Конечно, вот история, написанная от его лица.
Меня зовут Артём. Всю свою жизнь я бежал. Бежал по жёсткому, накатанному треку под названием «успех». Мне с юности вбивали в голову: чтобы достойная женщина обратила на тебя взгляд, нужно быть на коне. Не просто уверенным в себе, а облечённым в броню из денег, статуса и достижений. Я верил в это. Собирал себя по частям, как конструктор для чужого счастья.
Я пахал как одержимый, поднимался по карьерной лестнице, пока не стирал пальцы в кровь. Я покупал дорогие часы, машины, вёл переговоры с важными людьми и смотрел на мир из окон своего кабинета на двадцатом этаже. И приходили женщины. Умные, красивые, блестящие. Они смотрели на мои часы, на мой вид, на мою уверенность, и в их глазах читалось одобрение: «Да, ты то, что нужно».
Но это одобрение было словно нарисовано на стекле. Стоило мне допустить одну ошибку, показать одну слабость, пережить финансовую неудачу — стекло трескалось, а за ним оказывалась пустота. Я был не Артёмом, я был «успешным проектом». И когда проект давал сбой, меня списывали в утиль. Каждый раз я думал: «Значит, я ещё недостаточно хорош. Надо бежать быстрее, заработать больше, стать ещё сильнее». Я не понимал, что финишной черты в этой гонке не существует.
А где-то параллельно существовала она. Мария.
Она шла своей собственной гонкой, с зеркально противоположной целью. Ей с детства внушили, что ценность женщины — в её безупречности для мужчины. Идеальная жена. Идеальная хозяйка. Будущая идеальная мать. Она пекла пироги до рассвета, чтобы корочка была именно такой, училась говорить тише, улыбаться шире, гасить свои желания и мысли, чтобы не спугнуть, не показаться «неудобной».
Она выворачивала себя наизнанку, стараясь стать тем самым безупречным образом из глянцевых журналов и советов бабушек. Но мужчины, приходившие в её жизнь, всегда находили изъян. Суп был недосолен, улыбка не так искрима, мнение слишком независимо. Её «проект» тоже раз за разом терпел крах. Её бросали, оставляя с чувством глубокой неполноценности: «Значит, я ещё недостаточно постаралась».
Наши потерпевшие крушение корабли прибило к одному и тому же пустынному берегу в одно и то же время.
У меня не осталось ничего. Ни громкой должности, ни счётов в банке, ни даже той самой дорогой квартиры с видом на город. Остался я. Сорокалетний, уставший мужчина с пустыми карманами и выжженной душой.
У неё не осталось сил притворяться. Не осталось веры в то, что она сможет кого-то «удержать» своим кулинарным искусством или покладистостью. Осталась она. Тридцатипятилетняя женщина, которая больше не хотела быть идеальной. Просто Мария.
Мы встретились в кафе, куда меня привёл старый друг, буквально за руку вытащив из дома. Она сидела за соседним столиком, читала книгу, и на её лице не было ни капли натянутой, «правильной» улыбки. Оно было уставшим и настоящим. Мы разговорились. О книгах. О дожде за окном. О глупом фильме, который шёл по телевизору на днях.
Всё.
Никакой игры. Никакого блефа. Я не пытался произвести впечатление, потому что производить было нечего. Она не пыталась понравиться, потому что выдохлась от этих попыток.
Мы стали встречаться. Просто так. Гулять по парку, смотреть старые фильмы, варить на ужин макароны и разговаривать. Я впервые за долгие годы позволил себе быть неудачником. Рассказал о своём крахе, о своём страхе, о своей усталости. И она не сбежала. Она слушала, а потом взяла мою руку и сказала: «Должно быть, было очень тяжело».
Однажды она пригласила меня на ужин и сожгла котлеты. Дым стоял коромыслом, на кухне был хаос, а она стояла посреди всего этого, вся в муке, и смеялась. Не смущённо, не извиняясь, а именно смеялась — искренне и заразительно. И я понял, что никогда в жизни мне не было так хорошо, как в этой задымлённой квартире с этой неидеальной женщиной.
А она как-то раз увидела меня в момент отчаяния, когда накатывала волна стыда за моё нынешнее положение. Я сидел на полу, опустошённый, и бормотал: «Я ничего не могу тебе дать». Она подошла, села рядом, прижалась плечом и сказала: «Ты уже всё дал. Ты здесь».
И тогда нас накрыло. Тишиной. Спокойствием. Ощущением, которого я никогда не знал. Мы сидели на полу в её квартире, пахло гарью от тех самых котлет, за окном шёл дождь, и у меня было чувство, будто я наконец-то дошёл до дома. До того самого места, где можно снять тяжёлую, чужую броню и просто быть. Усталым, несовершенным, проигравшим, но — собой.
Мы не дополняли друг друга, как пазл. Мы были двумя островами, которые после долгого дрейфа обнаружили, что находятся в одном спокойном, тёплом море. И нам больше ничего не нужно было доказывать — ни ей, что она достойная хозяйка, ни мне, что я добытчик.
Нам было хорошо. Просто потому, что мы были вместе. Её присутствие было похоже на мягкий плед и чашку горячего чая в холодный вечер. Оно не грело снаружи, а согревало изнутри, наполняя теплом каждую клеточку.
Счастье оказалось не вершиной горы, на которую я карабкался всю жизнь. Оно оказалось тихой гаванью, где тебя ждут, не требуя никаких трофеев. Где ты нужен не за что-то, а просто потому, что ты — это ты. Со всеми своими трещинами, шрамами и потёртостями.
И оказалось, что весь мир — это не миллионы на счету и не восхищённые взгляды. Весь мир — это тихий вечер, её рука в моей руке и понимание, что прямо сейчас, в эту самую минуту, абсолютно ничего больше и не нужно.