Тишина в их спальне стоила дороже, чем все ковры и хрусталь его матери. Она была густой, осязаемой, словно бархатный саван. Анна лежала на спине и смотрела в потолок, слушая, как Максим ворочается с боку на бок. Он пытался изобразить тревожный сон, но у него выходило плохо: актер из него был никудышный.
Она прикоснулась пальцами к животу. Там, под кожей, уже жила ее тайна. Две полоски. Розовые, четкие, словно выстроенный на параде новый мир. Она купила тест в обед, отпросившись с работы с мнимой мигренью, и сделала его тут же, в офисе, в кабинке уборной. Увидев результат, не закричала. Не заплакала. Просто прислонилась лбом к прохладной двери и засмеялась — беззвучно, до слез. Семь лет брака. Три проваленных протокола ЭКО. И вот — это. Само. Чудо, пахнущее дешевым пластиком аптечного теста.
Весь день она провела в состоянии невесомости. Готовила ужин — его любимые томленые тефтели в сливочном соусе. Накрыла на стол. Поставила свечу. Задолго до его прихода она уже ждала у порога, словно собака, изголодавшаяся по ласке.
А он вошел усталый. Поцеловал в щеку. Сунул в руки портфель.
— Привет, — его поцелуй пах чужим кофе и городской пылью.
— Привет, — ее голос звенел, как хрустальный бокал. Она боялась сказать лишнего, чтобы не расплескать счастье.
Он ел молча, уткнувшись в телефон. Она смотрела на его руки — сильные, с коротко подстриженными ногтями. Этими руками он вчера разбирал засор в раковине. А сегодня они держали вилку, словно орудие каторжной работы.
— Макс...
— М-м? — он даже не поднял головы.
— У меня... у нас сегодня особый день.
Он наконец оторвался от экрана. Взгляд скользнул по свече, по салату, по ее сияющему лицу. В его глазах она прочла не догадку, а раздражение — легкое, едва заметное.
— Годовщина какая-то? — он снова посмотрел в телефон. — У меня, кстати, тоже новость.
Сердце у Анны екнуло. Не так. Все пошло не так.
— Какая? — прошептала она.
Он отложил телефон, тяжело вздохнул и принял свой «деловой» вид: расправил плечи, сложил руки на столе.
— У мамы проблемы.
Внутри у Анны все сжалось в холодный комок. «Мама». Это слово в его устах всегда звучало как приговор.
— Что случилось? — голос ее дрогнул, но она старалась держаться. Может, инфаркт? Может, мошенники?..
— Вложилась в один проект. Неудачно. Очень. Он помолчал, давая ей осознать тяжесть положения. — Ей грозит потеря всего: квартиры, вложений... всего.
Анна почувствовала облегчение. Не смерть. Не болезнь. Всего лишь деньги. Как всегда — деньги.
— Макс, это ужасно, конечно... Но мы поможем, чем сможем. У нас же есть накопления на...
— На машину, я знаю, — резко перебил он. — Но дело не в накоплениях.
Он посмотрел на нее прямо, твердо. Так смотрят, когда объявляют войну.
— С завтрашнего дня твою зарплатную карту ты будешь отдавать маме. Она будет распоряжаться нашим общим бюджетом. Выдавать нам на расходы. Она лучше в этом разбирается.
В комнате повисла та самая, дорогая тишина. Только треск свечи был слышен. Анна сидела, не двигаясь. Она поняла все слишком хорошо, но мозг отказывался это принимать.
— Ты... что? — это был не вопрос, а стон.
— Ты слышала меня. Все деньги отдавай маме. Она знает, как выкрутиться из этой ситуации. А мы... мы потерпим немного.
Он сказал это так просто, так буднично. «Передай соль». «Вынеси мусор». «Отдай все заработанные тобой деньги своей свекрови, потому что ты — безответственная дура, а она — финансовый гений, прогоревший в пирамиде».
Она посмотрела на него — на этого красивого, чужого мужчину в ее столовой. Посмотрела на его руки, которые уже не разбирали засор, а вычерпывали из ее жизни все до последней капли. Посмотрела на свечу, чей огонек отражался в его пустых глазах.
И вдруг... все ушло. Паника, обида, желание кричать и плакать. Все сменилось ледяным, абсолютным спокойствием, настолько тихим, настолько страшным.
Она медленно, очень медленно отодвинула стул. Встала. Не сводя с него глаз. Он смотрел на нее с недоумением — ждал истерики, скандала, мольбы. А она молчала.
Она прошла в гостиную, взяла со стола свой телефон. Большой палец сам нашел иконку банковского приложения. Отпечаток. Вход. Счет... Карта... Та самая ее карта, которую она выбирала два месяца, с кэшбэком и красивым дизайном.
Одно касание. «Заблокировать».
Второе. «Подтвердить».
На экране всплыла зеленая галочка: «Карта заблокирована».
Она вернулась в столовую. Он все так же сидел за столом, раздраженно постукивая пальцами по столешнице.
— Ну? — буркнул он. — Остынешь, иди ешь.
Анна положила телефон на стол перед ним. Рядом с тарелкой, где лежал недоеденный тефтель.
— Нет, — сказала она тихо. И в ее голосе впервые за много лет не было ни капли сомнения. — Не остыну.
Она повернулась и пошла на выход. Ее тайна, теплая и живая, билась у нее под сердцем. И этого было достаточно. Больше, чем достаточно.
***
Она не поехала к маме. Мама первым делом спросила бы: «А что случилось?», а вторым — «Ну, помиришься ты с ним, он же хороший человек». Нет уж. Спасибо.
Анна заселилась в самый дешевый мотель на окраине, пахнущий хлоркой и чужими телами. Первую ночь она проплакала. Рыдала, уткнувшись в жесткий, пахнущий сыростью матрас, пока не уснула от изнеможения. Проснулась с опухшими веками и с кристальной ясностью в голове. Ясностью, режущей, как осколок стекла.
Она достала телефон. Максим звонил три раза. Потом прислал сообщение: «Аня, ты где? Вернись, давай поговорим как взрослые люди».
Взрослые люди. От этих слов ее передернуло. Взрослый человек, который бежит к маме перекладывать ответственность за свою жизнь.
Она посмотрела на свое отражение в черном экране телефона. Измученное лицо, испуганные глаза. Жертва. Так они все ее и видели. Максим. Свекровь. Да она сама.
И тут ее осенило. Чтобы выиграть эту войну, нужно перестать быть мишенью. Нужно стать… кем-то другим. Кем-то, кого они не понимают и поэтому боятся.
Она глубоко вдохнула и начала печатать. Пальцы дрожали, но слова выходили твердые, выверенные. Она перечитала их. Звучало ровно так, как надо — надломленно, покорно, с ноткой раскаяния.
«Макс, прости. Я не права, наверное. Просто испугалась. Я у мамы. Давай действительно поговорим. Вечером? В парке, у нашего озера.»
Он ответил почти мгновенно: «Хорошо. В семь. Я куплю твой любимый кофе.»
Она усмехнулась. Он никогда не помнил, что она любит с сахаром. Всегда только его вкусы. Его предпочтения.
***
Он пришел с двумя стаканчиками и озабоченным видом человека, который милостиво согласился на перемирие.
— На, — протянул он один стаканчик. — Без сахара, как ты любишь.
Она взяла.
— Спасибо.
Они молча шли по аллее. Он начал первым, с пафосом в голосе:
— Ань, я понимаю, тебе было неприятно. Но нужно уметь жертвовать ради семьи. Мама не чужой человек.
— Ты прав, — тихо сказала Анна, глядя перед собой. — Я все обдумала. Я готова помочь. Просто… мне страшно. Этот твой проект… Ты уверен, что все чисто? Мама не вляпалась во что-то... опасное?
Она посмотрела на него с наигранным испугом. Сработало. Он распушил хвост.
— Что ты! Конечно, нет! — он снисходительно улыбнулся. — Просто неудачные вложения. Кризис, все дела. Нужно просто влить еще средств, и все раскрутится. Мама все продумала.
И его понесло. Сыпал терминами, в которых сам мало что понимал: «ликвидность», «реструктуризация долга», «инвестиционный портфель». Он назвал имя проекта — «Феникс-Капитал». И имя куратора — некий Артем.
Анна слушала, кивала, а сама в голове как ножом вырезала каждую деталь. «Феникс-Капитал». Артем.
***
Ночь в мотеле превратилась в оперативный штаб. Ноутбук, подключение к небезопасному Wi-Fi. Гугл забивался в истерике от ее запросов. «Феникс-Капитал отзывы», «Феникс-Капитал мошенничество», «Феникс-Капитал Центробанк лицензия».
И все пазлы сложились. На форумах кричали о «финансовой пирамиде», «кинутых инвесторах», «пропавшем Артеме». Была даже свежая новость о возбуждении уголовного дела. Людмила Петровна не просто прогорела. Она вложилась в откровенную преступную схему. И тащила туда же их с Максимом деньги.
Руки у Анны задрожали, но теперь не от страха, а от адреналина. Вот он, рычаг. Но одного рычага мало. Нужен был противовес. Напарник. Союзник внутри вражеского стана.
И тут она вспомнила. Мелочь. Совсем незначительную. Полгода назад она случайно наткнулась в телефоне Максима на сообщение от «Леночки» с сердечками. Он тогда отмахнулся: «Коллега, дурачится». Но в голосе была ложь. Она почувствовала. Тогда она закрыла на это глаза — не хватало сил еще на одну войну.
А что, если… Нет. Это безумие.
Но чем больше она думала, тем безумнее идея казалась ей единственно верной. Кто знает о финансовых делах Максима больше, чем его любовница? Кто, возможно, тоже не в восторге от того, что его деньги уходят в пирамиду его матери?
Она нашла ее за пятнадцать минут. Соцсети — кладезь для слежки. Елена. Лена. Та самая «Леночка». Симпатичная блондинка с бездонными глазами и дорогими сумками на фото. Анна нашла ее рабочую почту через сайт фирмы, где та работала менеджером.
Сердце колотилось где-то в горле. Она писала письмо, стирала, снова писала. Оно должно было быть идеальным. Не угрозой. Не просьбой. Предложением.
«Елена, добрый вечер. Вам пишет Анна, жена Максима. Я знаю о ваших отношениях. Предлагаю не скандал, а взаимовыгодное сотрудничество. Речь идет о крупной сумме денег, которую Максим и его мать вкладывают в мошеннический проект «Феникс-Капитал». Если вы хотите защитить свои интересы (а я уверена, что часть его денег — это по сути и ваши деньги), давайте встретимся. Завтра, в 18:00, кофейня на Цветном бульваре. Я буду в синем пальто. Прошу сохранить это в тайне.»
Она отправила. И почувствовала, как земля уходит из-под ног. Теперь она была не жертвой. Она была диверсантом, зашедшим в глубокий тыл врага.
***
Ответ пришел через два часа. Короткий и емкий: «Я буду.»
На следующий вечер Анна сидела в кофейне, сжимая в руках стакан с уже остывшим чаем. Она видела ее приближающейся по улице — высокая, уверенная в себе, в дорогом кашемировом пальто. Лицо напряженное.
Лена села напротив. Отодвинула предложенное Анной меню.
— Я слушаю.
Голос холодный, настороженный. Анна поняла — игра началась.
— Максим и его мать вложили в финансовую пирамиду все наши общие сбережения и теперь требуют мою зарплату, — начала Анна, глядя ей прямо в глаза. — Проект «Феникс-Капитал». Уголовное дело уже возбуждено. Все рухнет через месяц-два. Все, кто не успеет вывести деньги, потеряют все.
Лена не моргнула глазом. Хорошая актриса.
— И что?
— И то, что ты следующая в очереди, — тихо, но четко сказала Анна. — Пока он кормит эту пирамиду, у него не будет денег ни на тебя, ни на твои дорогие подарки. А когда пирамида рухнет, не будет денег вообще. Ни у кого.
По лицу Лены скользнула тень сомнения. Она знала. О да, она наверняка что-то знала о финансовых затруднениях своего любовника.
— Почему я должна тебе верить?
— Потому что я могу это доказать, — Анна достала распечатку новости о возбуждении уголовного дела и скриншоты с форумов обманутых вкладчиков. — А еще потому, что у меня есть план. Я хочу не просто забрать свои деньги, я хочу получить то, что мне причитается за семь лет этого... цирка. И ты можешь мне помочь.
— Чем?
— Информацией. Ты близка к нему. Он мог говорить что-то о схемах, о том, куда еще они переводят деньги, о связях этого Артема. Все, что знаешь. Взамен, когда все рухнет, я гарантирую, что твое имя не всплывет. И… я отдам тебе десять процентов от той суммы, которую я верну. Наличными. Без лишних глаз.
Лена медленно выдохнула. Она смотрела на Анну с новым, незнакомым выражением — в нем было удивление, уважение и доля страха.
— Ты… не такая, как я думала.
— Никто не такой, каким кажется, — парировала Анна. — Особенно когда его загнали в угол.
Они помолчали. В кофейне играла тихая музыка.
— Хорошо, — наконец сказала Лена. Ее взгляд стал острым, деловым. — Я кое-что слышала. Он жаловался, что мать заставляет его брать кредиты для «финансовой подушки» проекта. Он оформил три кредита — под залог вашей машины и дачи.
Анна онемела. Это было уже за гранью. Он рисковал всем, что у них было. Абсолютно всем.
— У тебя есть доказательства? — голос ее сорвался.
— Есть переписка, где он обсуждает это с матерью. Я… на всякий случай, сохраняла все.
Анна смотрела на эту женщину, на свою «соперницу», и чувствовала не ненависть, а странное чувство единства. Они были по разные стороны баррикады, но обе — заложницы амбиций одной властной старухи и слабости одного и того же мужчины.
— Присылай, — тихо сказала Анна. — И готовься. Скоро начнется.
Она встала и вышла из кофейни, не оглядываясь. Воздух снаружи был холодным и острым. Она сделала первый шаг в пропасть. И обнаружила, что падать не страшно. Страшно — так и остаться стоять на краю.
***
Она сняла маленькую квартиру-студию с видом на промзону. Бетон, стекло, никаких уютных сквериков. Как ей и надо. Здесь все было честно. Голо, без прикрас, как и ее план.
Андрей, ее бывший однокурсник, а ныне — юрист с потертым дипломом и острым взглядом на жизнь, свистнул, просматривая файлы, которые она ему переслала.
— Ну ты, Ань, даешь... Это же готовое уголовное дело. Садись и пиши в прокуратуру. Зачем эти сложности с выкупом долгов?
Анна стояла у окна, смотрела на дымящие трубы.
— Тюрьма — это слишком мягко. И слишком быстро. Я хочу, чтобы они все поняли. До самого конца.
Она объяснила суть. «Феникс-Капитал» — труп. Но у трупа есть активы — база данных вкладчиков, остатки на счетах, которые не успели вывести, логотип, который уже на слуху. И есть долги. Огромные долги.
— Мы создаем ООО. Тебя в директора. Ты выходишь на паникующих вкладчиков первой волны — тех, кто вложил немного, но уже понял, что их кинули. Предлагаешь выкупить их долговые расписки за десять, нет, за пять копеек за рубль. Они будут рады хоть что-то получить.
— А зачем тебе эти бумажки? — не понимал Андрей.
— Чтобы стать их главным кредитором. Единственным, кто имеет право стучать кулаком по столу и требовать возврата средств с... новых владельцев актива.
Лицо Андрея медленно расплылось в уважительной ухмылке. Он все понял.
— А новые владельцы... это будут... мы?
— Это буду я, — поправила его Анна. — Через тебя.
Найти Артема оказалось проще, чем думалось. Запуганный, в подполье, он метнулся к бывшим «партнерам», и те же его и сдали. Встреча была в грязном кафе на трассе. Анна приехала одна.
Артем был жалок — помятое лицо, трясущиеся руки.
— Чего вам? — сипел он. — У меня ничего нет.
— У тебя есть подпись, — холодно сказала Анна, кладя перед ним папку. — И кое-какие цифры в компьютерах, доступ к которым ты, по глупости, не успел прикрыть. Уголовное дело уже возбуждено. Срок — лет семь, не меньше.
Он побледнел.
— Я... я не могу ничего вернуть!
— Я и не прошу. Я предлагаю сделку. Ты подписываешь здесь договор о передаче всех прав на бренд «Феникс-Капитал», баз данных и остатков средств моей компании. А я... я даю тебе два часа на то, чтобы исчезнуть. И гарантирую, что эти данные, — она потыкала пальцем в папку, — не уйдут в следствие. Пока.
Он смотрел на нее с животным страхом. И подписал. Быстро-быстро, словно боясь, что она передумает.
Через неделю ООО «Феникс-Консалт» с генеральным директором Андреем Ивановым официально зарегистрировало свои права на активы и... долги обанкротившейся конторы.
***
Тем временем, в их с Максимом бывшей квартире творился ад. Кредиторы звонили каждый час. Людмила Петровна, посеревшая от страха, орала на сына, требуя чуда. А чуда не происходило. Их мир, выстроенный на контроле и высокомерии, трещал по швам.
Именно тогда они получили заказное письмо. От ООО «Феникс-Консалт». Уведомление о том, что все их долги (включая те самые кредиты, что Максим взял под залог машины и дачи) выкуплены этой компанией. И приглашение на переговоры о реструктуризации.
Последняя соломинка.
Они приехали в офис, снятый Андреем на день. Небольшой, но с дорогой мебелью. Видимость успеха. Максим в своем лучшем костюме, но костюм висел на нем мешком. Людмила Петровна, напыщенная, но с дрожью в руках.
Андрей встретил их у дверей.
— Господин Иванов к вашим услугам. Проходите. Инвестор уже ждет.
Они вошли в кабинет. За большим стеклянным столом, спиной к окну, сидела женщина. Строгий деловой костюм, собранные волосы. Она медленно повернулась к ним лицом.
Наступила тишина. Та самая, дорогая тишина из их спальни. Только теперь в ней тонули они.
Лицо Максима вытянулось, стало восковым. Он попятился, наткнувшись на дверной косяк.
— Ты... — это было не слово, а хрип.
Людмила Петровна ахнула, схватившись за сердце. Ее величавое спокойствие лопнуло, как мыльный пузырь.
— Анна?! Что это за цирк?!
— Это не цирк, Людмила Петровна, — голос Анны был ровным, холодным, как сталь. — Это бизнес. Здравствуйте. Я ваш новый кредитор.
Она неспешно встала, подошла к столу, положила на него ладони.
— Все ваши долговые обязательства перед «Феникс-Капиталом» теперь принадлежат мне. Ваши кредиты, ваши расписки... ваша жизнь, если угодно. Я предлагаю вам в течение месяца разработать план погашения. Полный план. С учетом пеней и процентов.
— Ты... ты сумасшедшая! — выдохнул Максим. — Это же махинация!
Анна наклонила голову.
— Странно слышать от человека, который уговаривал меня отдать все деньги моей зарплатной карты в эту самую «махинацию». Вы хотели, чтобы я финансировала этот проект. Теперь ваше желание сбылось. Я — главный инвестор.
Она посмотрела на свекровь. Прямо. Без страха.
— Вы всегда хотели контролировать наши с мужем финансы, Людмила Петровна. Поздравляю. Теперь вы их полностью контролируете — вместе с долгами, которые сами же и создали.
Людмила Петровна закатила истерику. Крики, слезы, угрозы «достать связи». Но ее голос дрожал. Она видела в глазах Анны не злость, не месть. Нечто более страшное — непоколебимую, тотальную уверенность. Уверенность хищника, который уже поймал добычу и теперь решает, что с ней делать.
— У вас есть месяц, — повторила Анна, садясь обратно в кресло и поворачиваясь к монитору. — Андрей, проводите, пожалуйста, господ... должников.
Они ушли. Сломленные. Униженные. Уничтоженные не грубой силой, а той самой финансовой грамотностью, в которой они так хотели ее превзойти.
Анна подошла к окну. Смотрела, как две жалкие фигурки садятся в такси. В ее теле не было триумфа. Была... тишина. Глубокая, вселенская тишина после долгой бури.
Она положила руку на живот. Ее тайна была уже не тайной — маленький, растущий комочек жизни.
— Все, — прошептала она. — Все только начинается.
Она выиграла не просто деньги. Она выиграла воздух. Пространство. Право на собственный голос. И это было куда ценнее любого наследства. Силу не просили. Силу — брали. И она, наконец, научилась это делать.