Я пришёл раньше. Намного раньше, чем обычно. Совещание отменили — и вот я уже дома, в три часа дня, когда обычно сижу в офисе и смотрю в монитор. Разулся в прихожей. Тихо. Прошёл на кухню, поставил чайник.
Стою у окна, смотрю на двор.
Машины. Детская площадка. Голуби на асфальте. Всё, как всегда, только я здесь — не как всегда.
И вдруг — щелчок замка.
Лена.
Я уже открыл было рот, чтобы окликнуть её, но она с кем-то разговаривала. Громко так. По телефону:
— Да нет, Машка, я серьёзно! Ну не могу я больше...
Голос её — усталый. Раздражённый даже.
Я замер у окна. Почему-то не стал звать. Просто стою и слушаю, как она бросает сумку на пол, как каблуки цокают по паркету.
— Понимаешь, каждый день одно и то же. Приходит — молчит. Ужин — молчит. Телевизор — молчит. Я уже забыла, когда мы последний раз нормально разговаривали!
Сердце ёкнуло. Странно как — вроде бы я здесь, в своей квартире, у своего окна... а как будто не здесь. Уже где-то в стороне. Подслушиваю про свою жизнь.
— Да что ты говоришь! — продолжает Лена, и я слышу, как она плюхается на диван. — Романтика? Маш, это вообще не про нас. Последний раз цветы он мне дарил... на восьмое марта. Два года назад!
Два года? Я пытаюсь вспомнить. Вспоминаю. Точно — два года. Господи...
— А знаешь, что самое страшное? — голос её становится тише, но я всё равно слышу. Отчётливо. Каждое слово. — Я перестала чувствовать. Понимаешь? Вот он приходит — и мне всё равно. Уходит — всё равно. Рядом лежит — будто не рядом.
Чайник начинает закипать.
Но я не двигаюсь. Не могу.
— Машка, я устала притворяться! Устала делать вид, что всё нормально. Что меня это устраивает. Что я счастлива в этом... в этом болоте, блин!
Болото. Вот как она назвала нашу жизнь. Нашу семью. Наши восемь лет вместе.
Чайник свистит всё громче, и я думаю — сейчас она услышит. Сейчас войдёт на кухню, увидит меня, и... И что? Что мы скажем друг другу? Что я скажу ей?
— Да нет, не уйду я... пока — вздыхает она. — Куда мне идти-то? Квартира общая. Кредит. Да и привычка, наверное. Знаешь, как это бывает — вроде плохо, но страшно что-то менять.
Привычка. Я для неё — привычка. Как чистить зубы по утрам. Как ставить чайник.
— А помнишь, я тебе рассказывала про Андрея? Ну, из соседнего отдела... — она замолчала. Пауза. Длинная такая пауза, во время которой у меня внутри всё оборвалось. — Так вот, он позвал меня на кофе. Уже второй раз. И я... я не знаю, Маш. Не знаю, что мне делать.
Андрей. Кто такой Андрей?
Я пытаюсь вспомнить — она упоминала? Говорила что-нибудь? Нет. Или я не слушал? Не слышал? Сколько раз она пыталась что-то рассказать, а я... "Угу", "Да-да", "Хорошо, дорогая"...
— Он смотрит на меня так... — голос её становится мягче. Мечтательно. — Как будто я не просто Лена, которая каждый день одно и то же. Как будто я... интересная. Живая. Понимаешь?
Понимаю. Я понимаю больше, чем хотел бы.
Чайник наконец заорал во всю мощь — и я рванул к нему. Выключил. Всё внутри трясётся.
— Что? — спрашивает она в трубку. — Слушай, я уже дома, перезвоню позже, ладно? Да. Целую.
Тишина.
Я стою у плиты и не знаю, что делать. Выйти? Остаться здесь? Сделать вид, что ничего не слышал?
Шаги. Она идёт к кухне.
Сердце бьётся так, будто сейчас выпрыгнет.
Входит на кухню — и Лена замирает на пороге. Лицо её становится белым. Совсем белым.
— Ты... дома?
— Да — говорю я. — Раньше отпустили.
Она смотрит на меня. Я смотрю на неё. Между нами — восемь лет жизни. Восемь лет, которые где-то по дороге превратились в привычку. В болото.
— Давно? — спрашивает она тихо.
— Достаточно.
Она опускает взгляд. Молчит. Я тоже молчу. Что тут скажешь?
— Слушай... — начинает она.
— Не надо — перебиваю я. — Не сейчас.
Она кивает. Мы стоим на этой кухне — я у плиты, она в дверях — и между нами километры. Целые километры молчания, недосказанности, пропущенных разговоров.
— Чай будешь? — спрашиваю я.
— Буду — отвечает она.
Достаю две чашки. Наливаю чай. Лена садится за стол. Смотрит в окно.
— Хорошая погода — говорит она.
— Да — киваю я. — Хорошая.
Мы пьём чай и молчим. И это молчание — оно тяжёлое. Липкое. Настоящее.
Я думаю об Андрее. О том, как он смотрит на мою жену. О том, что она чувствует себя с ним живой. Интересной. А со мной?
— Я забыл, когда в последний раз дарил тебе цветы — говорю я вдруг.
Она поднимает глаза. Удивлённо так смотрит:
— Что?
— Два года назад. Восьмое марта. Ты сама сказала.
Она краснеет. Сильно краснеет:
— Ты всё слышал...
— Всё.
Пауза. Долгая. Бесконечная.
— И что теперь? — спрашивает она.
— Не знаю — честно отвечаю я. — Правда не знаю.
Она встаёт. Подходит к окну. Стоит, обхватив себя руками:
— Я не хотела, чтобы ты узнал так — говорит она тихо. — Вообще не хотела, чтобы это... было.
— Но оно есть.
— Да. Есть.
Я смотрю на её спину. На плечи, которые когда-то целовал. На волосы, в которых запутывались мои пальцы. Когда это было? Месяц назад? Год? Два?
— Ты любишь его? — спрашиваю я.
Она не отвечает сразу. Думает. Долго думает.
— Нет — говорит наконец. — Нет, не люблю. Но с ним я чувствую себя... не одинокой.
— А со мной одинокой?
— Да.
Слово падает между нами, как камень в воду. Тяжело. Окончательно.
— Понятно — говорю я.
— Что понятно?
— Всё. — Я ставлю чашку на стол. — Понятно, почему ты назвала это болотом.
Она оборачивается. Глаза красные.
— Я не хотела... Это просто так вырвалось.
— Вырвалось то, что накопилось.
— Да! — она повышает голос. — Да, накопилось! Потому что ты не видишь меня! Не слышишь! Мы живём в одной квартире, спим в одной постели, но мы... мы чужие!
— Тогда почему ты молчала? — спрашиваю я. — Почему не сказала раньше?
— А ты бы услышал?!
Слова. Точные. Болезненные.
Я бы услышал? Правда? Или отмахнулся бы — "устал", "не сейчас", "потом поговорим"?
— Не знаю — признаюсь я. — Может, и не услышал бы.
Она садится обратно за стол. Опускает голову на руки.
— Что с нами случилось? — шепчет она. — Когда мы стали такими?
Я сажусь напротив. Беру её руку. Она не отдёргивает.
— Постепенно — говорю я. — Незаметно. День за днём. Мы перестали разговаривать. Перестали смотреть друг на друга. Перестали...
— Любить? — договаривает она.
— Не знаю. Может, любить. А может... стараться.
Она поднимает голову. Смотрит на меня:
— И что нам теперь делать?
Вопрос на миллион. Я не знаю ответа. Честно — не знаю.
— Можем попробовать начать сначала — говорю я осторожно. — Научиться разговаривать. Слышать друг друга. Может, ещё не всё потеряно.
— А может, потеряно уже — тихо отвечает она.
— Может — соглашаюсь я. — Но узнать можно, только попробовав.
Она молчит. Долго молчит.
За окном кричат дети на площадке. Голуби воркуют. Жизнь идёт своим чередом — безразличная к нашей маленькой драме.
— Андрей — говорит она вдруг. — Я скажу ему, что...
— Погоди, — перебиваю я. — Не спеши. Подумай сначала. О том, чего ты действительно хочешь.
— А ты?
— Я хочу, чтобы ты не была одинокой. Я хочу, чтобы тебе было не в тягость, находиться рядом со мной.
Она смотрит на меня так, будто видит впервые:
— Почему ты так говоришь?
— Потому что люблю тебя. Не хочу тебя потерять. Наверное. Или потому, что привык. Или и то, и другое. Не знаю уже. Но точно знаю, что не хочу быть причиной твоего несчастья.
Слёзы. Она плачет. Тихо. Беззвучно. Я встаю. Подхожу. Обнимаю её — неловко так, будто впервые.
И она обнимает меня в ответ.
Мы стоим посреди кухни — двое чужих людей. Или всё же близких людей, но потерявших связь друг с другом. И я не знаю, что будет завтра. Будем ли мы вместе. Сможем ли вернуть то, что было.
Но сейчас — прямо сейчас — мы просто держимся друг за друга.
И это уже что-то. Это уже начало. Хорошо уже то, что мы сказали друг другу. И может не всё ещё потеряно.
Время покажет...
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍