— Ты благодарна должна мне быть Ира за такого мужа! — кричала свекровь Галина Витальевна.
А я стояла и смотрела. На неё. На кухню. На этот дом.
Пять лет. Пять лет я живу в этом доме. И почти каждый день слышу это.
— Благодарна! — повторяла она, размахивая половником. — Я же его воспитала! Такого мужчину!
Юра молчал. Как всегда. Сидел за столом, ел. Чавкал. Громко.
Мне хотелось сказать: «А вы знаете, Галина Витальевна, что ваш сын...» Но я молчала. Тоже, как всегда.
Знаете, есть такой момент в жизни. Когда понимаешь — всё. Конец. Больше нельзя терпеть. А ещё понимаешь — что ничего не изменится.
Вот этот момент у меня случился в среду. Обычную среду. После работы.
— Ира, а где мои носки? — спросил Юра.
— В шкафу — ответила я.
— Какие носки? — встряла свекровь. — Я их постирала! Разложила по полочкам!
И тут она посмотрела на меня. Этим взглядом. Который я знаю наизусть.
— А ты что делаешь для моего сына? — спросила она тихо. Очень тихо. Что было хуже крика. — Работаешь? Так все работают! Готовишь? Так я лучше готовлю!
Юра нашёл носки. Надел. Пошёл в комнату. Включил телевизор.
А я осталась на кухне. С ней.
— Слушай — сказала Галина Витальевна. Села рядом. — Мой Юрочка... он особенный. Ранимый. Тонкий. Ему нужна забота.
Я кивнула. Что ещё оставалось?
— Вот у соседки Тамары невестка... — начала она. — Та понимает! Каждый день супы варит. Пельмени лепит. А главное — уважает! Свекровь уважает!
Супы. Пельмени. Уважение.
Всё очень просто, оказывается.
— Галина Витальевна — сказала я. — А можно вопрос?
— Конечно! — обрадовалась она. Думала, наверное, что я наконец поняла. Что готова учиться у неё жизни.
— Вы помните, как мы познакомились? — спросила я. — Я и Юра?
Она нахмурилась:
— Ну... в институте, что ли?
— Нет — сказала я. — В больнице.
Пауза.
— В больнице? — переспросила свекровь.
— Да. Юра лежал после драки. Сломанная челюсть. Сотрясение. Я работала медсестрой. Ночные дежурства. Он бредил...
Галина Витальевна молчала.
— Знаете, что он говорил в бреду? — продолжила я. — Мама, прости. Мама, не бей. Мама, я больше не буду...
Лицо свекрови стало серым.
— Врёшь! — выдохнула она.
— Не вру — ответила я спокойно. — Потом, когда очнулся, рассказал. Про детство. Про ремень. Про то, как боялся домой приходить. Про то, как научился врать. Чтобы не получать.
Тишина.
Где-то тикали часы. В комнате работал телевизор. Юра смотрел футбол.
— Он же... — начала Галина Витальевна. — Я же хотела как лучше...
— Знаю — сказала я. — Все родители хотят как лучше.
— И что теперь? — спросила она. Голос дрожал.
— А теперь ваш сын не умеет жить — ответила я. — Не умеет принимать решения. Не умеет отвечать за свои поступки. Он привык, что за него всё решают. Сначала вы. Потом я.
Свекровь заплакала. Тихо. Горько.
— Вы спрашиваете, за что я должна быть благодарна? — продолжила я. — За то, что воспитали мужчину, который не может постоять за жену? За то, что до сих пор боится вам возразить? За то, что я живу в доме, где меня не уважают?
— Ира... — прошептала она.
— Или за то — сказала я, — что из-за вашего «воспитания» ваш сын стал алкоголиком?
Галина Витальевна замерла.
— Да — сказала я. — Алкоголиком. Каждый день после работы. Пиво. Или что-то покрепче. По выходным... Он думает, я не знаю. А я знаю. Всё знаю.
— Почему молчала? — спросила свекровь.
— А зачем говорить? — ответила я. — Вы сами разве не видите? Или у вас на всё есть оправдание. «Устаёт на работе». «Нервничает». «Надо понимать мужчину».
Мы сидели молча. Долго.
Потом я встала.
— Знаете, Галина Витальевна? — сказала я. — А может, и правда... благодарна.
Она подняла глаза:
— Как это?
— Благодарна за урок — ответила я. — За понимание того, какой я не хочу быть матерью. Какую семью не хочу строить.
Я пошла в комнату. К Юре.
— Собираюсь — сказала я ему.
— Куда? — не отрываясь от телевизора, спросил он.
— Домой — ответила я.
— Ты же дома — сказал Юра. Всё ещё не понимая.
— Нет — ответила я. — Я не дома. Я в гостях. Пять лет в гостях.
Он наконец повернулся:
— О чём ты?
— О том, что пора заканчивать спектакль — сказала я. — Роль идеальной невестки. Роль благодарной жены. Роль удобной женщины.
Юра встал. Покачнулся. Пивом пахло.
— Ира, ну чего ты? — попросил он. — Мама просто... она волнуется за нас.
— За нас? — засмеялась я. — Она волнуется за тебя. За своего мальчика. А я... я просто функция. Готовить, стирать, молчать.
— Не уходи — сказал Юра.
Впервые за пять лет попросил. Не приказал. Попросил. А я поняла — поздно.
Слишком поздно для просьб. Для разговоров. Для попыток что-то изменить.
— Знаешь — сказала я, собирая вещи, — твоя мама права. Я действительно должна быть благодарна.
Юра не понял. Как обычно.
А я продолжила:
— Благодарна за то, что поняла — любовь без уважения нелюбовь. Семья без равенства не семья. Жизнь без права голоса не жизнь.
За окном начинался дождь.
Я взяла чемодан. Дошла до двери.
— Ира! — крикнул Юра. — А если я изменюсь?
Обернулась. Посмотрела на него. На мужчину, которого когда-то любила:
— Тогда — сказала я, — ты найдёшь меня сам. Без мамы. Без подсказок. Без чужих советов. Сам. Но я очень сомневаюсь, что это произойдёт.
Вышла на улицу. Дождь усилился. А я шла. И думала — наконец-то. Наконец-то иду домой.
К себе.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍