Я всегда считала себя счастливой матерью и свекровью. В моей небольшой, но уютной двухкомнатной квартире, пахнущей яблочным пирогом и старыми книгами, всё напоминало о спокойной и размеренной жизни. Я, Антонина Петровна, вдова уже почти пятнадцать лет, всю себя посвятила единственному сыну — Виталику. И он, казалось, оправдывал все мои надежды. Умный, добрый, он рано женился на Оксане, яркой и амбициозной девушке, и вскоре у них родилась моя ненаглядная внучка, Машенька. Я смотрела на их молодую семью и сердце мое таяло от гордости. Виталик много работал, пытался запустить свой небольшой бизнес, связанный с ремонтом техники. Оксана же была настоящей хранительницей очага — дом сиял чистотой, Машенька всегда была опрятно одета, а сама Оксана выглядела так, словно только что сошла со страницы модного журнала.
Как же мне повезло с невесткой, — думала я, перебирая в руках старые фотографии, где они втроем смеялись на фоне летнего парка. — Красавица, умница, и сына моего любит. Что еще нужно для материнского счастья?
Я помогала им, как могла. Моя пенсия была скромной, но я умудрялась откладывать понемногу, чтобы баловать внучку новыми игрушками или передавать сыну пакеты с домашними соленьями и свежей выпечкой. Они никогда прямо не просили, но я видела, как им бывает непросто. Молодая семья, растущий ребенок, свое дело, которое то шло в гору, то замирало, — я всё понимала и старалась быть не обузой, а поддержкой. Иногда Оксана звонила мне с легкой, извиняющейся интонацией: «Антонина Петровна, у нас тут форс-мажор, не могли бы вы посидеть с Машенькой пару часов?». И я, конечно, мчалась на другой конец города, счастливая быть нужной.
Всё изменилось в один осенний вечер. Позвонил Виталик, голос его был непривычно торжественным.
— Мам, мы с Оксаной хотим к тебе заехать. Есть серьезный разговор.
Мое сердце екнуло. Серьезный разговор… Что-то случилось? Машенька заболела? Но сын быстро меня успокоил, сказав, что новость хорошая. Через час они уже сидели на моей маленькой кухне. Оксана, как всегда, безупречная: строгий бежевый костюм, идеальная укладка, тонкий аромат дорогих духов, который никак не вязался с запахом моего скромного жилища. Виталик сидел рядом, теребил край скатерти и как-то виновато на меня поглядывал.
Разговор начала Оксана. Она говорила уверенно, красиво, как диктор на телевидении. О том, что они давно мечтают о своей большой квартире, чтобы у Машеньки была отдельная комната, а у них — просторный кабинет для работы. О том, что им тесно в их съемной «двушке», и это мешает их развитию, их будущему.
— Мы нашли просто потрясающий вариант, Антонина Петровна, — щебетала она, а ее глаза блестели. — Новый дом, прекрасный район, рядом парк, школа. Это шанс, который выпадает раз в жизни!
— Это замечательно, — искренне порадовалась я. — Я так за вас рада!
— Есть только один нюанс, — продолжила она, и ее тон стал чуть более деловым. — Для покупки нужен первоначальный взнос. Сумма довольно крупная. Мы скопили часть, но нам не хватает…
Она сделала паузу, и в наступившей тишине я услышала, как громко стучит мое собственное сердце. Я всё поняла. Виталик поднял на меня глаза, полные молчаливой мольбы.
— Мам, — начал он тихо, — мы знаем, что у тебя есть сбережения. Ты всю жизнь откладывала…
Это была правда. У меня на книжке лежала сумма, которую я копила больше двадцати лет. Сначала с мужем — на «черный день». Потом, после его ухода, я продолжала откладывать с каждой пенсии, с каждой подработки, отказывая себе во всем. Я думала, это будут деньги на мои похороны, чтобы не обременять сына, или на случай серьезной болезни. Это было все, что у меня было. Моя подушка безопасности, моя уверенность в завтрашнем дне.
— Мы всё вернем, мама, до копеечки! — горячо зашептал Виталик. — Как только встанем на ноги, сразу начнем отдавать. Это же для Машеньки, для нашего общего будущего!
Оксана положила свою холодную ладонь поверх моей руки.
— Мы будем вам так благодарны, Антонина Петровна. Вы даже не представляете, как сильно вы нам поможете. Вы подарите своей внучке мечту.
Я смотрела на них: на взволнованное лицо сына, на выжидающий взгляд невестки. Мои дети. Моя кровь. Моя внучка. Разве могу я им отказать? Разве деньги могут быть важнее их счастья? Конечно, нет. Для чего я тогда жила, для чего копила все эти годы, если не для того, чтобы помочь им в самый важный момент?
— Конечно, — сказала я, сглотнув ком в горле. — Конечно, я вам помогу. Завтра же сниму все деньги.
Виталик вскочил, обнял меня так крепко, как в детстве. Оксана тоже обняла, быстро, почти формально, но на ее лице была улыбка триумфатора. В тот вечер я чувствовала себя самой важной, самой нужной на свете. Я засыпала с мыслью, что совершила правильный поступок. Я отдала им всё, до последней копейки. Я отдала им свое спокойствие, свою страховку, свое будущее. И я была счастлива. Я еще не знала, что этот вечер стал началом конца. Конца моей спокойной жизни, моей веры в людей и моей счастливой семьи.
Первый тревожный звоночек прозвенел недели через три. Я позвонила Оксане, чтобы поинтересоваться, как продвигаются дела с квартирой, нашли ли они что-то подходящее. В ответ я услышала легкое раздражение.
— Антонина Петровна, не торопите события. Это не так быстро делается, — отрезала она. — Рынок недвижимости сложный, мы ищем, смотрим варианты. Как только что-то будет, мы вам сообщим.
Ее тон был холодным, как будто я лезла не в свое дело, а не интересовалась судьбой своих же, по сути, денег. Странно, — подумала я. — Раньше она с таким восторгом рассказывала о каждом просмотренном варианте, а теперь… Я списала это на усталость и нервы, связанные с поиском.
Прошел месяц. Потом еще один. От них не было ни слуху, ни духу. Я звонила Виталику, но он либо не брал трубку, либо отвечал односложно: «Мам, я занят, перезвоню». И не перезванивал. Моя душа начала наполняться смутной, липкой тревогой. Когда я в очередной раз спросила его про квартиру, он замялся и сказал, что тот «потрясающий вариант» ушел, и теперь они снова в поиске. Его голос звучал глухо и отстраненно. В нем не было ни радости, ни предвкушения.
Однажды я не выдержала и решила съездить к ним без предупреждения, испекла их любимый пирог с капустой. Дверь открыла Оксана. Она была одна. Увидев меня на пороге, она не обрадовалась. Скорее, на ее лице отразилось досадливое удивление.
— Антонина Петровна? А мы вас не ждали.
— Да я вот пирог испекла, — пролепетала я, протягивая ей сверток. — Думаю, порадую вас. А где Виталик с Машенькой?
— Маша у моей мамы. Виталик… приболел, отдыхает в спальне, — бросила она, не приглашая меня войти.
Я заглянула через ее плечо в прихожую и обомлела. На стене висело огромное зеркало в дорогой резной раме, которого раньше не было. На полу стояли новые туфли известной марки, такие я видела в витрине бутика, и цена на них была равна двум моим пенсиям. Оксана была одета в новый шелковый халат, а на шее у нее красовалось изящное золотое колье.
Откуда все это? — пронеслось у меня в голове. — Они же копят каждую копейку на квартиру. Или… или это из моих денег?
— Какое у вас зеркало красивое, — осторожно заметила я.
— Ах, это? — она равнодушно махнула рукой. — Да, давно хотела. Решили себя немного побаловать. Нельзя же жить в вечной экономии.
Она взяла у меня пирог, и я поняла, что меня не пригласят даже на чай. «Спасибо, мы потом поедим», — сказала она и уже начала закрывать дверь. Я уходила с тяжелым сердцем. Запах ее новых духов смешивался в моей памяти с блеском золота и холодным равнодушием в ее глазах. Что-то было не так. Совершенно не так.
Мои подозрения крепли с каждым днем. Я случайно встретила в магазине их соседку, тетю Валю. Мы разговорились, и я, как бы невзначай, посетовала, что вот, мол, дети ищут новую квартиру, никак не найдут. Тетя Валя удивленно вскинула брови.
— Квартиру? Странно… А Оксана на днях хвасталась, что они только что закончили ремонт. Говорит, итальянскую плитку в ванную заказали, дорогущую. И мебель новую купили. Я еще подумала, откуда деньги, ведь Виталик твой, вроде как, без постоянной работы сейчас…
Ее слова ударили меня под дых. Ремонт? Итальянская плитка? Какая квартира? Они врали мне. Они все это время врали мне в лицо. А Виталик… что значит «без постоянной работы»? Он же говорил, что его бизнес процветает!
Вечером я набрала номер сына. Внутри все клокотало от обиды и страха.
— Виталик, скажи мне честно, что происходит? — спросила я без предисловий. — Почему вы делаете ремонт, если собирались покупать квартиру? И почему тетя Валя говорит, что у тебя нет работы?
В трубке повисло молчание. Потом он тихо, сдавленно произнес:
— Мам, пожалуйста, не надо… Это все сложно.
— Что сложно, сынок? Что?! Объясни мне! Я отдала вам все, что у меня было! Я имею право знать!
— Дела с бизнесом пошли плохо… очень плохо, — прошептал он. — Я… я все потерял.
— Потерял? Когда? Почему ты мне не сказал?
— Оксана… она сказала, что не нужно тебя расстраивать. Сказала, мы сами справимся.
— Сами? На мои деньги?! Вы потратили их на ремонт и дорогие вещи?
Он снова замолчал. Я слышала его тяжелое дыхание. Он был раздавлен. И в этот момент я поняла, что им руководит не он. Им руководит она. Мой сын, мой сильный, уверенный в себе мальчик, превратился в тень, в послушную марионетку в руках своей жены.
Она его сломала, — осознала я с ужасом. — Она взяла мои деньги не на квартиру. Она взяла их, чтобы залатать дыры в их бюджете, которые образовались из-за неудачи Виталика. Чтобы продолжать жить на широкую ногу, создавая видимость успеха. А мой сын был слишком слаб или слишком пристыжен, чтобы мне признаться.
Я повесила трубку, и руки у меня дрожали. Картина складывалась. Унизительная, страшная картина обмана. Но это было еще не все. Вишенкой на торте стала случайность. Моя подруга, работающая в туристическом агентстве, позвонила мне поболтать. В конце разговора она вдруг сказала: «Кстати, Антонина Петровна, видела на днях вашу невестку. Она тур покупала. Представляете, на две недели на острова, в пятизвездочный отель! Одна, без мужа. Шикует ваша Оксана!»
Острова. Пятизвездочный отель. Одна.
В этот момент внутри меня что-то оборвалось. Стеклянная стена моего неведения, которую я так старательно выстраивала, рухнула, осыпав меня острыми, ранящими осколками правды. Воздух вышел из легких. Я сидела на своей старой, продавленной софе и смотрела в одну точку. Деньги, которые я собирала на свою старость, на свое здоровье, сейчас превращались в белый песок на далеком пляже, в коктейли в красивых бокалах и в шелковую пижаму для сна в роскошном номере. И все это было частью какого-то чудовищного спектакля, в котором мне отвели роль слепого, глухого и щедрого спонсора. Хватит. С меня хватит. Я решила, что поговорю с ними. С обоими. И на этот раз я добьюсь правды. Любой ценой. Даже если эта правда меня убьет.
Я приехала к ним на следующий день. Без звонка. У меня был свой ключ, который они мне когда-то дали «на всякий случай». Я тихо открыла дверь и вошла в квартиру. В нос ударил резкий запах какого-то чистящего средства и еще чего-то… холодного, казенного. Квартира была пуста. Почти. В гостиной на полу стояли несколько коробок, перевязанных скотчем. Мебели почти не было. Старый диван, на котором раньше сидел Виталик, исчез. Телевизора тоже не было. На кухне — голый стол и два стула. Мой пирог, нетронутый, так и стоял на подоконнике, уже засохший. Сердце заколотилось в панике. Они уехали? Сбежали?
И тут я услышала голоса из спальни. Один — Оксаны, резкий и злой. Другой — моего сына, тихий и умоляющий. Я замерла у двери, не решаясь войти.
— …я тебе в последний раз говорю, Виталик, это не обсуждается. Я ухожу.
— Оксана, прошу тебя, не надо! А как же Маша? Как же мы? Куда ты пойдешь?
— Не твое дело! Я нашла себе мужчину, который может меня обеспечить, а не сидеть на шее у матери! Который не проваливает одно дело за другим!
— Но я люблю тебя! Мы можем все исправить! Я найду работу, я…
— Поздно, — рассмеялась она жестоко. — Ты упустил свой шанс. Собирай свои вещи и возвращайся к мамочке. Уверенна, она будет рада снова подтирать тебе сопли.
Я не выдержала. Я толкнула дверь и вошла в комнату. Оксана стояла у окна с телефоном в руке, одетая для выхода. Виталик сидел на краю кровати, ссутулившись. Он был бледный, похудевший, с красными от слез глазами. На полу рядом с ним стоял спортивный рюкзак с вещами.
Оба уставились на меня. Виталик вздрогнул, как пойманный на месте преступления школьник. Оксана лишь скривила губы в презрительной усмешке.
— О, а вот и спасительница явилась, — протянула она. — Пришли забрать свое сокровище?
— Что здесь происходит? — мой голос дрожал, но я старалась говорить твердо. Я смотрела прямо на нее. — Оксана, объяснись. Где мои деньги?
Она рассмеялась мне в лицо. Громко, вызывающе.
— Ваши деньги? Антонина Петровна, я их потратила. На себя, на нашу жизнь, пока ваш сын сидел сложа руки. Считайте это компенсацией за моральный ущерб. За то, что мне пришлось жить с неудачником.
Кровь бросилась мне в лицо. Я шагнула к ней.
— Да как ты смеешь! Это были деньги на квартиру для вашей семьи! Для моей внучки!
— Семьи больше нет, — холодно бросила она, обводя взглядом пустую комнату. — А содержать вашего сына я не нанималась.
Я посмотрела на Виталика. Он молчал, опустив голову. В нем не было ни капли мужского достоинства, только стыд и бессилие. И такая жалость и боль пронзили мое сердце, что я чуть не закричала.
— Но он же твой муж! Он мой сын! Это наши общие трудности, мы должны были помочь ему, поддержать…
И тут она произнесла фразу, которая выжгла клеймо на моей душе. Она посмотрела на меня в упор, ее глаза были ледяными.
— Это ваши трудности, Антонина Петровна, что не можете содержать своего сына. Мне ваш бездельник точно не нужен.
Эти слова повисли в воздухе, звенящие, как пощечина. Мир сузился до ее презрительного лица и фигуры моего сломленного сына. В наступившей тишине было слышно, как за окном сигналят машины, как где-то плачет ребенок. А в моей голове был только оглушающий шум. Она назвала моего сына бездельником. Она переложила всю ответственность на меня. Она растоптала все, что было между нами, всю мою веру, всю мою любовь, всю мою жертву.
Я ничего не ответила. Я просто подошла к Виталику, взяла его за руку, как в детстве, и помогла подняться. Его рука была холодной и безвольной. Взяла его рюкзак. И, не оборачиваясь, повела его из этой квартиры, из этой чужой, разрушенной жизни. Оксана даже не шелохнулась. Она смотрела нам вслед с выражением брезгливого превосходства. Дверь за нами захлопнулась, отрезая прошлое.
Мы ехали ко мне домой в полном молчании. Виталик смотрел в окно, а по его щекам текли слезы. Я не задавала вопросов. Я просто сидела рядом, и моя рука лежала на его плече. Уже дома, на моей маленькой кухне, его прорвало. Он рыдал, как ребенок, рассказывая все, что держал в себе месяцами. О том, как прогорел его бизнес. Как Оксана каждый день унижала его, называла ничтожеством. Как она забрала мои деньги, сказав, что это единственный способ «сохранить лицо» перед друзьями. Он во всем ей верил, он был так подавлен своей неудачей, что позволил ей управлять всем.
А потом он рассказал мне то, что стало последним гвоздем в крышку гроба моего прошлого. Оказалось, большая часть моих денег ушла не на платья и курорты. Оксана уже давно встречалась с другим мужчиной. Успешным, состоятельным. И она оплатила ему дорогостоящие курсы повышения квалификации за границей. Моими деньгами. Деньгами, которые я копила всю жизнь, она строила будущее для своего любовника, готовя плацдарм для побега. Она не просто обманула меня и бросила моего сына. Она использовала мои средства, чтобы купить себе новую, лучшую жизнь с другим.
Это известие не вызвало у меня слез. Оно принесло странное, холодное оцепенение, а затем — стальную решимость. Предательство было настолько полным, настолько циничным, что больше не оставляло места для жалости или сомнений. Женщина, которую я когда-то считала дочерью, оказалась расчетливым и безжалостным хищником. Я посмотрела на своего сына. Он сидел напротив, опустошенный и разбитый. Но он был здесь. Он был жив.
Прошло полгода. Жизнь медленно, со скрипом, входила в новую колею. Виталик подал на развод. Оксана не возражала, она уже жила со своим новым мужчиной. Машеньку она оставила у своей матери, сославшись на то, что у нее «слишком насыщенная жизнь». Так что теперь я забирала внучку на все выходные. Эти два дня в неделю были моим светом. Машенька, к счастью, была еще слишком мала, чтобы до конца понять всю драму, она просто радовалась бабушке и папе.
Виталик устроился на простую работу в мастерскую. Зарплата была небольшой, но это были его собственные, честно заработанные деньги. Он много молчал, похудел, и в его глазах навсегда поселилась тень грусти. Но он начал чинить вещи по дому, сам ходил в магазин, помогал мне с уборкой. Он медленно, шаг за шагом, возвращал себе себя. Он больше не был тем успешным бизнесменом, но он перестал быть и той сломленной марионеткой. Он становился просто мужчиной. Моим сыном.
Я так и не увидела своих денег. Я и не пыталась их вернуть. Это была плата. Непомерно высокая плата за горький урок. Моя небольшая квартира, в которой мы теперь жили вдвоем, казалась теснее, но в то же время — полнее. Иногда вечером, когда мы сидели на кухне и пили чай, он вдруг говорил: «Прости меня, мам». А я клала свою руку на его и отвечала: «Все хорошо, сынок. Мы справимся».
Однажды я стояла у окна и смотрела, как во дворе играют дети. Моих сбережений больше не было. Моя вера в красивую картинку идеальной семьи была разрушена. Впереди была неизвестность и скромная жизнь на пенсию и его небольшую зарплату. Но за спиной я услышала шаги. Это был Виталик. Он молча встал рядом и обнял меня за плечи. И в этот момент я поняла одну простую вещь. Да, я потеряла все свои деньги. Но я вернула сына. Я вытащила его из трясины лжи и унижения. И, может быть, эта сделка, заключенная не по моей воле, в конечном счете оказалась не такой уж и проигрышной. Я потеряла иллюзии, но обрела реальность. Суровую, непростую, но свою. И в ней был мой сын. Настоящий.