают нашу несчастную Родину со всех сторон. И что в этот, трудный для Отчизны час, мы должны еще крепче сплотиться вокруг Коммунистической Партии и Советского Правительства и в едином порыве, крепить оборонную мощь нашей Великой Страны.
На том и порешили. А жаль. Так хотелось повоевать...
Скрипя снегом, я плелся в казарму, а мне почему-то вспомнился семьдесят второй год. В том далеком году стояла небывалая жара. В моём родном Подмосковье бушевали страшные пожары. На огромных площадях горели леса и торфяники. Даже Москва была вся в дыму.
На машинах и тракторах, в кромешную мглу, люди уезжали на тушение пожара и, не возвращались. Пропадали. Сгорали заживо, не найдя дороги назад.
Огонь, подбирался к нашему пороховому заводу. Ситуация выходила из под контроля. На помощь военизированным пожарным частям, прибыли регулярные войска. Солдаты прокапывали траншеи на подступах к заводу, закладывали туда взрывчатку и направленным взрывом отбрасывали огонь в сторону.
Но вот однажды выяснилось, что у военных, украли несколько ящиков с толовыми шашками. Кто мог отважиться на такой дерзкий поступок? Кто? Нужно срочно выяснить. Иначе, будет худо.
Милиция сбилась с ног. Трясли местных крименальных авторитетов. Поставили нАуши всю агентуру. Результат был нулевой. Взрывчатка как сквозь землю провалилась...
Прошел год. О ЧП почти забыли. И вдруг, в одном из домов города прогремел взрыв. Пареньку, устроившему это, обожгло все тело, разорвало живот, выбило глаза. Его жизнь висела буквально на волоске. Изувеченый парнишка кричал от нестерпимой боли, молил о помощи. Прибывшие же на место трагедии следователи, заставляли доктора колоть ему некие препараты и, пытали. Их интересовал лишь один вопрос: Где находится остальная взрывчатка? Кто еще был с ним?
Перед тем как скончаться, мальчишка раскололся. Рассказал ментам о том, что они со школьным другом, похитили тол для того, что бы взорвать здание ОВД. Они уже заминировали его. А взрыв в квартире – всего лишь репетиция.
Если бы ребятишкам все удалось, на следующий день, от милицейского участка не осталось бы и камня на камне.
Даа, видимо они были настоящими комсомольцами. Фильмы про войну и игра «Зарница» не прошли для них даром...
А служба продолжается. Скоро уходим в дальний поход. Это будет моей первой автономкой. Интересно, что же это такое?
На пирс, к лодке, один за одним, подъезжают грузовики. Они подвозят запасные части, расходные материалы, продовольствие. Процессом погрузки руководят два «колобка». Это небольшого росточка, круглые как шарики мужички-земляки молдаване: мичман Жосан и мичман Цуркан. Один из них начальник службы снабжения, а другой - кок инструктор. Они очень уважаемые люди, так как сидят на дефиците.
«Колобки» выстраивают членов экипажа таким образом, чтобы ни чего не пропало: офицер – мичман – матрос, офицер – мичман – матрос и т.д.
Особый контроль, когда подвозят спирт, вино, икру, шоколад. Я всегда удивлялся тому, что после каждой такой погрузки, у молдован всплывала не хилая недостача. Скорее всего, они сами чего-то мухлевали, хотя и офицеры с матросами вечерком ходили на веселее, облизывая сладкие от шоколада губы.
Теперь боеприпасы. Торпеды грузим здесь же, прямо у пирса. Лодка делает дифферент на карму, ее нос высоко высовывается из воды и оголяет крышки торпедных аппаратов. В самую последнюю очередь, когда стелажи полны, подвозят торпеды с атомными боеголовками. Грозное оружие, хотя считается тактическим. Данные торпеды предназначены для удара по авианосцам или группам кораблей. После их применения, скорее всего, погибнем и мы, от них же.
Ну а теперь, самое ответственное – загрузка ракет. Не абы каких, а стратегического назначения. Это вам не хухры-мухры.
Мы снимаемся со швартовых и, в надводном положении идем в странное страшное место. Не большая глубокая бухта, точнее даже не бухта, а шхера, у подножья почти отвесного склона сопки. Аккуратно встаем у бетонной стенки. И что мы видим? Рядышком скромно пришвартован невзрачный ржавый сухогруз. По имени "Ветлуга". С большими вязанками бревен на палубе. Он то что тут делает? Заблудился что ли?
Ну да ладно. После недолгой суеты экипаж занимает свои посты по команде «боевая тревога», и только мне посчастливилось заступить верхним вахтенным и увидеть это, незабываемое во всх отношениях зрелище...
В звенящей тишине, слегка поскрипывает портальный кран. С верхней палубы лесовоза убирают бревна.
Открывают крышки трюма.
Оттуда, медленно-медленно, извлекают загадочный контейнер. Похожий, на огромный гроб. Нежно-нежно ткрывают крышку гроба(контейнера) и, я увидел, лежащую там, ра-ке-ту.
Вот тебе и сухогруз. Вот тебе и лесовоз. Мне стало не по себе. Вот она какая, баллистическая ракета, которая за раз, может уничтожить миллион человек.
На мгновение мне показалось, что это сон, что это происходит не со мной. Ведь этого не может быть. Какой то ржавый пароход, какая то обрезининая лодка, какая то бескрылая ракета. А я то что здесь делаю? Брр, мистика...
А действо тем временем продолжалось. Кран полцепил ракету за голову и жопу. Поднял вверх. Перевел в вертикальное положение. Медленно занес над лодкой. Ракетчики, одетые в специальную защитную одежду, издали показались мне какими-то роботами или даже инопланетянами. То ли от волнения, то ли из-за толстой спецовки, их действия были скованными и неуклюжими.
А «роботы» тем временем подключали к днищу ракеты толстые кабели и экранированные шланги. Вот ежели сейчас, произойдет нечаянная утечка топлива, али окислителя, нам всем будет ****ец. И наверное, не только нам. Уж больно опасная это штука...
Наконец-то, все что нужно, подсоединили к ракете и её тихонечко опустили в шахту. Готово...
А тем временем, из трюма лесовоза извлекли второй пинал, похожий на гроб. И все повторилось вновь. Ракеты, похожие на пивные бутылки «чебурашки», цилиндрической формы, высотой с трехэтажный дом, одну за другой, заряжали в шахты нашего ракетоносца. Их было шестнадцать. Одуреть можно. Да, крепка совецка власть...
Наконец то, слава Богу, выходим из этого мрачного местечка. Боевая единица готова к выполнению задач поставленных Партией и Правительством...
А задача соответствовала ситуации. Ну а ситуация была таковой: продолжалась холодная война и гонка вооружений. Мы и американцы, с пеной у рта, доказывали друг другу, какой путь развития лучше, социалистический либо капиталистический. Дело шло к войне.
В случае её начала, подводные лодки стратегического назначении Краснознамённого Тихоокеанского флота Советского Союза, должны были нанести сокрушительный ядерный удар по городам-миллионникам Западного побережья Соединенных Штатов. А лодки Северного флота – по таким же городам Восточного побережья.
Для этих важных задачь, в специальных районах мирового океана, постоянно находились подводные крейсеры нашего проекта.
Задача же американских лодок, кораблей и самолетов заключалась в том, что бы в случае войны, не допустить ракетного обстрела своей территории. Для этого необходимо на выходе из каждой русской базы, сесть на хвост нашему ракетоносцу и, незаметно следуя за ним, установить район боевого патрулирования. Тогда, в случае начала военных действий, можно легко затопить вражескую(тобишь нашу) субмарину, не дав ей произвести ни одного ракетного пуска.
Для этих целей, у выхода из Авачинской бухты постоянно паслась американская подлодка. Вот сука.
Нам следует незаметно выйти из бухты и скрытно уйти. Но как это сделать?
Для начала, несколько дней, у выхода из губы, работают гидролокаторами противолодочные корабли. Нужно отогнать америкосов подальше от горловины. Так, вроде бы отошла. Теперь выходит лодка из нашей же дивизии, такого же проекта и, шумя и привлекая к себе внимание идет непонятно куда, авось американцы клюнут. Ну а теперь, наш черед.
Под покровом ночи, стараясь не шуметь, мы тихо-тихо уходим в дальний поход...
Идем не напрямик, а подпольными тропами.
Все суда в океане, ходят ни где попало, а по определенным дорогам. Мы встаем под такую вот дорогу и маскируясь под шумы танкеров, сухогрузов и других торговых пароходов, уходим все дальше и дальше от родных берегов. На встречу неизвестности...
Служба на берегу мне в общем-то нравилась. Утром неторопливый подъем, зарядка в виде пробежки, водные процедуры, завтрак. После завтрака плетемся на станцию радиационной безопасности, это что-то вроде огромной раздевалки. Оставляем там чистую одежду, переодеваясь в специальную, как бы не совсем чистую, в радиационном плане. На пирсе построение на подъем флага. Затем развод на работы. Не успели начать работать, а нужно строиться для перехода на обед. При выходе с пирса проходим через пункт радиационного контроля и тащимся переодеваться. После обеда полагается отдых ввиде сна. Немного кимарнули и опять длинный путь на корабль. Одним словом, пока туда-сюда ходим, и день миновал, пора шлёпать на ужин. Блин, одни прогулки и приемы пищи получаются. Не жизнь, а малина...
Здесь же, в автономке, совсем другие расклады. График - четыре через восемь, без выходных и проходных. Хотя тоже ничего. Четыре часа на вахте, сидишь в удобном кресле и отслеживаешь передвижение окрестных судов. Главная задача – не напороться на военные корабли противника и придти в район боевого патрулирования не замеченными.
После вахты, восемь часов делай что хочешь: ешь, спи, кури, читай, мастери чего-нибудь. Мыться в душе можно хоть каждый день, а вот менять постельное белье и одноразовую одежду дозволялось раз в неделю. Стирать их бесполезно, они из плотной, чем-то пропитанной марли. Если опустить рубаху или простыню в воду, она тут же превращалась в ветошь...
Отношения между членами экипажа отличные. Никто не кичится званием или должностью, и лишь капитан корабля Герасимов все такой же нелюдимый. Свободное время он проводит в одиночестве в боевой рубке. Заберется туда, усядется в огромное кресло, укутается в тулуп и курит «Беломорканал» одну за одной. Потом спустится оттуда одуревший от никотина и командует сильно картавя: «Бойтман! Пэавейнтеиуйти баевую упку!» И через минуту, по всем отсекам разносится смачный запах папиросного дыма...
Коки на камбузе стараются угодить. То шашлычками нас побалуют, то курами фаршированными, то еще чем-нибудь.
В обед, каждому полагается пятьдесят граммов вина. Ну что это, только губы мочить. Все вино сливается в одну кружку, нас же шестеро за столом. Пьем по очереди. Хорошо что на этот раз, загрузили не сухое вино типа "Рислинга", а венгерский вермут. Класс! Он вкуснее, да и градусов в нем побольше. Тот, чья очередь сегодня пить, целый день ничего не ест. Потом хряпнет на тощак триста граммов и бежит в курилку догоняться. Штуки две - три сигаретины подряд засадит и хорошо. Ну а ежели за столом окажется хотя бы один не пьющий, а такое встречалось, еще лучше – чаще праздничные дни получались.
О курилке речь особая. Она совсем крошечная. В ней с трудом помещается четыре человека. Каждый зашедший в нее, курит по несколько штук сразу. Вытяжка еле справляется. Впервые я попал туда отстояв небольшую очередь и ужаснулся. В комнатке два на два метра не было видно ни зги. Я попытался зажечь спичку, но ничего не получалось. Спичечная головка шипела, искрила но не загоралась. Это говорило о том, что в каморке совершенно отсутствует кислород. Пару минут покурив, я кое-как выбрался наружу. Меня вырвало. Все, подумал я, надо завязывать с курением...
Каютки конечно тесноватые. Каждая из них рассчитана на шестерых человек. Низкий потолок и узкие шконки в три яруса. У каждого, в изголовье, небольшая лампа дневного освещения. Эта лампа издавала чуть слышимый навязчивый гуд. Если не обращать на него внимания, то ничего страшного, но если врубиться в этот звук – можно сойти сума...
На вахте, моим старшим напарником, стал мичман Громов. Обычно мы усаживались по удобней и начинали прослушивать "горизонт". Кроме биологических шумов и шумов гражданских судов, не было ничего подозрительного. Не заметно затевался какой-нибудь разговор, который плавно перетекал на две любимые темы Валеры. Первая тема – о любимой жене Женечке. Он часами взахлеб рассказывал как она превосходно готовит блинчики, как они любят друг друга, какая прекрасная у него теща. Единственное, что омрачало их жизнь, это то, что после шести лет брака у них так и не появились дети.
А откуда же им взяться, думал я, если ты страшный пуританин, топчешь свою ненаглядную раз в год. И то по обещанию.
Обычно, когда в рубке собирались все акустики, речь заходила о прекрасной половине человечества. В разговор вступал мичман Ефременко – тот еще ходок по бабам. Он в деталях, с пикантными подробностями, травил нам, как охаживает жен офицеров, пока те находились в море. Как эти "верные" женушки, делают ему минет, с проглотом. Как просят засадить им в попку.
В такие минуты, мичман Громов начинал бурно возмущатьсяь: «...фуу, какая гадость! Да как ты можешь такое делать, ведь это же живые люди!»
Хлопая дверью, он выбегал из рубки, а мы дружно смеялись .
Вторая излюбленная тема Валеры – геморрой. Вот уже несколько лет, он не мог излечиться от этого страшного недуга. Каждую смену я слушал одну и туже душераздирающую историю, как Валера поехал в деревню к матери на сенокос. Когда он метал стога, у него в жопе что-то хрустнуло, брюки окрасила кровь. Родители жутко испугались. Диагноз врачей - геморрой. И вот теперь, он ходил срать как рожать, спасали только специальные свечи, которые присылала ему сестра – медик...
Что бы решить проблему бездетности, перед автономкой, в отпуске, Валера с Женечкой ездили в Москву, к известному и очень авторитетному сексопатологу. Что бы попасть к нему на консультацию, любимые выстояли в очереди пол года. И вот, этот знаменательный день настал. Первым в кабинет доктора вошел Валерий и, растерялся от неожиданности. На него изподлобья сурово смотрел здоровенный дядька с бритой наголо головой и орденскими колодками на потёртом засаленном пиджаке.
???
- Ну, чё стаишь! Прахади! Садись!- басистым голосом начал сексопатолог.
Не дыша, Валера сделал несколько шагов и скромненько присел на краешек стула.
- Ну, давай, рассказывай,- закурив импортную сигарету пробасил доктор.
- Чиво рассказывать то?- смущаясь, спросил Валера.
- Чиво-чиво, ну как ебёшь? Кагда ебёшь? И сколька?
Валера явно не ожидал такого приёма. Он вздрогнул, смутился, покраснел.
- Так…с табой всё панятно,- что-то записывая, пробормотал себе под нос мужик,- давай жыну сюда, а сам за дверью пастой.
В кабинет впорхнула Женечка, скромненькая такая, худенькая, в очёчках, похожая на учительницу.
- Ну чё, ни **** тибя твой любимый,- без обиняков начал специалист.
Опешив, Женечка залилась краской, опустила глазки в пол, не зная, что и ответить то.
- Где он у тибя работает? - спросил дядька.
- Эта, падводник он у меня, видимся редко, может быть в этом причина?- промямлила Женечка.
- Да нее, дело ни в этам… Я вот что тибе пасаветую,- с умным видом забурчал доктор,- дай ты каму-нибуть, ну кто панравится, пака твой лапух в море. А если забиременеишь, объяснишь ему: так мол и так, ни даношеный получился. Одним словом наврешь чё-нибуть, что тебя учить. Я же вижу, любит он тибя, значит поверит. Ты все поняла?
- Даа,- вся трясясь, кивнула Женечка.
- Ну, иди к своему нинагляднаму.
Увидев жену, Валера подбежал к ней и ласково обнял.
- Зая, зая чиво он тебе сказал?
- Да так… ничиво. По-женски там, что-то...
Забегая вперед, скажу, что пока мы были в автономке, Женечка, по совету специалиста, отдалась понравившемуся ей лейтенанту. Всё было потрясающе, но вот ребёночка почему то не получилось.
Чуть погодя, дала другому летёхе. Результат был нулевой. Потом, отдалась какому то мичману. Затем, пьяную, ее пустили по кругу "голодные" матросы. Ну и пошло-поехало. Одним словом, у девахи сорвало «башню», или как говорят школьники: «...****а сума сошла». Два месяца Женечку драли все кому не лень. Судя по всему, она распробовала это дело на вкус и уже не могла остановиться...
Когда мы вернулись из похода, Валеру ждала пустая комната в общежитии и истерики жены. Она кричала о том, что это он и только он виноват во всем. Что он загубил ее молодые цветущие годы, что он тварь позорная. И конечно же то, что он просто обязан отдать ей все деньги, которые заработал в море.
Валерик же ползал у нее в ногах и просил пощады. Говорил, что все ей простит, все забудит, лишь бы только она вернулась. Но та, была неумолима. Мол я тебя скотину даже видеть не могу. Давай деньги и убирайся прочь.
В конце концов, он так и сделал.
К слову сказать, она так и не забеременела. Ни от кого. А вот у Валеры, все получилось. Но немного позже...
Вообще, в жилом поселке офицеров, ****ство процветало. За редким исключением, жены моряков нигде не работали. На время автономки, мужья отправляли их на материк или оставляли на базе. Но разница была не большой. От безделья, девки шарились по кабакам в поисках приключений и проматывали заработанные мужьями денежкии. Ну а такие хмыри, как наш мичман Ефременко, окучивали их во все дыхательные и пихательные.
Сами офицеры частенько спорили между собой на эту тему, мол, что делать? Кто-то тупо не хотел верить, что жена изменяет, дескать она у меня не такая. Другие, такие как капитан третьего ранга Маргулис, рассуждали философски: «...ну и что, что ебут. Подумаешь. Главное никогда не приезжать домой инкогнито. Заранее, дал жене телеграмму. Она выгнала ебарей, навела марафет в квартире и, встретила тебя как человека. А там, целых два месяца любит тебя и только тебя. Ну а когда уехал, пусть делает, что хочет. Тебе-то что. У меня вот две дочки растут, так они только за офицеров замуж хотят, они же видят, какая прекрасная жизнь у их маманьки»...
Так же, в жилом поселке шла настоящая война между семьями офицеров и семьями мичманов. Участвовали в ней не только взрослые. Дело дошло до того, что семьи тех и других требовали, что бы их дети учились в разных школах, благо их было две. Скандал докатился до командования флотилией.
А суть конфликта заключалась в том, что офицеры считали себя элитой Военно-Морского флота. Ведь они учились своему ремеслу пять лет. Что служат они, не за материальные блага, а за Родину и честь. Что их жены, высокообразованны и культурны, а дети воспитаны. Мичманов же, они считали малограмотными деревенскими баранами, которые подались на службу за длинным рублем, вместе со своими женами - колхозницами.
Мичманов здесь, так и называли «сундуками». Офицеру, чтобы выйти на пенсию, нужно было отслужить календарных двадцать пять лет. Мичману же – в два раза меньше. Обидно ведь. Ну а культуру, что мичманов, что офицеров, я видел по весне, когда нас гоняли в поселок, убирать мусор из-под их окон. Вот это было зрелище...
Продолжается долгий путь в район боевого патрулирования. Периодически производим противолодочные маневры, это когда наша лодка резко останавливается, разворачивается на 180 градусов и стоит. Цель маневра – обнаружение преследования. Если хвоста нет, продолжаем движение. Раз в сутки – всплытие на перископную глубину - на сеанс связи и определения места. Связь происходит только в пассивном режиме. Всплываем обычно ночью, чтобы нас не обнаружили со спутника. Штурманы определяют наше место положение по звездам или луне.
Судя по фильмам, я считал, что на подводной лодке выдвигается только перископ, и сильно заблуждался. Выдвижных устройств оказалось аж, одиннадцать штук, и все они разного предназначения.
Первым из воды появляется хитрое устройство для обнаружения работающего радиолокатора противника. Управляет им радиоразведчик. Все чисто. Разведчик поднимает второе выдвижное, предназначенное для перехвата радиопереговоров американских пилотов между собой или с берегом. Опять все чисто. И тут начинается нечто. Из воды выползают остальные выдвижные и начинается аврал. За пять шесть минут необходимо проделать многое. Нужно точно определить место, где мы находимся - что-то громко крича, это делают штурманы. Нужно принять кучу информации с берега. Этим занимаются связисты. Если состав воздуха в лодке плохой, необходимо закачать свежего. Но как это сделать? Устройство, с помощью которого можно засосать воздух, очень громоздкое. Если в этот момент вдруг появится американский самолет – нам несдобровать. Тогда делаем так: внутри лодки создаем вакуум, выдвигаем устройство, открываем клапан, легкий хлопок, и морской чистый воздух резко заполняет отсеки. Закрываем клапан и быстро убираем трубу. В такие минуты, весь экипаж бросается к лючкам вентиляции и тыча туда носы, пытается хоть немного подышать нормальным воздухом.
Но вот все закончено, капитан командует: « Боцман! Срочное погружение!» Начинает громко работать крякалка. Подлодка уходит в толщу океана…
Изо дня в день, сидя на вахте, я слушал шумы винтов и пыхтеж паровых машин проходящих мимо судов, плач касаток, мяуканье дельфинов, рассказы Валеры, а мысли уносили меня в далекое детство…
Моим соседом по коммунальной квартире был хороший человек – дядя Толя, точнее Анатолий Петрович. Кстати, он тоже когда-то служил в морфлоте, где-то в районе Совгавани. Никто из отцов соседских мальчишек не возился со своими детьми так, как Петрович с нами. Как у него хватало терпения? Длинными зимними вечерами, он учил нас плести сети, мереды, вьюнницы, готовить к рыбалке закидушки, донки, удочки. Вместе мы мастерили ловушки и клетки для птиц, собирали модные тогда наручные браслеты из бисера. Он рассказывал нам интересные истории из своей жизни. Мы слушали его с замиранием сердца. Петрович был для нас и отцом, и братом, и другом.
Недалеко от нашего городка начинался дремучий непролазный лес. Вырос он на месте заброшенных и затопленных водой торфяных карьеров. Простирались эти гиблые места, на сотни километров в сторону славного города Мурома. Рыбы в этих карьерах было видимо не видимо. Но отправляться туда на рыбалку, осмеливался не каждый. Уж больно много люда там сгинуло. Уезжали и, пропадали навсегда.
Но Петрович был не робкого десятка, такого голыми руками не возьмешь. За голенищем сапога он всегда носил финский нож с наборной ручкой. Бывало по вечерам, в нашем городе, так просто не пройдешь, молодежь нападала на одиноких прохожих стайками и била до полусмерти. Забавы ради, а что еще делать-то.
Когда мы немного подросли, дядя Толя стал брать нас с собой на рыбалку. Жутко было по началу, но потом привыкли. Как-то раз, на рыбалку, я забыл дома ложку. Все взял, а вот ложку забыл. Вечером, уставшие, голодные, мы собрались у костра, сняли котелок с вкусной горячей ухой и … е мое, самого главного инструмента и нету. Я чуть не заплакал. Может дядя Толя мне свою даст? Петрович посмотрел на меня, и говорит спокойно: «Есть будешь последним, если что-то останется». Минут двадцать, которые ребята хлебали наваристую ушицу, показались мне вечностью, я чуть слюнями не захлебнулся. Но вывод сделал правильный – с тех пор, я почти никогда и ничего не забываю. Вот это воспитание…
Иногда Петрович крепко поддавал. Если во дворе слышалось протяжное пение: «Позарастали стежки-дорожки, где проходили милого ножки»,- значит, дядя Толя хорош. Сейчас придет, и будут колотить свою жену Василису. Просто так, для профилактики. А чего ей будет то?
Василиса была красавицей. Настоящей русской бабой: среднего росточка, широкой в кости, с увесистыми налитыми грудями, с крепкой как орех задницей, с крупными голубыми глазами и тугой косой пшеничного цвета.
Любовь у Петровича с Василисой была настоящая, русская. Ежели он ее сегодня бьет, то завтра у них тишь да благодать. Обычно, в такие тихие дни, за стеной, можно было слышать настойчивый скрип железной кровати. Сначала кровать скрипела медленно, потом все быстрее и громче. Затем все замирало. Через минуту Василиса выплывала из своей комнаты вся счастливая и напевая песенку, наливала в банку теплой воды, разводила в ней марганцовку и шла в туалет. По малолетству, я все не мог понять, для чего она это делает.
Прошло время, я немного повзрослел. Все чаще и чаще, я стал поглядывать на Василису с интересом. Однажды, невзначай, я заскочил на кухню. Соседка мыла пол. Она стояла ко мне задом, согнувшись в низ. Коротенький байковый халатик Василисы, задрался вверх, оголив крепкие стройные ноги до самых ягодиц. Белоснежные трусики туго обтягивали половые губки ее киски и тоненькой веревочкой врезались в промежность попки. Тяжелые розовые груди, слегка вывалились из лифчика и подрагивали навису. Узкая талия, плавными линиями перетекала в широкие бедра. Слегка покачиваясь, Василиса двигалась в мою сторону... Я остолбенел. Во мне проснулся звериный инстинкт. В глазах все поплыло. Кровь ударила в голову. Сердце заклинило. Такое состояние, я испытывал впервые. Желание засадить ей, было сильным, всепоглощающим. За-са-дить. Прямо сейчас. Сию минуту. Взять за бока и вдуть ей по самые помидоры. Проткнуть ***м трусики и выебать ее как последнюю ****ь. Хочу. Хочу. Хочу. На мгновение мне показалось, что мой член сейчас лопнет. От напряжения. Лопнет и все. Разорвется как шарик… Надо действовать. А как же Петрович? Что он скажет? А я ему все объясню. Он меня поймет. Что ему, жалко, что ли? Я же только один разок, и все… Кое как, я все-таки совладал с собой. Боком-боком, держась за стену, я пошел к себе в комнату, выпускать пар. Вот это да, так и сума сойти можно…С тех пор, я с еще большим интересом стал поглядывать на Василису, но подойти к ней, с непристойным предложением, так и не решился.
На любом корабле есть два бездельника – замполит и особист. Их еще называли дурогонами. Замполитом у нас в экипаже был капитан-лейтенант Багно. Высокий худощавый парень с вечно приоткрытым ртом и толстыми слюнявыми губами. По молодости, он тоже служил матросом, но, поняв, что к чему, после службы подался в военное училище, учиться на замполита. И вот теперь, брызгая слюной, он самозабвенно гнал нам о том, каким же великим был дедушка Ленин. Что если бы он пожил на этом свете подольше, мы жили бы сейчас при коммунизме, когда от каждого по способности и каждому по потребности (больше о коммунизме он рассказать ничего не мог). Что во всех наших бедах, виновата мировая закулиса, которая так и норовит поработить наш гордый и трудолюбивый народ. Но у них ничего не получится, потому, что наша страна, под мудрым руководством партии и правительства, во главе с дорогим и любимым Леонидом Ильичем Брежневым стоит на правильном пути, и мы обязательно придем к светлому прекрасному будущему. По чугуну и стали, мы уже на первом месте.
Интересно, а верил ли сам товарищ замполит в бред, который он нам нес. Единственное, что ребятам нравилось у Багно, так это его жена. Молоденькая хохлушечка была ну очень милой и симпатичной, как куколка. Все удивлялись, как этому губошлепу удалось отхватить такую красотулю.
Вторым дурогоном на корабле был человек из особого отдела – особист. Перед самым походом, он неожиданно появлялся, как черт из табакерки, и так же неожиданно исчезал, по его окончании. Как правило это были невзрачные ни чем не примечательные люди. Почти все время они проводили у себя в каюте, лишь изредка выползая оттуда, помятыми и опухшими. Ходили слухи, что они писали отчеты на каждого члена экипажа. Ерунда какая-то, лучше бы мастерили бы что-нибудь, да хоть парусники, например.
Этим хобби болели почти все офицеры и мичманы. Из рук в руки передавались толстые потрепанные книги о кораблестроении. Перед автономками, любители этого дела запасались инструментами, материалом, различными лобзиками, сверлами, дощечками, шпоном. Изготовление макета парусного судна проходило точно так же как и построение настоящего корабля. На доску – миниатюрную стапельпалубу, устанавливали стапеля, затем закрепляли киль, в киль врезали шпангоуты, к ним крепились борта и так далее. Так, по порядку, дело доходило до верхней палубы, мачт, рей, стеньг и других деталей, название которых без бутылки и не выговоришь. Ткань для изготовления парусов пропитывалась специальным раствором, парусам придавалась форма, будто их надул попутный ветер. Открытые крышки бойниц по бортам, подвешивались на крошечные цепочки, а из самих бойниц торчали пушки, выточенные из бронзы. Но самое важное у парусника – это корма. В старину считалось, чем богаче убранство кормы, тем состоятельней владелейц судна. Наши офицеры умудрялись даже в малюсеньких окошечках вывешивать занавесочки. Внутрь корпуса парусника вставлялась подсветка. Модели получались неописуемой красоты. Их аккуратно снимали со стапелей и устанавливали на специальные подставки, инкрустированные различными породами дерева. Глаз было не возможно оторвать от этого великолепия.
Люди, которые не обладали достаточным количеством свободного времени, занимались чем-то попроще. Например, изготовлением копий подводных лодок, причем в строгом соблюдении всех пропорций. Главной проблемой было достать кусок эбонита, нужной формы и размеров.
Ну, а мой начальник - Сережа Жуков, из запасных радиодеталей клепал неплохую светомузыку и снабжал ею всех желающих. Но главной его мечтой было собрать телеприемник, который бы мог принимать зарубежные телеканалы. Он называл свою разработку непонятным названием «тюнер-сателлит». Еще я от него услышал такой термин как «цифра». Что за «цифра»?
Вообще, в разговорах, офицеры частенько сравнивали вооружения, технику, организацию службы, снабжения американскую и нашу. Почти все было в пользу американцев. Во-первых, базировались супостаты в Японии, поэтому автономки у них намного короче. Половина их экипажа – гражданские специалисты. Они и назывались по другому: наш гидроакустик – у них океанолог, наш начальник БЧ – у них инженер электромеханик и так далее. Курят американцы, в любом месте лодки, им это разрешается, потому что никому из них не придет в голову идея кинуть бычок за приборные панели. Когда их лодка идет в базу, на берег отправляется телеграмма со всеми проблемами, неполадками и необходимыми запчастями. По прибытии на берег, их лодка передается не второму экипажу как у нас, а ремонтной бригаде. Что касается электронной аппаратуры, то у них она не ремонтируется, а просто выбрасывается и заменяется на новую. И вообще, они переходят на цифровую технику. «А что это такое?»- спросил я у Сережи. «Понимаешь, ну это когда информация раскладывается на цифры и передается в таком виде, а там где ее принимают производят все в обратном порядке. Понял?» «Понял»,- ответил я, не поняв ничего.
Американские лодки были более скоростными и менее шумными. Почти все новшества нам приходилось передирать у них. Ну, как обычно. Единственное, что у нас было под строжайшим запретом, так это резиновые куклы Барби, которыми во всю разрешалось пользоваться американским подводникам. У них даже анекдот такой ходил:
- Джон, - спрашивает сослуживца Сэм,- говорят, вам на лодку резиновых баб нового образца завезли?
- Да,- отвечает Джон.
- Ну и как?
- От настоящих девок, ничем не отличаются. На днях, от одной, даже триппер поймал.
Говорили, что нашему Главкому тоже предлагали закупить партию куколок для флота, но тот не поддержал этого начинания. И вообще, если послушать наших офицеров, складывалось впечатление, что мы все знаем про них, а они про нас. Злобы, не было ни какой, как будто мы не враги, а две соревнующиеся спортивные команды. Не нравилось мне только то, что почти все наши моряки были уверенны в том, что у нас на флоте, даже гланды через жопу дергают.
Был в нашем экипаже один очень колоритный персонаж – командир БЧ-5 капитан второго ранга Петренко. Это двух метрового роста, широкоплечий цыган, с густыми бровями и черными как смоль волосами. Все, что крутилось и вертелось на лодке находилось в его ведении. Если где-то что-то случалось, Петренко не раздумывая лез в самое пекло. Механиком он был от бога. Но как же цыган смог стать военным, да еще таким? В детстве, сиротой, он прибился к воинской части, да так и остался там жить. Когда паренек подрос, его с трудом, но устроили в Суворовское училище. Как ни странно, но учился он там – на отлично, а по его окончании поступил в высшее военно-морское училище.
Про бывших суворовцев тема отдельная. Редко кому из них удавалось получить лейтенантские погоны. И вот почему. Придя на первый курс, они выгодно отличались от своих ровесников – вчерашних школьников. Бывшие суворовцы были более спортивными, подтянутыми, вроде как дисциплинированными. Их сразу назначали на должности заместителей командиров взводов. И тут выяснялось, что кроме всего хорошего, что они вынесли из стен суворовских училищ, имелось и кое что отрицательное. Они знали, как обмануть и провести офицера, как сорваться в самоволку, где и как раздобыть спиртного. Рано или поздно, ребята начинали попадаться. Сначала их прощали, затем наказывали, ну а чуть погодя - отчисляли.
Петренко же, благополучно окончил училище и дослужился до капитана второго ранга- начальника службы подводного ракетоносца. Игнорируя офицерскую гарсунку, обедал он, только в матросской столовой. Здоровенный Петренко заходил на камбуз и басом кричал: «Борща мне, погуще. Да масолыгу не забудь». Вестовой радостно нес ему объемистую миску с ароматным варевом. Петренко, сладка чмокая, прихлебывал борщ и страстно обгладывал масел. Вскоре, в его огромных лапах, оставалась вылизанная до блеска костяшка. Семьей Петренко так и не обзавелся, по сути, он так и остался сиротой.
Больше всего я сдружился с парнишкой из Литвы – Славиком Ивановым. Служил он штурманским электриком. Не смотря на свои имя и фамилию, был он настоящим литовцем. Славик жутко ненавидел своего отца (русского по национальности) – алкаша и дебошира, с которым его мать – литовка, давно развелась.
Славик кардинально отличался от нас. Я поражался его барскими захмычкам. Стоило ему куда-нибудь присесть, он тут же разваливался, закидывал ногу на ногу, и задрав кверху свой острый нос, с легким акцентом начинал важно рассказывать: про Литву, про родной Вильнюс, про Клайпеду, про Палангу. Оказалось, что до армии, любимой забавой Славика и его подруги, было то, что они ходили по дорогим ресторанам Вильнюса и прикидывались состоятельной парой. Там они с размахом пировали, но улучив момент, сбегали не расплатившись. От Славика я впервые узнал, что такое пицца, и пиццерия. Был удивлен тем, что в Литве существуют «дикие пляжи». Правда отдыхают там, мужчины и женщины, по отдельности. Однажды, Слава со своими друзьями пробрались к такому вот пляжу, чтобы поглазеть на голых телок. Каково же было их разочарование, когда они увидели обрюзгших, ожиревших коров, отвратительного вида. Славик, был страшно напуган тем, что после увиденного, он может стать импотентом. Но к счастью все обошлось.
От него я также узнал, что в Литве полным полно националистов. Что они считают своей столицей не «русский» Вильнюс, а старинный Каунас. Там же, в Каунасе, в начале семидесятых, на главной площади города, подверг себя самосожжению парнишка, который выступал против присутствия Советов в его стране… Вот это да, а мы тут ничего и знать не знаем, думаем, что у нас все тип-топ.
Доктор категорически запретил на лодке заниматься спортом, ну а Вите Боровому наплевать. Он считает, что зажирел, и поэтому усиленно качается. Позже, я узнал, что Витя на сто процентов был уверен в том, что после автономки, обязательно поедет в отпуск. А дело вот в чем. Перед самой отправкой на Камчатку, к Вите в учебку, приезжала его невеста и он умудрился ее накачать. Теперь по закону его должны вызвать домой для заключения брака. Ай да Витя, ай да жук.
Частенько Витек показывал нам фотографии своей зазнобы. На те мол, завидуйте. С черно-белых фото на нас смотрела дородная деваха, килограммов на сто. Но это для нас она толстовата, а для Вити в самый раз. Он рассказывал нам о том, что обожает пороть свою милку по утрам, и только в позе «раком». Поставит свою толстушку на четвереньки и гоняет балду. Гоняет до тех пор, пока милая не пропотеет. Ну а когда от любимой начинал подниматься запах пота и говна, это действовало на Витю как озверин. В такие моменты он был неудержим и мог задрать ее на смерть.
Ну а пока Витек готовится к поездке домой и, несмотря на предостережения доктора, усиленно налегает на железо. А зря, ведь доктор плохого не посоветует. Вот недавно, у Вити стали выпадать волосы, да не по одному, а клочьями. Что только Витя не делал, все бесполезно. Обратился он к доктору, а тот ему и посоветовал: «Помойка ты голову яйцами». А где ж их взять-то? Только у снабженца. Наш Витя, Цуркану прохода не давал, пока тот не согласился выделять ему по два сырых яйца каждый день. Прошло три недели, и впрямь, волосы у Вити выпадать перестали. Вот тебе и народная медицина.
А тем временем мы прибыли в район боевого патрулирования. Здесь нужно вести себя тихо, как мышки. Скорость снижена до четырех узлов. Тут не проходят морские пути, кругом слышны только биологические шумы. До Штатов рукой подать, точнее - несколько минут полета нашей ракеты.
Конечно же, мы все заражены Западом. Когда-то, я все ночи на пролет накручивал ручку радиоприемника в надежде послушать хорошую музыку. Передавали ее только от туда. И вот в один из вечеров, я наткнулся на голос неизвестного мне человека. Оказалось, что это некто Сева Новгородцев, а радиостанция та, называлась Би-Би-Си. Я с большим интересом стал слушать передачи этого веселого парня. Про то, про се, ведь это в корне отличалось от того, что было у нас на радио. С тех пор, не пропускал ни одного его эфира. Позже я разузнал, что Сева – иммигрант из Союза, что якобы, от него оказались родители - уважаемые люди, что он небольшого роста, что живет он в Лондоне.
Постепенно я стал расширять круг радиостанций, которые вещали на русском языке. Это были Голос Америки, Свобода, Свободная Европа, Немецкая волна. Помимо музыки, я стал слушать аналитические передачи известных политиков и экономистом. Как правило, они выражали мнение, что экономика Советского Союза неизлечимо больна, что она не выдержит таких проектов как освоение космоса, строительство БАМа, гонку вооружений. Но в то же время они сравнивали экономику нашей страны с больным туберкулезом, который вроде бы еле ходит, весь зеленый, кашляет, а прожить может очень долго.
Не во всем я с ними соглашался. Конечно, я понимал, что страна у нас какая-то не нормальная. Ну не может быть нормальной страна, где разрушены церкви, где пенсионеры получают нищенские пенсии, где ветераны войны просят милостыню, откуда бегут выдающиеся люди, где сплошные очереди и процветает блат, где даже слова гимна – лож.
Даже здесь на лодке, мы слушаем их музыку: Beatles, Deep Purple, Led Zeppelin, Black Sabbath, Nazaret, Pink Floyd, из наших только Машину Времени и Воскресенье. Но несмотря ни на что, если не дай бог, нам отдадут приказ нанести ракетно-ядерный удар по США, Европе и другим гадам, ни у кого из нас не дрогнет рука. Мы разнесем в клочья этот проклятый западный мир. И пусть, горит все синим пламенем. А что же будет с нами? Да ничего страшного, нам такой жизни не жалко.
Из-за сильного плотного тумана, две ночи подряд штурманы не могут определить наше точное место положения. А определиться необходимо. В этом месте океана - сильное течение, нас могло отнести в сторону, и в случае ракетных пусков, мы можем промахнуться. Что же делать, необходимо рисковать и всплывать днем. А если нас засекут с самолета или спутника? Тогда обложат радиобуями и вызовут корабли, а от них нам не уйти. Боевая задача будет сорвана.
Немного поколебавшись, капитан дает команду: «Боцман! Приготовиться к всплытию на перископную глубину». Штурманы начинают готовить гирокомпасы, чтобы определиться по солнцу. «Акустик, БИП, - из переговорного устройства слышится голос капитана, - прослушать горизонт». Шаг за шагом, мы внимательно вслушиваемся в окружающее нас пространство. Все тихо, ничего подозрительного. «БИП, акустик, горизонт чист»,- докладывает капитану Сережа Жуков. «Боцман! Всплываем на глубину семнадцать метров»,- командует капитан. Лодка медленно подвсплыла. Почувствовалось легкое покачивание. Вдруг, резко, начала кричать крякалка. Это означало только одно – срочное погружение. Рывком открыв дверь, в нашу рубку ворвался разъяренный КЭП: «Суки! ****ь! Глухари ****ые. Всех перестреляю». Ничего не понимая, мы вытянулись перед ним, понуро опустив головы. С грохотом, командир захлопнул дверь рубки и кинулся на центральный пост. Там тоже царил переполох. Совершая немыслимые выкрутасы, лодка уходила на максимально возможную глубину. Мы еще раз все внимательно прослушали, ничего подозрительного. Все чисто. А чего он тогда орет?
Погрузились уже достаточно глубоко, бока лодки стали слегка потрескивать, а капитан все равно не унимался. Офицеры переглядывались, пожимая плечами, может у капитана «крыша поехала».
Часа через два, к нам в рубку, опять зашел КЭП, стали спокойно разбираться, и выяснилось вот что. Когда лодка всплыла, и капитан взглянул в перископ, то чуть не упал от удивленья. Под огромными парусами, рядом с нами двигалась большая белоснежная яхта. У борта яхты собрался народ. Что-то бурно обсуждая, люди показывали пальцами на наш перископ – капитану в нос.
Мы объяснили командиру, да и сам он понял, что не могли мы слышать судно, идущее под парусом. Ведь оно не издает шумов. Вот если бы мы включили гидролокатор, тогда бы другое дело, но на боевом патрулировании это категорически запрещено.
Тем не менее, капитан серьезно переживал за то, что люди с яхты могут сообщить на берег. Еще сутки мы мотались по району, хитроумно петляя, то погружаясь, то всплывая. На счастье все обошлось.
И снова вахты. Четыре часа через восемь. Каждый день одно и тоже. И снова в памяти всплывают сюжеты из прошлых лет…
Было мне лет шесть. Чтобы побольше зарабатывать, мать была вынуждена перейти на посменный график работы. Иногда, чтобы не оставлять меня дома одного, она отводила меня к знакомой тетеньке. Звали ее тетя Нюра. Это была тихая измученная жизнью женщина. Из восьмерых ее детей, семеро были уже взрослыми и жили отдельно. Уродились они непутевыми, много пили и буянили, успели посидеть в тюрьме. Частенько, они приходили к своей матери и устраивали скандалы. Тетя Нюра тихо плакала и спрашивала Бога, почему он послал ей такое наказание, в чем она провинилась. И лишь только одно утешение было у этой несчастной женщины – младшенький сынок – Геночка. Она не чаяла в нем души. После каждого такого скандала, только Геночка утешал мамочку: «Не плач мамуля, не плач моя хорошая, ты у меня самая лучшая, ты у меня самая добрая, я тебя так люблю».
Сам же Гена, был худосочным, долговязым, неказистым пареньком, с рыжими волосами, и лицом, покрытым крупными веснушками. Похож он был, на гадкого утенка из сказки. Ко всему прочему, еще и сильно заикался. Ровесники дразнили и обижали его, по этому, гулял Гена только с нами, малышами.
Прошло время. Наступил знаменательный день - Геночка закончил школу. И вот долгожданный выпускной бал. Ребята и девчата веселятся, танцуют, озоруют - ведь их ждет прекрасная взрослая жизнь, такая интересная и захватывающая. И лишь один только человек грустно стоит у стеночки и смотрит, как в окружении парней заразительно смеется самая красивая, самая замечательная на Земле девчонка - Надя. Гена безответно влюблен в нее с самого первого класса. Об этом знает вся школа. Ради Надюши, он готов на все, но разве ж это поможет. Она даже не глядит на этого урода. Более того, Надя демонстративно обнимается и целуется с Кириллом – самым симпатичным парнем в школе. А Кирилл хорош: высок, широкоплеч, с шевелюрой белокурых волнистых волос. Нет, Гена не может этого выдержать. Чтобы никто не видел его слез, закрыв лицо руками, Геночка бежит в туалет. Но туалет на выпускном – это не туалет, это как бы ресторан. На подоконнике парни разложили закуску и, ослабив галстуки, разливают по граненым стаканам «бормотуху» - по рубль две. А что, не дорого, но сердито.
Опешив, Гена хотел было выбежать назад, да не тут-то было. Его схватили за пиджак и подтянули к импровизированному столу: «Ну что Геша, не видать тебе Надюхи. Вон какой ухажор к ней липнет, не чета тебе. Да ты не грусти, на, лучше выпей. Сразу полегчает». «Я не-не-не пью», - заикаясь, в слезах пробормотал Гена. «Да брось, ты че, не мужик что ли»,- подначивали ребята. Они налили полный стакан вина и протянули Гене: «На, держи аршин. Пей до дна». Зажмурив зареванные глаза, он залпом выпил теплое противное пойло. «Так, не ставь, давай еще дерни, в догоночку»,- не отставали ребята. А что, подумал Гена, они настоящие друзья. Они все понимают. С ними намного легче.
После второго выпитого стакана, Гену повело. Пол под ногами начал качаться, стены тоже. Гене показалось, что он невесомый, что можно подпрыгнуть и полететь. Отлично.
Какой-то паренек, положил руку на плече Гены и по-дружески сказал: «На-ка, возьми». Гена увидел нож. Он жалобно посмотрел на парня. «Бери, не ссы. Иди, припугни этого фраера. Пусть Надюха увидит, какой ты герой»,- настаивал парнишка. Гена неумело, взял в руки нож. А что, сейчас пугану этого красавчика и все. Шатаясь из стороны в сторону, он пошел в танцевальный зал. «По–по–пойдем по–по-поговорим», - робко начал Гена, подойдя к Кириллу, мило танцующему с Надей. Слегка обалдев от такой наглости, влюбленные посмотрели на пьяного придурка и фыркнув, отвернулись. «По–по–пойдем вы–вы–выйдем»,- более настойчиво сказал Гена и дернул ухажера за рукав. «Слышь ты, чмо, иди на *** отсюда, пока я тебе ****юлей не навалял»,- развернувшись к Гене, выругался Кирилл. «Ну–ну тогда, получай», - почти не заикаясь, выкрикнул Гена и воткнул нож в бедро Кирилла…
Несмотря на то, что рана оказалась не серьезной, это было ЧП городского масштаба. Все были в шоке, никто не мог ожидать от этого тихони такого дерзкого поступка. Что теперь с ним делать? Наказать по всей строгости? А может быть простить? Нет. НАКАЗАТЬ.
На суде, и тетя Нюра, и Гена молили о прощении. Убитая горем женщина, ползала в ногах матери Кирилла и просила пощадить. Она обращалась к ней, как мать к матери, умоляла пожалеть ее кровиночку, младшенького – Геночку. Но никто не хотел ее слышать. Мать Кирилла, лишь брезгливо вырвала ноги из объятий пожилой женщины и высокомерно заявила: «Нет уж, пусть посидит за моего Кирюшу». После этих слов, тетю Нюру увезла скорая. Суд был не приклонен – три года тюрьмы.
Время пролетело незаметно. Гена освободился. Я увидел совершенно другого человека. Теперь то он знал, что тюрьма, не так страшна как ее малюют. Что там, обитают настоящие люди, а не звери, как здесь. Что живут там по понятиям, а не по беспределу. На зоне Гена усвоил главную заповедь: не верь, не бойся, не проси…
Новый срок, опять за нож, Гена получил не отгуляв и года. На этот раз, на суде, он вел себя борзо, дерзил судьям, хамил потерпевшим, от последнего слова наотрез отказался. А чего их просить, только унижаться, все равно впорят столько, сколько заранее решили.
Прошло несколько лет. Откинулся Гена незадолго до моих проводов в армию. Я случайно встретил его на улице. Мы обнялись. На меня смотрел умудренный опытом, настоящий уголовник. От бывшего забитого гадкого утенка не осталось и следа. Взгляд его был суров и пронзителен. «Ну, как дела, братишка?»- спросил он. «Да нормально»,- ответил я. «Слыхал что тебя на днях в армию провожают. Ничего, если я зайду?» «Да, да, конечно»,- не подавая вида, что растерялся, сказал я. «Ну давай, пока, до встречи»,- пожав на прощание руку, сказал Гена и направился к поджидавшим его смурным мужикам. Больше Гену я никогда не видел. Той же ночью, он зарезал парня. На этот раз насмерть. Убитым оказался его подельник, который пытался обмануть Гену при дележке награбленного. Узнав об обмане, Гена взял парня за чуб и хладнокровно полосонул ножом по горлу. Что бы не крысятничал.
Как ни странно, но суд учел тот факт, что фигуранты дела, являлись членами одной шайки, и осудил Гену, всего лишь на десять лет. Но на этом, история о гадком утенке, не закончилась. Зона, куда прибыл Гена, оказалась «местной». Там правили бал свои авторитеты. И снова, как в детстве, нашего героя решили зачморить. Но это был уже не тот затюканный мальчик Геночка. Не долго думая, наш герой, просто-напросто зарезал местного пахана, как барана.
Гешиным братьям, на волю, пришла «малява». В ней Гена сообщал, что так мол и так, наверное дадут расстрел, чтобы не поминали лихом, чтобы ничего не говорили маме, не расстраивали ее, ведь она этого не перенесет. Прошло еще немного времени и вдруг, братья получили еще одну весточку от Гены. Он сообщил, что вместо расстрела, накинули «пятак», но переведут его на «особняк», и пол срока придется отсидеть в «крытке». Больше, от него, вестей не приходило никогда. Вот так закончил свою жизнь когда-то добрый и милый мальчик. Может быть надо было пожалеть его, тогда?
А как же сложилась судьба красавчика Кирилла? Высшая Сила покарала его, наказала и его мать. Наверное, за неумение и нежелание прощать.
После службы в армии, Кирюша пошел работать в милицию. Милицейская форма была ему к лицу. Открывались неплохие перспективы. Но однажды, случилось непредвиденное. На новогодней вечеринке, Кирилл поругался со своей возлюбленной. Во время пьяной ссоры он ударил ее и разорвал платье. Вся в слезах, девчонка прибежала домой и пожаловалась родителям. Несмотря на то, что молодые были почти мужем и женой, на Кирилла завели уголовное дело по факту попытки изнасилования. Родители парня умоляли девушку пощадить их единственного сына. Но все безрезультатно. История повторялась, но теперь, на скамье подсудимых, сидел сам Кирилл. Дали ему семь лет строгого режима, да к тому же, не ментовской колонии, а обычной. Сто семнадцатая статья, да еще и бывший сотрудник – это было равносильно тому, что бросить человека в реку кишащую крокодилами. Прожил он в этом аду, не долго, всего три года. Убили Кирилла, аккурат в новогоднюю ночь. Воткнули острую заточку, в висок. Вот и думай после этого – есть Бог или нет.
Автономное плавание, день за днем шло своим чередом. Офицеры и мичманы потихоньку зарастали. В том смысле, что отпускали бороды, хотя на любом корабле это категорически запрещено. Случись что, человеку с бородой - противогаз не поможет. Но как уж повелось у нас на Руси, надеемся на авось. В конце похода будет проводиться конкурс, по трем номинациям: лучшая черная борода, лучшая рыжая борода, и новинка сезона – самая безобразная борода. Приз победителям – разрешение капитана, по прибытии в базу - бороду не сбривать, а незаметно для штабных офицеров уехать с ней в отпуск. Круто.
Никогда не думал, что борода так сильно может менять облик человека. Некоторых офицеров невозможно было узнать. Красивых добротных бород было довольно много. Соревнования обещали быть очень напряженными. А вот претендент на обладание третьей номинации, был в не конкуренции – мичман Фокин, из БЧ-5. Деревенский парень из-под Рязани, был настоящим феноменом. Первое – это конечно же борода, которая была ужасна. Росла она разными по густоте и цвету клочьями. Причем торчали клочья в разные стороны. Вот природа наградила. Второе, что отличало Фокина от остальных людей, так это то, что его совершенно не било током, лишь слегка щипало. Всевозможными щупами и датчиками мичман не пользовался принципиально. Он им не доверял, а верил только своим пальцам. Ему бы в цирке выступать, фокусы показывать, отбоя бы не было.
На разводе, перед заступлением на вахту доктор раздает марлевые тампоны, пропитанные спиртом. Ими необходимо протереть лицо, шею, руки, небольшие ранки, порезы, ссадины. В замкнутом пространстве велика вероятность распространения инфекций. Здесь я понял смысл поговорки – чистота - золог здоровья. Всего лишь из-за одного чухана, могли заболеть все члены экипажа. Эти грязнули намного опаснее крыс и тараканов. Только они основные разносчики болезней. Ну неужели тяжело сполоснуться в душе, ведь воды хоть отбавляй. Неужели нельзя помыть руки перед едой и ноги перед сном, почистить зубы, постирать носки. Но видимо, для некоторых тяжело. Я видел запущенные грибком ноги, где в язвах ползали опарыши, экзему, чесотку. На меня это произвело неизгладимое впечатление. Чуть позже, когда отслужил побольше, как-то само собой я стал негласным контролером по этой части. Излечиться, всегда тяжело, по этому, на первом месте - профилактика: отрастил молодой ногти – иди стриги, чешется голова – побрей башку на лысо, высыпали прыщи на лице – смажь его зубной пастой, отлично помогает, щекотно между пальцев ног – протри их одеколоном и т.д. В исключительных случаях, когда человек не понимал всей серьезности момента, приходилось бить в рыло. А виноваты в этом в первую очередь родители. Почему они не привили ребенку любовь к чистоте и порядку?
Изнутри лодка просто напичкана механизмами и аппаратурой. Кругом щитки, вентиля, задвижки. Всех вновь прибывших строго предупреждают об опасности, которая может случиться с кораблем и экипажем, в случае, если кто либо захочет поиграть со всем этим. Предупреждали только один раз. Основная масса людей прекрасно все понимала. Однако встречались личности, шаловливые ручонки которых, так и тянулись, что-нибудь покрутить, что-нибудь пощелкать. Тогда вступало в силу другое правило. Этот нехороший человек тут же получал удар «в носовой отсек». Действовал прием безотказно. Я часто задавался вопросом: ну почему нельзя усвоить такое простое требование сразу. Неужели это так трудно? В остальном же, никакой годковщины у нас и помине не было. Так, по мелочи.
А что такое неуставные взаимоотношения? Это взаимоотношения между людьми, по принципу: кто сильнее, тот и прав, а устав здесь совершенно не причем. Почему-то некоторые, наивно полагают, что такое происходит только в армии. Смущает слово «неуставные». Просто его можно заменить на слово «не правильные», или по умному - «не аутентичные». Если присмотреться, такие отношения происходят в любой песочнице, или в детском садике, не говоря уже об интернатах, где дети живут на постоянной основе. Такое сплошь и рядом творится в школах, училищах и даже в институтах. А в армии это просто обострено до предела. Здесь, так же как и в выше перечисленных местах, все зависит от старших, или непосредственных командиров и начальников. «Деды», «годки», или «земы» выполняют в данной системе второстепенную роль. Вот пример. Предположим, воинскую часть сформировали из молодых ребят одного призыва. Буквально сразу же, там выявится лидер, за тем его окружение, просто серая масса, и наконец - изгои. Это неизбежно.
В некой «зоне» провели эксперимент. Всех «опущенных», «обиженных» и прочих перевели в отдельную «локалку» и стали наблюдать за ними. Через короткий промежуток времени, в их сообществе произошло расслоение: появились свои блатные, приблатненные, шестерки, униженные. Отсюда вывод - деды в армии - не причем. А насилие без них, будет намного жестче. Остановить это явление, или хотя бы заглушить, могут только непосредственные командиры, имеющие определенные права и рычаги воздействия. Профессиональная же армия, к великому сожалению, для такой огромной и бедной страны как наша - неподъемная ноша.
Прошло десять недель. Пора возвращаться домой. Где-то рядом, в район боевого патрулирования, пришла наша смена. А может быть, и не пришла. В данный момент, с полной уверенностью, об этом не знает никто. Точно так же, как не знают сейчас на берегу, живы ли мы. На протяжении всей автономки, мы не разу не выходили на связь и не как себя не обозначивали. Волноваться начнут только в том случае, если в положенный срок, мы не вернемся в базу.
Особо не боясь, домой возвращаемся на прямую. Летим как на крыльях. Среди офицеров, только и разговоров о том, кто, что будет делать по прибытии. Кто-то рванет к семье, кто-то к любимой, кто-то хочет успеть покататься на лыжах, а кто-то мог позволить себе и кое-что посерьезнее…
С военных УАЗов снимали номера и другие знаки различия, люди переодевались в камуфляж, вооружались автоматами и вперед в сопки, на нерест лососевых. Надо только бидоны под икру не забыть. Ее будет много.
Рыба семейства лососевых: горбуша, нерка, кета, кижуч, чавыча живет всего четыре года. Мальком, она покидает неприметную безымянную речушку и уходит в океан. Через четыре года, уже взрослая рыбина, обязательно отыщет только свою родную речушку и зайдя в нее пойдет вверх по течению в свой последний путь. Во время этого пути, гонимая инстинктом, она будет биться о камни, стирая хвост и плавники, и превратится в один сплошной синяк. Все это ради того, чтобы продлить свой род. Перед смертью, самка отложит икру, а самец обмажет икру молокой. Все, миссия выполнена. Теперь можно и умереть. Появившиеся из оплодотворенной икры мальки, повторят путь своих родителей. Так продолжается уже миллионы лет. И только человек может помешать этому.
Первая опасность поджидает несчастную рыбу в устье реки. Там расставили свои неводы мужики из рыболоветских колхозов и артелей, им на все наплевать, главное – дать план, победить в соцсоревновании, а то грамота достанется другим. Если же рыба миновала сети, то выше по течению ее ждут браконьеры. Они ловкие и умелые, и работают острогами. Рыбу не беру – тащить тяжело, пусть ее медведи жрут. Главное – это икра, она дорогая. А как же рыбинспекторы? Так для этого и брали с собой автоматы. Пусть только сунуться.
Но оказалось, что первые две напасти не самое страшное для рыбы. Самое страшное - это наш идиотизм. Додумался же кто-то, по этим рекам, сплавлять лес. Вот красота. Были реки живыми, стали мертвыми. А что, подумаешь рыба какая-то, вот бревна – это да.
В Вооруженных Силах, все военнослужащие срочной службы делятся на две категории: нужные и ненужные. Мне еще на гражданке об этом говорили, но теперь я и сам во всем убедился. Если ты спортсмен или умеешь что-то делать, ну скажем рисовать, или красиво писать, играть на музыкальном инструменте, обращаться со швейной машинкой, разбираться в технике – считай, что тебе повезло. Конечно, служба будет не раем, но и не той рутиной, что у остальных.
У меня в этом плане была полная нескладуха. Еще пацаном, я целый год отучился в музыкальной школе, по классу баян. Бросил. Предпринимал несколько попыток освоить игру на гитаре – бесполезно. Со спортом, я тоже был на Вы. Уже здесь на лодке пробовал научиться шить на машинке – безрезультатно. За что бы я не брался, у меня ничего не получалось. Наверное руки из жопы выросли. Единственное на что я был способен, так это петь в хоре художественной самодеятельности. Бывало как затяну:
И тогда -
Вода нам как земля
И тогда –
Нам экипаж – семья
И тогда –
Любой из нас не против
Хоть всю жизнь
Служить в военном флоте…
Наверное, я сильно фальшивил, но за общим ором, разобрать это было не возможно.
Продолжение:
Предыдущая часть: