Лето в деревне Липки выдалось на редкость жарким. Воздух стоял тяжёлый, пыльный, неподвижный — даже кузнечики, кажется, ленились стрекотать. Надежда Петровна, сгорбившись над грядкой, чувствовала, как каждая морщинка на спине заливается потом. Солнце било в затылок беспощадно, руки горели от натруженности, но останавливаться она не собиралась.
— Лезете, проклятые, и лезете, — ворчала она, выдёргивая очередной пучок травы. — Уничтожила бы вас всех, да сил нет уже.
Она говорила это не столько сорнякам, сколько самой себе — из вредной привычки разговаривать в одиночку. После выхода на пенсию её жизнь сузилась до этих грядок, старого дома и редких звонков от сына Артёма. Всё остальное давно отвалилось, как старая краска на ставнях.
На меже, в тени яблони, сидели двое десятилетних близнецов — Коля и Лера. Румяные, вспотевшие, с тяпками в руках, они изображали помощь. Коля лениво водил тяпкой по земле, поднимая пыль, а Лера с безнадёжным видом разглядывала бабочку на соседней морковной ботве.
— Ба, — протянул Коля, утирая лоб, — а можно отдохнём? Мы уже сто раз копнули.
— Сто раз? — хмыкнула Надежда Петровна. — Да вы только землю разрыхлили. Глянь, сколько сорняков!
— Но пить хочется… — не унимался он.
— Пейте колодезную воду, — отрезала она. — Вон, ведро стоит.
Лера робко подняла голову:
— А когда мама приедет? Она же говорила, что скоро…
— Когда сможет, тогда и приедет, — ответила бабушка, не поднимая глаз. — Не думайте всё о маме да телефонах своих. Надо работать, а не баловаться.
Девочка тяжело вздохнула.
— Ба, а зачем мы это делаем? Мы же не едим морковь, всё равно мама покупает в магазине.
— Потому что всё своё — чище и честнее. А труд, Лерочка, людей делает. Без труда человек — как бурьян.
Коля, слушая, скривился.
— А папа тоже бурьян, если он не копает?
— Папа работает, — строго сказала бабушка. — Он кормит вас, а не по огородам бегает.
Она сказала это с уверенностью, но где-то глубоко внутри ей стало грустно: сын давно не приезжал один. Только с Ольгой — невесткой, с которой у них всегда шёл тихий, но упорный фронт.
Бабушка выпрямилась, потянулась и посмотрела на детей, которые уже явно ничего не делали.
— Вот ведь напасть, — буркнула она. — Не дети, а артисты.
Лера тихо сказала брату:
— Давай скажем, что устали совсем. Может, отпустит.
— Не отпустит, — мрачно ответил Коля. — У неё же железные правила.
Солнце било в глаза, и всё вокруг казалось золотистым от жара. Даже воздух звенел. Надежда Петровна снова наклонилась, а внуки, переглянувшись, уже строили новый план — как бы выбраться отсюда до вечера.
—————————————————————————————————————
Извините, что отвлекаю. Но... В моём канале Еда без повода в начали выходить новые рецепты. Подпишись чтобы не пропустить!
—————————————————————————————————————
Звонок маме
День клонился к вечеру, но жара не спадала. Воздух дрожал над землёй, а где-то за лесом лениво кричала кукушка. Лера, сидя на межe, сняла резинку с волос и беспомощно посмотрела на брата.
— Я больше не могу, — прошептала она. — У меня руки болят.
— У меня тоже. И пить хочу, — отозвался Коля. — Пошли домой.
Он набрался смелости и громко сказал:
— Бабушка! Можно домой пойти? Мы устали!
— Домой? — подняла голову Надежда Петровна. — А грядку кто закончит?
— Мы потом…
— Нет, милый. Сначала работа, потом отдых. А не сделаешь — ночевать будешь тут, вместе с жуками! — сказала она с усмешкой.
Но усмешку дети не заметили. Для них это прозвучало как приговор. Лера прижала ладони к лицу, глаза заблестели.
— Коля, она серьёзно?
— Не знаю… но, может, она нас и правда не пустит.
Он порылся в кармане и вытащил маленький кнопочный телефон с зелёными клавишами.
— Я маме позвоню, — решительно сказал он.
— А вдруг бабушка рассердится?
— Всё равно. Лучше пусть мама приедет.
Он нажал кнопку быстрого вызова. Телефон коротко пискнул, и через секунду в динамике раздался голос:
— Коля? Что случилось?
— Мама! Мы на огороде… бабушка не пускает домой! Говорит, будем тут ночевать! Мы устали!
Лера, всхлипывая, добавила:
— Мам, она сказала — с жуками спать будем!
Бабушка, услышав разговор, выпрямилась, вытерла руки о фартук и устало сказала:
— Да звони, звони, ябедничай. Мать твоя только и ждёт повода!
Но в глубине души ей стало тревожно. Она знала, что Ольга вспыльчивая, может и нагрянуть.
Разъярённая Ольга
Белая машина влетела во двор с визгом шин, будто её гнала сама буря. Надежда Петровна едва успела обернуться, как из салона выскочила Ольга — высокая, стройная, вся на нервах. Белые шорты, яркая майка, волосы собраны в небрежный пучок. На лице — смесь гнева и тревоги.
— Что вы себе позволяете?! — закричала она, шагая прямо по межe, не глядя под ноги. — Дети мне звонят в слезах! Вы в своём уме, Надежда Петровна?!
Бабушка, растерянно опершись на мотыгу, попыталась что-то сказать, но Ольга не давала ей и слова вставить.
— Я вам их привезла на неделю, чтобы подышали свежим воздухом, а не чтобы вы их в каторгу отправили! Им десять лет! Десять!
— Не кричи, Оля, — устало сказала бабушка, вытирая лоб тыльной стороной ладони. — Они просто немного помогали. Что плохого, если дети поработают?
— По… ра… ботают?! — Ольга почти задохнулась. — В тридцатиградусную жару, без воды, без отдыха?! Это вы называете воспитанием?
— Труд облагораживает человека! — не выдержала Надежда Петровна, повышая голос. — Вы, молодые, ничего не понимаете! Всё бы вам — отдыхать, сидеть в телефонах, жвачку жевать! А потом вырастают бездельники!
Коля и Лера, прижавшись к матери, глядели испуганно. Ольга прикрыла их собой.
— Вот именно, вы ничего не понимаете в детях! Они не обязаны работать, чтобы заслужить кусок хлеба!
— А как же? — бабушка упрямо подняла подбородок. — Без труда не будет ни уважения, ни совести. Я своего сына так же растила, и ничего — человеком стал!
— Ваш сын — да, стал, но он потом всю жизнь от вашего давления оправляется! — бросила Ольга, не сдержавшись. — И я не позволю вам ломать моих детей так же, как вы ломали его!
— Смотри, как заговорила… — горько усмехнулась Надежда Петровна. — Всё тебе не так. Я стараюсь, кормлю, воспитываю, а ты — “ломала, ломала”...
— Вы их напугали! — взорвалась Ольга. — Они подумали, что будут ночевать на огороде! Вы понимаете, что это не шутка для ребёнка?!
— Да я же просто сказала… — начала бабушка, но дети снова заплакали.
— Всё, хватит! — оборвала Ольга. — Мы уезжаем. И больше вы их не увидите.
Она развернулась, подхватила за руки детей и повела к машине. Надежда Петровна стояла, будто приросла к земле. Её сердце стучало глухо и тяжело.
— Оля, подожди… — тихо позвала она. — Я не хотела…
— Поздно, — обронила невестка, не оборачиваясь.
Дверцы хлопнули, мотор взревел, и белая машина исчезла за поворотом, подняв облако пыли.
Оставшись одна, Надежда Петровна бессильно опустила руки. В глазах защипало.
— Господи… сказала ведь не со зла… — прошептала она. — Глупая, старая…
Солнце садилось, окрашивая огород в медные тона. И впервые за всё лето ей показалось, что грядки вокруг стали чужими.
Осеннее молчание
Прошло три месяца. Жаркое лето сменилось вязкой осенью. Деревня Липки утонула в тишине: ветер свистел в трубах, дожди полоскали окна, а небо почти всё время оставалось серым.
Надежда Петровна вставала рано, как и прежде, но теперь делать было особенно нечего. Огород перекопан, урожай убран, банки стоят рядами в погребе. Телефон молчит. Ни звонков от сына, ни коротких сообщений от невестки. Тишина.
Иногда по вечерам она садилась на крыльцо, укутывалась платком и смотрела, как листья кружатся над тропинкой. Всё вокруг будто застыло. Ей казалось, что даже дом обижен на неё.
— Ну и ладно, — бормотала она себе под нос. — Обойдусь. Никого не держу.
Но внутри всё равно скребло. Иногда, под утро, снилось, как Коля с Лерой бегают по огороду, как смеются, как спорят, кто быстрее выдернет сорняк. Она просыпалась — и слёзы сами катились по щекам.
Однажды, в субботу, к воротам снова подъехала белая машина. Надежда Петровна, стоявшая у окна, замерла. Из машины вышли Артём, Ольга и дети. Они постояли у калитки, будто не решаясь зайти.
— Мама, может, не стоит? — послышался голос Ольги.
— Надо, — ответил Артём. — Сколько можно молчать?
Бабушка вытерла руки о фартук и вышла на крыльцо. Лицо у неё было спокойное, но глаза выдавали тревогу.
— Заходите уж, что стоите, — сказала она сухо и отвернулась, направляясь в дом.
Гости вошли. В сенях повисла неловкая тишина. Лера и Коля, выросшие за лето, теперь выглядели чуть взрослее, но смотрели на бабушку настороженно.
В комнате пахло свежим борщом, луком и только что испечёнными пирожками. На столе стояли лепёшки, нарезанное сало, румяный хлеб. Всё было приготовлено, будто хозяйка ждала их.
— Садитесь, — сказала Надежда Петровна, наливая борщ в глубокую миску. — Обедать будем.
Ольга молчала. Артём пытался пошутить, говорил о работе, о школе детей, но все ответы были короткими. Дети смотрели на бабушку, будто хотели спросить, можно ли им теперь ей верить.
Надежда Петровна стояла у буфета, задумчиво держа в руках тарелки. Вдруг она глубоко вдохнула, поставила перед детьми три пустых тарелки и молча налила борщ только мужу.
Ольга подняла глаза, но ничего не сказала — только сжала губы. В воздухе повисла ледяная тишина, предвещая бурю.
Три пустые тарелки
Надежда Петровна поставила глубокую миску перед сыном и вернулась к буфету.
Лера и Коля следили за каждым её движением, чувствуя, что что-то идёт не так.
Она взяла ещё три тарелки, обвела всех взглядом и медленно поставила их перед Ольгой и детьми — пустыми.
В комнате стало так тихо, что слышно было, как за окном по крыше стучат первые капли дождя.
Артём нахмурился.
— Мам, это что такое? — спросил он с неловкой улыбкой, надеясь, что это шутка.
— Сиди, Артём, — холодно сказала Надежда Петровна. — Не вмешивайся.
Ольга не сводила с неё взгляда.
— Извините, а нам вы не налили? — спросила она тихо, но голос дрожал.
— А вот так, милая, — спокойно ответила бабушка. — Кто работал — тот и поест.
Артём замер, не веря своим ушам.
— Мама, ты что такое несёшь? Это же дети!
— Дети, — повторила она, не поднимая глаз. — Но летом-то они работать не хотели. Лежали под яблоней, всё ныли: "жарко", "устали". А я говорила — хочешь есть, трудись. Вот и результат.
Ольга побледнела.
— То есть вы серьёзно? — произнесла она, уже не пытаясь скрыть злость. — Вы решили отомстить детям за то, что я вас отчитала?
— Это не месть, — парировала Надежда Петровна. — Это урок. Вы же сами сказали, что я не умею воспитывать. Так вот, учу по-своему. На примере.
Лера тихо шепнула:
— Ба, но мы хотим борща…
Надежда Петровна подняла глаза.
— Хотите — значит, заслужите. Следующим летом приедете, поможете. Тогда и поедите.
Девочка опустила голову. Коля сжал губы и посмотрел на мать.
Ольга резко отодвинула стул.
— Я всё поняла, — сказала она глухо. — Вы решили унизить нас. Детей. Меня. Себя тоже.
— Не драматизируй, — ответила бабушка. — Просто правила жизни.
— Правила жизни?! — сорвалась Ольга. — Вы не жизнь показываете, вы ожесточённость показываете!
Артём вскочил.
— Мама, прекрати! Что за театр?! Ты сама себя позоришь!
— Позоришь?! — усмехнулась она. — Да я всю жизнь только и делаю, что для вас! А вы мне — сплошное непонимание!
Ольга схватила детей за руки.
— Всё. Мы уходим.
— Сиди, Оль, — попытался удержать Артём.
— Нет, — отрезала она. — После такого — не могу.
Надежда Петровна молча наблюдала, как они встают из-за стола. Внутри что-то болезненно ёкнуло, но гордость не позволяла остановить их.
Когда хлопнула дверь, дом содрогнулся, будто от удара ветра. Артём остался стоять посреди комнаты. В его взгляде смешались усталость, злость и боль.
— Ну и довольна? — спросил он глухо. — Урок преподала? Установила свою справедливость? Поздравляю. Теперь ты одна.
Он отодвинул стул и, не дожидаясь ответа, вышел из дома.
Тишина после
Машина Ольги уехала быстро — только следы шин остались на мокрой земле.
Артём стоял на крыльце, звонил кому-то, потом вышел за калитку. Надежда Петровна смотрела ему вслед, но не окликнула.
Дождь усилился. Капли барабанили по крыше, по окнам, по старым доскам веранды.
Она медленно вернулась в дом. Стол стоял нетронутый — борщ остывал, на пирожках блестел пар. На трёх тарелках, где должны были быть еда и смех, осталась пустота.
— Ну и ладно… — пробормотала она. — Пусть живут, как знают.
Но голос дрогнул.
Она присела на табурет, закрыла лицо ладонями. В груди поднялась волна боли — тяжёлая, горячая, давящая.
Перед глазами стояли лица внуков — растерянные, испуганные. Лера шепчет: "Ба, мы хотим борща". Коля хмурит брови, прячет слёзы.
— Глупая я, — прошептала Надежда Петровна. — Не так всё хотела…
Вечером телефон зазвонил. Она вздрогнула, схватила трубку. На экране — сын.
— Алло, Артём?
Но вместо слов — короткие гудки. Он сбросил.
Она долго сидела у окна. Ночь опустилась на деревню — тёмная, густая. Слышно было, как за огородом тявкнула собака и как ветер стонет в щелях старого дома.
Всё, ради чего она жила — дети, огород, привычный порядок — вдруг стало бессмысленным.
Она встала, подошла к буфету, достала фотоальбом. На первом снимке — она, молодая, улыбается, держит маленького Артёма за руку.
— Ты ведь не всегда был таким чужим, — тихо сказала она, проводя пальцем по снимку.
В горле застрял ком.
— Я же просто хотела, чтобы вы поняли… чтобы дети не выросли безвольными. А вышло… что сама без сердца осталась.
Она закрыла альбом и положила его на подоконник.
Дождь стучал всё сильнее, будто хотел заглушить её мысли.
— Неблагодарные, — прошептала она, но на этот раз без злости. — Или… может, я просто не умею любить по-другому.
За окном снова промелькнули фары. Но к дому никто не подошёл. Только ветер открыл калитку и тут же захлопнул её обратно.
Надежда Петровна осталась сидеть у стола, глядя в пустые тарелки.
Дом наполнился тишиной — густой, неподвижной, как осенний туман.
Погрузитесь в другие захватывающие истории! Прочитайте наши рассказы!