Клавдия Степановна позвонила в начале июня. Голос бодрый, весёлый, как будто мы лучшие подруги:
— Сонечка! Как дела? Как детки?
Я сразу насторожилась. Когда свекровь так ласково обращается, значит, что-то нужно. Обычно она называет меня просто «Соня» или вообще никак — сразу по делу.
— Нормально, Клавдия Степановна, — ответила я осторожно. — Что-то случилось?
— Да нет, ничего! Просто вот думаю — племянники мои приехали в деревню, к родственникам. Ну, Костя с Андреем, сыновья двоюродной сестры. Помнишь их?
Я вспомнила смутно. Видела их пару раз на семейных праздниках. Мальчишки лет тринадцати-четырнадцати, шумные, вечно смеются.
— Помню, — сказала я. — И что?
— Да вот думаю, — Клавдия Степановна сделала паузу для эффекта, — может, они недельку у вас погостят? А то в деревне скучно им, молодёжи никакой. А у вас Полинка с Артуром — ровесники же, вместе погуляют, развеются.
Я хотела сказать «нет». Сразу, автоматически. Но промолчала. Подумала — ладно, неделя. Не месяц же. Дети действительно ровесники. Полине шестнадцать, Артуру четырнадцать, племянникам примерно столько же. Может, правда вместе погуляют, повеселятся.
— Ладно, — согласилась я. — Пусть приезжают.
— Ой, Сонечка, спасибо! — обрадовалась Клавдия Степановна. — Я знала, что ты не откажешь! Завтра отправлю их на автобусе, билеты уже купила.
Конечно. Билеты уже купила. То есть она была уверена, что я соглашусь. Даже не сомневалась.
Я положила трубку и подумала: ну ладно, неделя — не беда.
Как же я ошибалась.
Костя с Андреем приехали на следующий день, в субботу, к обеду. Роман был в командировке, как обычно. Работает он инженером на заводе, постоянно разъезды, встречи, проверки. Дома бывает редко, приезжает усталый, молчаливый. Я его не грузила проблемами. Сама справлюсь, думала.
Мальчишки вышли из автобуса с огромными рюкзаками. Костя — высокий, худой, в футболке с каким-то черепом. Андрей — пониже, коренастый, в кепке. Оба с телефонами в руках, даже не подняли глаза, когда я подошла.
— Привет, — сказала я. — Я Соня, тётя. Помните меня?
Они кивнули, не отрываясь от экранов.
— Пошли домой, — сказала я. — Полина с Артуром ждут.
Дома я показала им комнату — Артурова, он согласился на неделю переселиться к сестре на раскладушку. Мальчишки кинули рюкзаки на пол, плюхнулись на кровать.
— Есть хотим, — сказал Костя. — Мы ещё с утра не ели.
Я посмотрела на часы — половина третьего.
— Сейчас накрою, — сказала я.
На обед у меня были макароны по-флотски. Обычная еда. Макароны, фарш, лук. Я добавила салат из помидоров с огурцами. Поставила на стол хлеб, масло, чай.
Костя с Андреем набросились на еду, как будто неделю голодали. Съели по три тарелки каждый. Артур с Полиной смотрели на них с удивлением.
— А ещё есть? — спросил Андрей, вытирая рот.
— Есть курица, — сказала я. — Запечённая. Я на ужин готовила, но если хотите...
— Хотим, — кивнул Костя.
Я достала курицу из духовки, разрезала пополам, отдала им. Они съели молча, быстро. Полина подняла на меня брови. Я пожала плечами.
Вечером позвонила Клавдия Степановна:
— Ну что, приехали мальчики?
— Приехали, — ответила я.
— Как они? Покормила?
— Покормила.
— Чем?
Я удивилась вопросу:
— Обедом. Макаронами, салатом, курицей.
— Макаронами? — в голосе свекрови прозвучало недовольство. — Соня, они же подростки! Им мяса нужно! Нормального! Не фарш какой-то, а говядину! Или свинину!
Я молчала, не зная, что ответить.
— И вообще, — продолжила Клавдия Степановна, — ты бы побольше на стол ставила. Колбасу вареную, ветчину. Фрукты — лето же! Почему не купила?
— Клавдия Степановна, — сказала я медленно, — я кормлю их так же, как своих детей. Обычной едой.
— Ну так твоих ты потом ещё покормишь, — набросилась она. — А племянники всего на неделю у тебя. Неужели потратиться не можешь? Не жадничай, Соня. Я же знаю, что у тебя деньги есть. Ты на телефон Артуру копишь, да? Вот лучше бы в племянников вложилась. А своих потом хоть макаронами корми.
У меня внутри всё закипело. Я копила на телефон Артуру полгода. По три-четыре тысячи в месяц откладывала. У него сейчас старый телефон Романа, которому лет десять. Экран разбитый, батарея держит час. Ребёнок стесняется при одноклассниках доставать. Я хотела купить ему нормальный — тысяч за шестьдесят. Не айфон, но хороший. Уже двадцать восемь тысяч накопила.
И вот теперь свекровь говорит мне, что я должна эти деньги потратить на её племянников. Которые приехали на неделю. Без спроса вообще.
— Клавдия Степановна, — сказала я как можно спокойнее, — я кормлю детей нормально. Всех четверых. Одинаково.
— Ну смотри, Соня, — в голосе свекрови прозвучала угроза. — Только если они вернутся худые, я буду знать, кто виноват.
Она положила трубку.
Я стояла на кухне, сжимая телефон. Думала: какого фига вообще? Я что, теперь обязана откармливать чужих детей за свой счёт?
На следующий день Полина повела мальчишек гулять. Вернулись они вечером. Полина зашла ко мне на кухню, лицо недовольное:
— Мам, они постоянно просят деньги.
— На что?
— На всё. То мороженое, то газировка, то в кино хотят, то в парк аттракционов. Я уже все свои карманные потратила.
Я вздохнула:
— Ладно. Сколько надо?
— Не знаю. Они говорят — завтра в кино пойдём. Билеты по триста рублей. На четверых — тысяча двести. Плюс попкорн, кола...
Я посчитала. Две тысячи минимум. А у меня на неделю три тысячи на еду было отложено. Если отдам две на кино, на что кормить буду?
Но я достала деньги, отдала Полине:
— Держи. Только больше не проси. Всё.
Полина взяла, кивнула.
Через три дня холодильник опустел. Совсем. Я готовила каждый день — борщ, котлеты, курицу, овощи. Обычная еда. Но Костя с Андреем ели как не в себя. По четыре раза в день. Я не успевала готовить.
Вечером снова позвонила Клавдия Степановна:
— Соня, мальчики говорят, ты их супом одним кормишь. Почему? Где мясо? Где разнообразие?
Я устала. Очень устала. Работала весь день, потом дом, готовка, стирка. Роман всё ещё в командировке. А тут ещё свекровь с претензиями.
— Клавдия Степановна, — сказала я, стараясь не повышать голос, — я готовлю обычную еду. Суп с мясом, котлеты, гарниры. Всё как всегда.
— Суп с мясом? — она фыркнула. — Мальчики говорят, там одна картошка плавает! Соня, не экономь! Детям нужно нормально питаться! Почему пирожки не печёшь? Почему одни бутерброды? Варила бы им нормальный борщ, с говядиной!
— Клавдия Степановна, я варю борщ, — сказала я устало.
— С говядиной?
— С курицей.
— Вот видишь! Курица — это не мясо! Говядину покупай! И колбасу! Вареную, ветчину! Фрукты! Лето же! Почему чипсы не покупаешь? Дети хотят!
— Я покупала чипсы, — сказала я. — Пачку. Они за час съели.
— Ну так купи две! Три! Что тебе жалко?
Я молчала. Внутри всё кипело.
— Соня, — голос свекрови стал жёстким, — я знаю, у тебя деньги есть. Ты на телефон сыну копишь. Это дети моей сестры! Они ничего у тебя не просят, только нормально поесть! А ты им макароны с картошкой!
Я бросила трубку. Просто нажала красную кнопку и бросила телефон на стол.
Больше я на её звонки не отвечала.
На следующий день Полина снова попросила денег:
— Мам, они опять в парк хотят. На аттракционы.
— Денег нет, — ответила я.
— Но они просят...
— Полина, — я посмотрела на дочь, — скажи им, что денег больше нет. Всё. Хотят гулять — пусть в парке на скамейках сидят. Бесплатно.
Полина ушла. Я слышала, как мальчишки недовольно ворчали в комнате.
Вечером Артур зашёл на кухню:
— Мам, бабушка звонила Косте. Спрашивала, сколько ты нам денег даёшь, чем кормишь.
— И что он ответил?
— Сказал, что мало. Что только суп да картошку. Что денег ты вообще не даёшь.
Я закрыла глаза. Господи, ну конечно. Свекровь выспрашивает у детей всё. Контролирует. Проверяет.
— Мам, а почему она так делает? — спросил Артур тихо.
— Не знаю, сынок, — ответила я честно. — Наверное, считает, что я должна их откармливать.
— А разве ты не так кормишь, как нас?
— Так же, — кивнула я. — Абсолютно так же.
Артур ушёл. А я сидела на кухне и думала: сколько ещё это будет продолжаться? Ещё три дня. Три дня терпеть претензии, выспрашивания, упрёки.
На шестой день вечером Полина зашла ко мне в комнату. Лицо у неё было решительное.
— Мам, я бабушке всё высказала.
Я замерла:
— Что высказала?
— Она опять звонила Андрею. Выспрашивала, чем ты нас кормила сегодня, сколько денег дала. Андрей сказал — суп с курицей и гречка. Она начала возмущаться — опять курица, опять гречка, почему не говядина, как она просила, почему не дала колбасы. Я не выдержала. Взяла у Андрея телефон и сказала ей всё.
— И что именно? — спросила я тихо.
— Сказала, что когда мы с Артуром к ней в деревню приезжали, даже на два дня, что-то не видела я столько еды на столе. Не видела три вида колбасы и фруктов мисками. Не видела подарков от бабушки и денег на развлечения. Мы приезжали — она нам картошку с огурцами давала. И всё. И сказала, что ты готовит нормально, а она придирается, потому что... Ну, просто придирается.
Я смотрела на дочь. Полина стояла, подняв подбородок, готовая к отповеди.
— Молодец, — сказала я тихо. — Спасибо, что сказала.
Полина удивилась:
— Ты не ругаешься?
— Нет, — я обняла её. — Хоть кто-то должен был ей это сказать.
Племянники уехали в воскресенье. Я проводила их на автобус, дала с собой бутерброды, газировку. Мальчишки были довольные — неделя прошла хорошо, они погуляли, повеселились. Дети ни в чём не виноваты. Это свекровь со своими претензиями испортила всё.
Клавдия Степановна не звонила. Молчала. Я не звонила тоже.
Роман вернулся из командировки на следующий день. Усталый, молчаливый. Я не стала ему рассказывать про проблемы с племянниками от свекрови. Зачем грузить? Он и так замотанный.
Но вечером я сидела на кухне, пила чай и думала: скоро осень. Потом зима. А Клавдия Степановна каждый год зимой приезжает к нам. На месяц. Иногда на два. Живёт у нас, в Артуровой комнате. Артур переселяется к сестре.
Раньше я терпела. Думала — ладно, свекровь, семья. Надо.
Но теперь я не хочу. Совсем не хочу. После этой истории с племянниками я поняла: она никогда не будет довольна. Всегда будет придираться, требовать. Она считает, что я ей должна. Должна кормить, должна развлекать, должна тратить деньги.
А я не должна. Ничего я ей не должна.
И когда она позвонит осенью, как обычно, скажет — «Сонечка, я к вам на зимовку приеду» — я скажу «нет».
Просто «нет». Без объяснений.
Но как это объяснить Роману? Он устаёт, ему не до семейных конфликтов. Скажет — «Соня, ну это же мама. Потерпи».
Я не знаю, как ему объяснить. Не знаю, как сказать, что я больше не могу терпеть его мать. Что я устала от её наглости, от её претензий, от её глупой уверенности, что все ей должны.
Но одно я знаю точно: в этом году я её к себе не пущу. Как-нибудь объясню. Как-нибудь решу. Но не пущу.
Потому что у меня есть предел терпения. И он пройден.
КАК вам героиня? НАДО было выставить племянников или дети ни в чем не виноваты? НАПИШИТЕ