Когда Игорь за утренним кофе небрежно бросил фразу о том, что неплохо было бы расстаться с нашим жильём и поселиться у его матери, я почувствовала — в воздухе запахло ложью.
— Зачем? — я отставила чашку, изучая лицо мужа.
— А что зачем? Мама одна в большом доме, мы здесь тесно живём...
— Тесно? В трёхкомнатной квартире?
— Ну... не тесно, а неэкономично.
Игорь избегал прямого взгляда, рассеянно листал газету. За окном моросил октябрьский дождь, на подоконнике стояли увядающие астры — последние цветы этого года. В кухне пахло свежесваренным кофе и какой-то тревогой, которую я не могла определить.
За пятнадцать лет брака я научилась читать мужа как открытую книгу. Когда он что-то скрывал, появлялись характерные признаки: избегал взгляда, теребил уголок газеты, говорил слишком быстро или, наоборот, излишне медленно.
— А что мама об этом думает?
— Мама только за. Ей скучно одной.
Скучно. Марии Петровне, которая всю жизнь прожила отшельницей, вдруг стало скучно. Женщина, которая предпочитала книги людям, телевизор — гостям, а садовые хлопоты — семейным праздникам.
Я встала, подошла к окну. Во дворе играли дети, их голоса смешивались с шумом дождя. Обычное утро обычного дня, но что-то в нём изменилось навсегда.
— Игорь, а может, сначала просто чаще навещать маму будем?
— Этого недостаточно.
— Почему?
— Потому что... потому что она нуждается в постоянной заботе.
Постоянной заботе. Вот оно — ключевое слово. Мария Петровна всегда была самостоятельной женщиной. Работала библиотекарем, вела домашнее хозяйство, даже в семьдесят лет умудрялась управляться с большим садом.
— Она заболела? — прямо спросила я.
— Нет, просто... возраст.
— Игорь, твоей маме семьдесят два. Это не старость.
— Смотря как считать.
Он сложил газету, встал из-за стола. Движения резкие, нервные. Подошёл к окну, постоял рядом со мной, но смотрел в другую сторону.
— А деньги от продажи куда денем?
— Потратим на ремонт маминого дома. Он старый, требует вложений.
— Сколько потребуется?
— Точно не знаю. Надо оценщика вызывать.
Оценщика. Значит, планы уже серьёзные. Игорь не из тех, кто принимает спонтанные решения. Он всё просчитывает заранее, взвешивает каждую мелочь.
— А дети что скажут?
— Дети адаптируются. Даша в институте, редко дома бывает. А Кирилл только за — у бабушки интернет быстрее.
Всё продумано до мелочей. Ответы на все возможные возражения готовы заранее. Это не импульсивная идея — это тщательно спланированная операция.
Я вернулась к столу, села напротив мужа:
— Когда ты последний раз у мамы был?
— В прошлые выходные. Мы вместе ездили.
— А один?
— Один? Зачем мне одному?
— Просто интересно.
Игорь замялся:
— Иногда заезжаю. По дороге с работы.
— Часто?
— Не очень.
— Раз в месяц? Раз в неделю?
— Не считал.
Ложь. Игорь всё считал и помнил. Даты, цифры, детали — его конёк. А тут вдруг провалы в памяти.
После завтрака муж ушёл на работу, оставив меня наедине с тревожными мыслями. Я ходила по квартире, пытаясь понять, что происходит. Неужели у Марии Петровны действительно проблемы со здоровьем? Или дело в чём-то другом?
К обеду я не выдержала и поехала к свекрови. Дом стоял на краю города, в старом районе частной застройки. Двухэтажный, с мансардой, окружённый садом. Место, где Игорь провёл детство и куда всегда возвращался в трудные времена.
Мария Петровна встретила меня на пороге. Выглядела как обычно — аккуратная причёска, строгое платье, внимательные глаза за очками.
— Оля! Какими судьбами?
— Да так, заехала проведать.
— Проходи, чаю поставлю.
Мы сели на кухне, просторной и светлой. Пахло яблочным пирогом и какими-то лекарствами — едва уловимый аромат, который я не заметила раньше.
— Как дела, Мария Петровна?
— Да ничего, живу помаленьку. Читаю, по саду хожу.
— А здоровье?
— А что здоровье? В моём возрасте букет болячек — дело обычное.
Она говорила спокойно, без жалоб. Но руки слегка дрожали, когда она наливала чай. И двигалась как-то осторожнее обычного.
— Игорь сегодня предложил нам к вам переехать.
Мария Петровна замерла с чашкой в руках:
— Предложил?
— Говорит, вам скучно одной.
— Скучно...
Она поставила чашку, задумчиво посмотрела в окно. В саду желтели листья, ветер гнул ветви старых яблонь.
— А вы хотите, чтобы мы переехали?
— Хочу... Наверное, хочу.
— Наверное?
— Ольга, а Игорь... он ничего не говорил?
— О чём?
— Ни о чём. Просто спрашиваю.
Мы пили чай, и я чувствовала — что-то важное остаётся недосказанным. Мария Петровна была встревожена не меньше меня. Словно мы обе знали только половину истории.
— Мария Петровна, а Игорь часто к вам заезжает?
— В последнее время — да. Почти каждый день.
Каждый день. А мне говорил, что редко заезжает. Ложь номер два.
Я допивала чай, наблюдая за свекровью. Мария Петровна выглядела усталой, но не больной. Скорее встревоженной, словно носила в себе тяжёлый секрет. Её пальцы нервно перебирали край салфетки, взгляд блуждал по кухне, избегая моих глаз.
После чаепития я прошлась по дому. Всё было в порядке — чистота, аккуратность, привычный запах старых книг и полироли для мебели. Но в воздухе витало что-то неуловимое. Напряжение? Страх? Ожидание?
В гостиной на столике лежали медицинские справки. Я случайно заметила их краем глаза, когда Мария Петровна торопливо сгребала бумаги в стопку.
— Это что, результаты анализов?
— Да так, профилактика.
Профилактика в семьдесят два года — понятие растяжимое. Либо действительно плановое обследование, либо что-то серьёзное.
Вечером Игорь вернулся домой мрачный и молчаливый. Ужинал, не поднимая глаз, на вопросы отвечал односложно. После еды заперся в кабинете, долго говорил по телефону тихим голосом.
Я прислушивалась через дверь, но разобрать слова не могла. Только интонации — встревоженные, серьёзные. Иногда муж повышал голос, но тут же сбавлял тон.
Ночью Игорь ворочался, вздыхал, несколько раз вставал к окну. Я делала вид, что сплю, но чувствовала его беспокойство кожей. Что-то происходило в его жизни, что-то важное и пугающее.
Утром он уехал на работу раньше обычного, не позавтракав. Сказал, что срочные дела, задержится допоздна. И снова этот отсутствующий взгляд, нервная поспешность движений.
После его отъезда я решила проверить кабинет. Ничего особенного — обычные документы, рабочие бумаги. Но в мусорной корзине обнаружила смятый листок. Разгладила — справка из медицинского центра на имя Марии Петровны Соколовой.
Результаты обследования. Диагноз написан медицинским почерком, но несколько слов я разобрала. И кровь застыла в жилах.
Вечером, когда Игорь вернулся, я молча положила перед ним расправленную справку. Он побледнел, сжал губы.
— Откуда это у тебя?
— Из твоей корзины. Игорь, почему ты мне не сказал?
Он опустился на стул, накрыл лицо руками. В кухне было тихо, только тикали часы на стене и шумел за окном вечерний дождь.
— Потому что не знал, как сказать.
— А мама знает?
— Знает. Мы вместе к врачу ездили.
Теперь всё становилось на свои места. Ежедневные визиты к матери, странные телефонные разговоры, предложение о переезде. Игорь готовился к худшему, но не решался мне довериться.
— Сколько времени?
— Врачи говорят, может быть по-разному. При хорошем уходе...
— Игорь, я не против переезда. Но почему ты скрывал?
— Боялся. Не знал, как ты отреагируешь.
Мы сидели молча, переваривая новую реальность. За окном сгущались сумерки, включились уличные фонари. Обычная жизнь продолжалась, а в нашем доме всё изменилось.
Но самое интересное открытие меня ждало на следующий день, когда я случайно увидела Игоря возле медицинского центра в обнимку с незнакомой женщиной.