Через год после развода Нина получила в наследство двушку от дяди. Район спокойный, дом кирпичный, соседи тихие. Казалось бы, живи да радуйся: отдельные комнаты, большой балкон, светлая кухня. Она перевезла вещи из съёмной квартиры, купила недорогой диван и рабочий стол, переставила шкафы и решила начать с чистого листа.
На третий день, когда она вешала полку в спальне, загремели батареи. Стук был настойчивый, с паузами, будто кто-то отбивал морзянку. Нина вздрогнула, прислушалась, а затем услышала знакомый голос, который не спутаешь ни с чем.
— Ну конечно! — донеслось снизу через открытую форточку. — Въехала, разрушительница, теперь житья не будет.
Голос принадлежал Татьяне Петровне — бывшей свекрови Нины. Нина только выдохнула: так вот оно что значит «случайно именно над жильём бывшей свекрови». В ЖЭУ при оформлении документов ей сказали, что снизу живёт «пенсионерка, очень активная», но Нина даже не подумала проверить фамилию. Теперь всё стало ясно.
С того вечера жизнь превратилась в длинный список претензий. Стоило Нине включить стиральную машину — снизу стук. Варила суп вечером — снова стук. Разговаривала по телефону на кухне — через пять минут раздавался звонок в дверь: на пороге стояла Татьяна Петровна с строгим лицом и вопросом:
— Вы когда собираетесь угомониться? Люди внизу тоже живут.
Нина старалась отвечать спокойно.
— Я соблюдаю режим. После десяти ничего не шумит.
— Конечно, вы всё всегда соблюдаете, — с иронией говорила бывшая свекровь. — Кроме одного: чужих мужей в покое оставить.
Нина закрывала дверь и глубоко дышала. Прошёл год после развода, но, судя по словам Татьяны Петровны, причины распада семьи по-прежнему выглядели односторонне. Бывший муж, Коля, давно переехал к новой женщине, однако в рассказах матери виновата оставалась только невестка.
Через неделю Нина впервые встретилась со старшим мастером из управляющей компании. Тот смущённо мял кепку у порога.
— На вас поступают обращения от жильцов снизу, — произнёс он. — Говорят, вы якобы перестраиваете ванную без согласований и сливаете воду по ночам.
— Я ничего не перестраиваю, — Нина отвела его в ванную, показала ровные стены и старую плитку. — Стираю — в девять вечера максимум.
— Я верю, — кивнул мастер. — Но понимаете, у нас заявка — мы обязаны проверить.
После визита Нина решила вести «дневник тишины»: отмечала время, когда включала технику, и свидетелей — подруг, заходивших на чай. Ей казалось глупым оправдываться, но другого выхода не видела.
Татьяна Петровна не ограничивалась жалобами. На лавочке у подъезда она рассказывала соседкам, какая «эта Нина шумная, бессовестная, сына извела, теперь весь дом изведёт». Нина несколько раз проходила мимо и слышала своё имя, сказанное сухо и громко. В груди поднималась злость, но вступать в перепалки она не хотела.
Однажды вечером раздался звонок от Коли.
— Мне мама жалуется, — начал он без приветствия. — Ты там аккуратнее. У неё давление подскакивает.
— А тебе не кажется, что мама перегибает? — устало спросила Нина. — Я не делаю ничего против правил.
— Ну… ты же понимаешь, у неё сердце. Постарайся.
— Я стараюсь уже неделю, Колян. Ты наверняка понимаешь, что дело не в шуме, а в личной неприязни. Скажи ей, чтобы перестала стучать по батареям.
— Не могу ей указывать.
Нина поняла, что рассчитывать на его помощь бесполезно. Положила трубку и долго смотрела на потолок. На кухне кипел чайник. Она отодвинула чашку и прижала ладони к щекам. Хотелось позвонить подруге и пожаловаться, но сил не было.
В субботу она решила прибраться: помыть полы, вынести коробки на балкон, разобрать документы. Едва пылесос загудел, снизу ударили в батарею. Нина выключила и присела на край дивана. Тишина. Включила снова — стук. В итоге она убрала всё веником и тряпкой, а вечером села писать заявление в управляющую компанию: «Прошу принять меры к жильцу из квартиры №…, который систематически нарушает спокойствие, стучит в отопительные приборы».
Ответ пришёл через три дня: «Будет проведена беседа». В тот же вечер Татьяна Петровна стояла у её двери.
— Заявление написала? — голос был холодным. — Думаешь, тебя тут кто-то ждал с аплодисментами? Не выйдет.
— Я просто хочу спокойно жить, — ответила Нина. — И выполнять правила.
— Правила? А твоей совести нет правил? Ты мою семью разрушила, а теперь из меня хулиганку делаешь.
Нина сдержалась.
— Ваш сын взрослый. Он делал выбор сам.
— Сам, конечно. Это всё ты, — сказала свекровь и ушла, громко топая.
На следующий день Нина спустилась вниз за водой из магазина и заметила: Пахло горелой проводкой. Дверь Татьяны Петровны открыта, в квартире темно, слышно, как кто-то кашляет. Она остановилась, потом постучала.
— Вам помочь?
— Не нужно, — раздался жёсткий голос. — Обойдусь.
Нина вздохнула и пошла дальше. Возвращаясь, услышала шум за окном подъезда: дворник ругался с кем-то о мусоре у контейнеров. Вскоре всё стихло.
Ночью её разбудил запах дыма. Он был слабым, но узнаваемым — горела проводка или пластик. Нина вскочила, подбежала к двери и выглянула в подъезд. Там было темно и тихо. Она спустилась на одну площадку — у квартиры Татьяны Петровны пахло сильнее. Нина постучала.
— Татьяна Петровна, вы дома?
Ответа не было. Тогда она сильнее забарабанила в дверь. Внутри послышался тяжёлый шаг и негромкое «ой». Дверь открылась наполовину, на пороге стояла свекровь в халате.
— Что ещё? Ночью людей будишь?
— Пахнет дымом. Слышите?
Татьяна Петровна втянула воздух и побледнела.
— Ой… у меня чайник старый… провод тёплый был…
Нина проскользнула в прихожую, запах стал резче. На кухне из-под розетки шёл тонкий дымок.
— Воду, тряпку! — сказала Нина. — И выключить пробки.
Свекровь растерянно замялась. Нина сама нажала рычаг на щитке. Дым прекратился, но стены ещё пахли.
— Надо электрика, — сказала Нина, глядя на свекровь. — И вам нельзя одной возиться с проводами.
— Разберусь, — упрямо ответила та, но голос затрепетал.
Нина заметила, как у женщины дрожат руки.
— Я завтра с утра позвоню в аварийку. Вам лучше переночевать у кого-нибудь.
— У меня нет «у кого-нибудь», — зло ответила Татьяна Петровна и отвернулась.
Нина сжала губы.
— Тогда поднимайтесь ко мне. На диване переночуете. Утром всё решим.
Татьяна Петровна подняла на неё глаза — усталые, покрасневшие. Долго молчала, потом прошептала:
— Я… я подумаю.
Нина кивнула и вышла в подъезд. Поднимаясь по лестнице, она прислушивалась: снизу не было ни стука, ни обидных слов. Только тихое шуршание халата и осторожные шаги. На кухне у себя она налила воду, села за стол и впервые за неделю почувствовала не злость, а тревогу. Вдруг завтра всё снова разнесёт по углам? Или наоборот, появится шанс договориться. Она допила чай и погасила свет, пытаясь уснуть.
Утро началось с резкого звонка в дверь. Нина натянула халат, прошла в прихожую и открыла. На пороге стояла Татьяна Петровна с небольшой сумкой в руках. Она выглядела помятой и как будто меньше ростом, чем обычно.
— Можно… у тебя пару часов посидеть? Электрика жду, а там дымно.
Нина отступила в сторону, пропуская её в квартиру.
— Проходите. На кухне теплее. Я сварю кашу.
Татьяна Петровна вошла, осторожно переставляя ноги, словно боялась задеть мебель. Она сняла платок, посмотрела на чистую раковину, на аккуратно сложенные полотенца и неожиданно тихо сказала:
— У тебя тут… аккуратно.
Нина пожала плечами.
— Так удобнее жить.
Они молча сидели на кухне, слушали, как закипает вода. Нина косо взглянула на сумку у ног гостьи: выглянула домашняя кружка, сложенная газета, старый зарядник. На секунду обоим стало неловко.
— Кашу сладкую? — спросила Нина.
— Да, — сказала Татьяна Петровна. — И… если можно, чаю.
Нина поставила две чашки. За стеной, где-то в подъезде, кто-то громко хлопнул дверью. Они обе вздрогнули и переглянулись.
— Электрик скоро придёт, — сказала Нина, чтобы разрядить паузу. — Я сама его вызвала.
— Поняла, — кивнула свекровь. — Спасибо.
Нина поставила кашу на стол, села напротив и, не поднимая глаз, произнесла:
— Я хочу жить спокойно. Без стука. Без жалоб. Давайте просто попробуем договориться.
Татьяна Петровна медленно кивнула, будто решаясь на что-то важное.
— Попробуем. Только… у меня условие.
Нина подняла глаза.
— Какое?
— Ты выслушаешь, что я скажу про Колю. До конца. Без перебивания. А потом скажешь свою правду. И будем жить.
Нина вдохнула поглубже и кивнула.
— Договорились.
Свекровь отодвинула чашку и посмотрела в окно.
— Ты, наверное, думаешь, я злая. Но ты не знаешь всего, — начала она. — Когда Коля пришёл после развода, он сказал, что ты с кем-то гуляла. Что искала богатых, даже с женатыми встречалась. Я ему верила. А потом ты вдруг получила квартиру, вещи новые, машину… Я подумала — вот, всё ясно.
Нина не перебивала. Смотрела в тарелку и медленно перемешивала ложкой кашу.
— Я знаю, что он вам всё рассказал по-своему. Но он не сказал, почему я ушла.
Татьяна Петровна вздохнула.
— Он сказал, что у него работа пропала, нервы, трудное время… Ты искала легкой жизни.
— Работа пропала, потому что его уволили за прогулы. А прогулы — потому что он пил. Неделями. Я таскала его по врачам, пыталась устроить, помогала с долгами. Но он всё больше пил и кричал, что я ему мешаю. Однажды он просто не пришёл домой на три дня. Вот тогда я и поняла — дальше нельзя.
Свекровь молча откинулась на спинку стула.
— Он говорил, что ты его гнала.
— Я его не гнала. Я собрала вещи и ушла сама, пока не начались драки. Я не кричала. Просто ушла.
Татьяна Петровна долго молчала. Часы на стене тикали громче обычного.
— Может, и правда, — сказала она наконец. — Он последнее время стал нервный. А я всё на тебя валю. Просто он мой единственный. Не хочу думать, что сын виноват.
Нина подняла глаза.
— Я понимаю. Но вина не исчезает, если её переложить на другого. Но теперь всё в прошлом.
Свекровь отвернулась к окну.
— Знаешь, я вчера всю ночь не спала. Сидела и думала, как так вышло. Ведь ты не плохая. Ты всегда по-доброму со мной. Я сама себя развела на злость.
Нина улыбнулась краешком губ.
— Злость — от бессилия. У всех так.
Татьяна Петровна посмотрела на неё по-другому, без обычного осуждения.
— Может, ты и права. Только теперь не знаю, как соседям в глаза смотреть. Столько про тебя наговорила…
— Ничего, — спокойно сказала Нина. — Главное, что теперь мы понимаем друг друга.
— Я тебе жить мешала, а ты помогла мне не задумываясь, — прошептала Татьяна Петровна. — Я вчера дура была. Стукала, ругалась…
— Забудем, — ответила Нина. — Там уже электрик разберётся.
Сотрудник заменил проводку, всё проверил и ушёл. Татьяна Петровна осталась на кухне и взглядом в никуда.
— Ты знаешь, — сказала она тихо, — может, нам судьба так напоминает: люди — не враги, если не боятся поговорить.
Нина кивнула.
— Да. А иногда просто надо услышать, что второй тоже устал жить в войне.
Обе улыбнулись — по-настоящему, без натяжки.
Но вечером когда они пили чай, пришло новое испытание: в дом вернулся Коля. Он появился без звонка, с цветами и растерянной улыбкой.
— Привет, мама. Привет, Нина… вы помирились, я рад. Может, и нам пора поговорить?
Татьяна Петровна напряглась, но ничего не сказала. Нина встала, спокойно поставила чашку в раковину и повернулась к нему.
— Говорить не запрещено. Но зачем? Я научилась жить одна и у тебя другая есть. Теперь я уже ничего не должна. Сядь, если пришёл по-людски.
Он сел, молчал минуту, а потом начал — но уже совсем другим тоном, без самоуверенности.
— Я ошибался. Я снова всё потерял. Работы не, жена ушла. Пью меньше, но всё равно… Я вижу, мама помирилась с тобой, может, и я попробую исправить.
Нина вздохнула.
— Исправлять надо с себя, не с чужих. Но если хочешь помоги маме, начни с этого. Хватит жалеть себя.
Коля кивнул, а Татьяна Петровна опустила взгляд — на её лице впервые появилось что-то похожее на мир.
Нина встала, подошла к окну и открыла форточку. В квартиру ворвался холодный воздух и запах мокрого асфальта. Она стояла, глядя на двор, где дворник собирал ветки после недавнего ветра.
— Нина, я… — начал Коля, но она подняла руку.
— Не нужно. Всё уже было сказано. Ты взрослый человек. Если хочешь что-то изменить — просто делай.
Он помолчал, потом встал и подошёл к матери.
— Мама, я тебе потом помогу с квартирой. Напиши список дел.
Татьяна Петровна кивнула.
— Напишу. И… не пей больше, Коля. У тебя глаза другие стали. Я устала за тебя оправдываться.
Он опустил голову.
— Я понял.
Через несколько минут он ушёл. Дверь закрылась мягко, без хлопка. В квартире повисла тишина, но уже не напряжённая, а обычная — домашняя.
Нина сняла чайник с плиты и налила воду в две кружки.
— Чаю ещё? — спросила она.
— Давай, — тихо ответила Татьяна Петровна.
Они пили молча. У каждой в голове крутились свои мысли. Потом Татьяна Петровна первой заговорила:
— Я не думала, что он так изменился. Всё время винила тебя. А он ведь сам виноват. Просто мать всегда верит, что сын хороший.
Нина кивнула.
— Это нормально. Только иногда эта вера мешает увидеть правду.
— Наверное, — вздохнула Татьяна Петровна. — Знаешь, я раньше думала, что ты гордая. А сейчас вижу — просто устала от всего этого.
Нина улыбнулась.
— Устала, да. Но теперь легче.
Татьяна Петровна посмотрела на неё и вдруг неловко сказала:
— Может, я тебе помогу с чем-нибудь? По дому, по мелочи. Или просто так, чай попить.
— Конечно, приходите, — сказала Нина. — Только без стука по батареям.
Обе рассмеялись. Смех получился искренний, как будто с плеч упал камень.
Прошло несколько недель. Жизнь постепенно наладилась. Татьяна Петровна иногда заходила к Нине с пирогами или просто посидеть. Они могли спокойно разговаривать даже о Коле — без злобы и обид.
Однажды Татьяна Петровна присела на лавочку где сидела Нина.
— Знаешь, — сказала она, — я теперь даже рада, что ты живёшь надо мной. Так спокойнее. Я слышу, когда ты на кухне, и понимаю, что не одна.
Нина посмотрела на неё и мягко улыбнулась.
— А я рада, что снизу больше никто не стучит.
Обе засмеялись. Потом долго сидели в тишине, слушая, как во дворе играют дети и лает где-то вдали собака.
С тех пор они стали если не подругами, то хотя бы союзницами. Иногда помогали друг другу с делами, иногда просто болтали на лавочке. И каждый раз, когда кто-то из новых жильцов спрашивал, правда ли, что «снизу живёт бывшая свекровь», Нина улыбалась:
— Да. Но теперь это не проблема, а поддержка.