Поезд тронулся, мягко качнул вагон, и я уже устроился на своей верхней полке, наслаждаясь мыслью, что впереди ночь спокойного пути. Я люблю верхние места — там никто не толкает, не просит подвинуться, и можно спокойно читать или просто смотреть в окно, если приподняться.
Через несколько минут в купе вошла женщина лет тридцати пяти — ухоженная, в яркой кофте и с блестящей сумкой. Она быстро осмотрела купе, положила вещи на нижнюю полку и вдруг, не теряя времени, подняла глаза на меня:
— Молодой человек, а не поменяетесь ли вы со мной местами?
— С какой стати? — удивился я.
— Ну… мне просто неудобно на нижней, я привыкла наверху. Да и вам, наверное, туда не хочется все время залезать и слазить, а я буду лежать там всю дорогу — улыбнулась она, явно пытаясь расположить.
Я пожал плечами:
— Простите, но я место заранее выбирал. Мне тут удобно.
Женщина нахмурилась, но быстро сменила тактику.
— А если я вам… ну, скажем, сто рублей доплачу?
Я даже не сразу понял, что услышал.
— Что, простите?
— Ну сто рублей, чисто символически, чтобы по-честному. Вы мне уступаете верхнюю, а я вам нижнюю. Все довольны.
Я рассмеялся. Казалось, впервые в жизни кто-то предложил мне продать своё место в поезде.
От улыбки до наглости
— Спасибо, но я всё-таки останусь здесь, — ответил я вежливо, чтобы не обидеть.
Женщина на секунду замерла, будто не ожидала отказа, а потом натянуто улыбнулась:
— Да ну что вы, чего упрямиться? Я же не бесплатно прошу. Вам что, жалко-то? Сто рублей — это даже не деньги, чисто по-человечески.
— Дело не в деньгах, — сказал я спокойно. — Просто мне здесь действительно удобно, я заранее выбираю верхнюю полку.
Она прищурилась:
— О, понятно… Принципиальный, значит? Наверное, из тех, кто ни копейки не уступит. Ну ладно, не буду навязываться.
Я снова взял книгу, но по глазам видел — не успокоится.
Прошло минут десять. Женщина то вставала, то садилась, то громко вздыхала, будто ей тесно и жарко. Потом не выдержала:
— Молодой человек, ну что вам, сложно? Я бы на вашем месте давно уступила. Всё равно вы же просто лежите, а мне ребёнок завтра звонить будет — хочу быть повыше к окну.
— Нет, извините, я не меняюсь, — повторил я, уже твёрже.
Она резко вздохнула, хлопнула по своей сумке и буркнула:
— Ну и упрямый ….
Откуда-то из соседнего купе послышался смешок, кто-то тихо пробормотал:
— Торгашка попалась.
Женщина покраснела, метнула на меня злой взгляд и больше ничего не сказала. Но я чувствовал — это ещё не конец.
Тихая ночь, громкая наглость
Когда стемнело, вагон постепенно погрузился в сон. Только стук колёс да редкие шаги по коридору. Я выключил свет, улёгся на своей верхней полке и уже начинал проваливаться в дремоту, когда услышал шорох внизу.
Сначала подумал — показалось. Но через минуту кто-то неловко дёрнул мой одеялом, и я ощутил движение под собой — как будто кто-то пытается подняться.
— Эй! — я резко сел.
Снизу раздалось раздражённое шипение:
— Тише вы, всех разбудите!
Я спустил ноги и увидел знакомую фигуру — та самая соседка уже стояла на стремянке, с подушкой в руках, и пыталась залезть на мою полку!
— Что вы делаете?! — спросил я, не веря своим глазам.
— Ну… —Я решила, что вдруг вы согласитесь поменяемся все же местами, чего уж теперь.
— Без спроса?! — я не удержался от сарказма. — Так, может, вы и мой билет на себя перепишете, пока я не вижу?
Женщина закатила глаза:
— Ну не орите вы! Всего-то хотела удобства, а вы, как будто я что-то страшное сделала.
Пассажир снизу на соседней полке хмыкнул:
— Страшное — не страшное, а совести, похоже, ноль.
Женщина фыркнула и буркнула:
— Вот все вы одинаковые, злые и прижимистые. Ладно, спите на своей полке, барин.
Она спустилась, хлопнув подушкой, и устроилась внизу с таким шумом, что проснулись ещё двое. Проводница, услышав возню, выглянула в купе:
— Что тут у вас? Опять кто-то меняется без разрешения?
Женщина отвернулась к стенке, делая вид, что спит.
— Всё нормально, — сказал я сдержанно, хотя злость уже бурлила внутри. — Но, похоже, ненадолго.
Утро позора
Утро началось не с запаха чая и разговоров, как обычно, а с громкого возмущённого голоса.
— Да это вообще безобразие! — визжала соседка, вскакивая с полки и поправляя растрёпанные волосы. — Нормальные люди хоть как-то идут навстречу! Всю ночь не могла уснуть, он ногами топал, свет включал, даже подушку мою скинул!
Я, едва открыв глаза, сел на своей верхней полке.
— Что? — спросил я спокойно, хотя внутри уже закипало. — Это вы ночью полезли на мою полку без спроса, а не наоборот.
— Да ладно! — отмахнулась она, глядя на пассажиров. — Не врал бы, молодой человек! Все видели, как я спокойно сидела, а он тут командовал, будто весь вагон купил!
Пассажиры начали перешёптываться. Кто-то знал, что происходило ночью, и уже начинал усмехаться.
Проводница, услышав шум, подошла к купе.
— Что тут опять? — спросила она с таким видом, будто уже догадывалась.
Женщина тут же повернулась к ней, зажав руки на груди:
— Я всю ночь не спала! Он грубил, мешал, вёл себя… ну просто хамски!
Проводница подняла брови:
— Это тот самый молодой человек, которому вы предлагали сто рублей за полку?
В купе раздался смешок. Женщина покраснела, как спелый помидор.
— Это не ваше дело! — выпалила она. — Я просто хотела нормально доехать!
— Вот и доезжайте, — сказала проводница сухо. — Но если ещё раз будет скандал, пересажу в другой вагон — без права выбора места.
Соседка отвернулась к окну, демонстративно замолчала, но теперь весь вагон знал, кто здесь “покупатель спокойных мест”.
А я, наконец, позволил себе улыбнуться. Иногда правда побеждает не криком, а просто фактом, который слышат все.
Попытка оправдаться
Когда поезд начал замедляться перед станцией, атмосфера в купе смягчилась — люди собирали вещи, заворачивали остатки еды, кто-то искал билет. Только моя соседка сидела молча, но было видно: внутри у неё буря. Она то и дело поглядывала на меня, будто готовилась к новой попытке "восстановить справедливость".
И вот, когда я уже поднял сумку с багажной полки, она всё-таки заговорила — тихо, но с той фальшивой вежливостью, которая выдает обиду сильнее любого крика:
— Молодой человек, я, может, и была не права, но вы ведь тоже могли по-человечески отнестись. Я одна ехала, уставшая, а вы — холодный, безжалостный. Разве сто рублей — это причина для такого отношения?
Я посмотрел на неё спокойно.
— Причина не в деньгах. А в том, что вы хотели купить чужое удобство и при этом считали, что имеете право.
Она сжала губы, отвернулась к окну.
— Все сейчас такие... никому ничего не уступи, всё вам по билетам да по правилам.
Сосед с нижней полки усмехнулся:
— Ага, особенно когда эти "все" вам ещё и заплатить должны.
Женщина вспыхнула, но промолчала.
Когда поезд остановился, я первым вышел из купе. На перроне она всё же подошла — не то чтобы извиниться, скорее, сохранить лицо:
— Ну, всё равно удачи вам, может, и правда я погорячилась.
— Удачи и вам, — ответил я без злобы. — Только не пытайтесь покупать чужое спокойствие. Оно дороже ста рублей.
Она кивнула, поправила сумку и пошла в другую сторону.
А я вдохнул свежий воздух и улыбнулся.