Голос сорвался до хрипа: «Помогите! Помогите! Я здесь!» — и растворился среди чёрных, обугленных стволов. Внизу под ногами земля, похожая на золу. Вверху небо без тени листвы. Вокруг ни троп, ни ориентиров. Только шорох ветра по сухой коре и ощущение, что мир стал немым.
Лукас МакКлиш стоял у потока и пил воду. Десятый день. Он уже не верил, что кто-то услышит. Но всё равно кричал.
Тихий городок
11 июня 2024 года. Городок Боулдер-Крик, Калифорния. Тридцатичетырёхлетний Лукас собирался пройтись по знакомой тропе — всего на три часа. Без рюкзака, без еды, без карты. Только фонарик, мультитул, бутылка воды. «На денёк, не больше», — сказал он другу, который рассказывал про гранитные уступы в районе Биг-Бэйсин. Солнце стояло высоко, лес дышал жаром, и казалось, что день будет обычным.
Но Биг-Бэйсин — это не просто лес. Это старейший заповедник Калифорнии, 73 км² древних секвой, которым по две тысячи лет. Они пережили ураганы, землетрясения, но не пережили 2020-й. В августе 2020 года на горы обрушился комплекс пожаров, вызванных серией ударов молнии («CZU Lightning Complex»). За 37 дней выгорело почти все. Сгорели здания, музеи, дома, туристические стоянки. Осталось лишь то, что не горит полностью — кора старых секвой, толстая как броня. Но и она треснула.
С тех пор пейзаж Биг-Бэйсина изменился до неузнаваемости. Тропы исчезли, указатели сгнили, привычные ориентиры стерлись. И в этом мёртвом лесу, где даже воздух пах пеплом, Лукас решил пройтись налегке.
Начало пути
Первые часы всё шло гладко. Он двигался по каньону, слушал шелест ветра, пил воду из ручья. Опытный турист, работающий на восстановлении выгоревших территорий, он не сомневался в себе.
— Я ведь хожу по таким местам каждый день, — рассказывал потом Лукас. — Мне и в голову не приходило, что могу заблудиться.
Он углублялся в лес. Кроны секвой исчезли, уступив место черным столбам. Овраги сливались. Воздух был пропитан едким запахом гари. Он ориентировался по солнцу, но тени сбивали с толку. Тропа исчезла.
К вечеру стало холодно. Лукас пытался развести костёр — не вышло: ветки мокрые, мох сырой. Он выложил себе место из листьев, прислушался к ночным звукам и вдруг понял, что их почти нет. Лишь далёкий хруст, будто кто-то осторожно ступает между стволов. Он свернулся клубком и заснул, чувствуя влагу под спиной.
Дни одиночества
День первый. Он решил идти вниз по каньону — к воде. Логика была простой: найдёт ручей, выйдет к дороге. По пути он часто останавливался, прислушивался, пытаясь уловить хоть один звук цивилизации. Вокруг царила вязкая тишина. К полудню дошёл до пересохшего русла, где в лужах отражалось небо. Напился прямо из следа зверя, оставленного на глине, и почувствовал, как холодная вода возвращает силы. .
День второй. Понял, что круг замкнулся: он ходит по одному и тому же месту. Отметил камень, на котором утром ел ягоды, и снова увидел его к вечеру. «Ладно, я просто выйду к океану, — подумал он. — Буду держаться солнца». Это казалось логичным. Только вот океан был в десятках километров. Он вычерчивал на песке стрелки, чтобы помнить направление, но ветер стирал их к утру. Ориентиры — обугленные пни, все одинаковы. Мир вокруг был одинаково безжизненный и обугленный.
День третий. Он нашёл водопад: низкий, шумный, с ледяной водой. Пил, пока не заболел живот. Сидел под шум падающей воды и слушал, как сердце бьётся в такт каплям. Еды не было. Но вокруг росли дикорастущие ягоды. В какой-то момент стал говорить с лесом, как с человеком. "Покажи мне дорогу, старик," — сказал он секвойе с расколотым стволом. Лес молчал.
День четвёртый. Он встретил горного льва. Тот шёл за ним тихо, на расстоянии. Не нападал. Он чувствовал себя частью цепочки: хищник, человек и лес связаны одной тишиной. В тот вечер он не кричал и не искал дорогу, просто шёл, слушая, как за спиной мягко ступают лапы.
По ту сторону уверенности
Поначалу он воспринимал всё это как испытание. В первые дни казалось, будто это просто поход, немного затянувшийся. Он пытался сохранять рассудок, планировал маршрут, оценивал запасы сил. Работа на выжженных участках приучила его к одиночеству и к тому, что иногда единственный напарник — тишина. Там, где другие видели пепел, он умел видеть жизнь. Это уже не была работа. Это был выбор: продолжать идти или лечь и больше не вставать.
К пятому дню он понял: усталость перешла в боль, а боль в привычку. Мышцы дрожали, словно в теле поселился ток. Ночи становились длиннее и холоднее. На небе — одно и то же солнце, в голове — один и тот же вопрос: куда идти дальше? Компаса нет, телефон бесполезен. Остаётся только интуиция, древняя как страх.
Он кричал. Сначала громко, с надеждой. Потом хрипло, почти беззвучно. Каждый вечер и каждое утро: «Помогите! Помогите! Я здесь!» — пока голос не сорвался. Ответа не было. Только эхо собственного дыхания и сухой шелест ветра, который не нес ничего, кроме одиночества.
Тем временем
В городе его ждали. 16 июня, когда Лукас не появился на ужине в честь Дня отца, мать забила тревогу.
— Я просто молилась, — сказала позже Диана МакКлиш. — Иногда я заставляла себя верить, что он жив. Иногда — просто доверяла Богу.
Полиция округа Санта-Круз начала поиски. Почти три сотни человек, включая спасателей, пожарных, волонтёров, дронов и собак. Лес обшаривали каждый день. Но район был огромен, покрыт обвалами и завалами деревьев. К тому же многие тропы после пожара больше не существовали.
С неба лес выглядел как выжженная кожа.
День восьмой
Лукас оступился на скале. Камень под ногой хрустнул, тело мгновенно ушло вниз. Он ударился плечом о выступ, ощутил, как в нём что-то щёлкнуло, и закусил губу, чтобы не заорать от боли. Боль была резкая, режущая, он попытался подняться, ноги дрожали.
Он понял, что замерзает. Воздух стал густым, как дым, дыхание свистело. Листья под телом мокрые, одежда прилипает, каждая нитка холодила кожу. Он прислушался — вдалеке текла вода, но добраться до неё казалось невозможным. Силы уходили.
День девятый
Он всё ещё звал на помощь. Уже не для того, чтобы его нашли. Просто чтобы помнить, что он человек.
Иногда ему казалось, что он слышал шаги. Иногда, что это ветер играет с упавшими ветвями. Он говорил сам с собой, считал шаги, мечтал о еде, о тепле.
День десятый
Около трёх часов дня туристы, шедшие по северному склону, услышали странные крики. Сначала им показалось, что это звук ветра, бьющегося о скалы. Но потом прозвучало отчётливое «Помогите!», растянутое, рваное. Они переглянулись и сообщили спасателям.
К семи вечера два сотрудника парка поднялись на холм и тоже услышали голос. Он звучал хрипло, но настойчиво. Они включили дрон. Камера поймала движение: крошечную тень между стволами, едва различимую в сером сумраке.
— Я надеялся, что это не мираж, — вспоминал Лукас. — Когда услышал шум лопастей, подумал: неужели я наконец не один?
Собака взяла след первой, сорвавшись с поводка и двигаясь почти бесшумно. Через несколько минут между деревьями появились фигуры людей в ярких жилетах. Один из спасателей наклонился, протянул руку и сказал: «Мы тебя нашли, брат».
Он стоял, шатаясь, с порезанными руками, грязным лицом, в штанах, которые превратились в лохмотья. Он потерял почти десять килограммов, но улыбался, как человек, который только что выбрался из сна.
— Я просто устал, — сказал он тихо. — Немного болит тело. Но я жив.
После
Когда его вывели из леса, мать стояла у обочины. Её руки дрожали. Лицо было уставшим, глаза красными от слёз и недосыпа. Она шагнула к сыну, медленно, как будто боялась, что он исчезнет, если приблизиться слишком резко.
«Мы знали, что ты вернёшься».
Он провёл одну ночь в больнице. Врачи отметили обезвоживание, несколько синяков и пониженный вес, но ничего серьёзного. Когда он вышел к прессе, на лице мелькнула та же усталая усмешка, что и в тот день в лесу.
— Думаю, этого похода мне хватит на год вперёд, — сказал он с иронией, пряча усталость за лёгким тоном.
Его история облетела американские СМИ. Заголовки сменяли друг друга: «Человек, который пил воду из ботинка», «Выживший среди секвой», «Десять дней без карты и еды». Репортеры писали о чуде, о силе духа, о спасении. Но сам Лукас говорил иначе:
— Это не чудо. Это просто жизнь. Иногда ты идёшь по знакомой тропе — и вдруг оказываешься в месте, где нет ни одного ориентира. И тогда понимаешь, что самое главное — не потерять себя.
Как так вышло, что человек, привыкший к горам и пожарам, потерял ориентацию там, где вырос? Некоторые уверяли, что потеряться в этом лесу невозможно — слишком мало троп, слишком близко цивилизация.
Ответ кроется в том, как пепел влияет на воздух, звук и даже наше восприятие направления. Подробности читайте в новом посте в Telegram.