— Мама с Юлькой приедут погостить, — Кирилл сказал это так, будто сообщал о погоде на завтра. — Недельки на две. Может, чуть больше.
Марина замерла с ножом над разделочной доской. Половинка болгарского перца выскользнула из пальцев и глухо шлёпнулась на стол.
— Погостить? — она медленно обернулась. — Кирилл, у нас двушка. Где они будут спать?
— Ну, в гостиной диван разложим. Данилка на полу, он не против. — Он листал что-то в телефоне, не поднимая глаз. — Им там в Зеленодольске ремонт начали, жить негде. Я ж не мог отказать.
— Ты не мог отказать, — повторила Марина. Она положила нож и вытерла руки о полотенце. — А со мной посоветоваться мог?
— Да ладно тебе, Мариш, — он наконец поднял голову и улыбнулся той своей мальчишеской улыбкой, которая раньше обезоруживала. — Две недели пролетят. Мама пирогов напечёт, тебе же легче будет.
Марина прикусила губу. Спорить сейчас бесполезно. Она знала этот тон — решение уже принято, обсуждению не подлежит. Его мать, его сестра, его племянник. Его семья.
— Когда приезжают? — спросила она ровно.
— Послезавтра. Я их на машине заберу с автовокзала.
Две недели. Марина посмотрела на фотографию бабушки на комоде в углу кухни. Старенькая чёрно-белая карточка в деревянной рамке. Бабуля всегда говорила: "Маришенька, в своём доме ты хозяйка. Помни это". Эту квартиру она оставила внучке, единственной. "Чтобы у тебя был свой угол. Чтобы никто не мог тебя оттуда выгнать".
— Хорошо, — сказала Марина. — Две недели.
Она развернулась к плите и стала резать перец дальше. Руки дрожали, но она не показывала этого.
В субботу утром Кирилл уехал встречать родственников. Марина осталась одна в квартире. Она прошлась по комнатам, будто прощалась. Гостиная — их с Кириллом. Спальня — их с Кириллом. Кухня, ванная, крохотная прихожая. Всё это пространство сейчас сожмётся, как воздух из проколотого шарика. Две недели.
Она успела помыть пол, когда хлопнула входная дверь. Голоса, смех, топот. Марина вышла в коридор.
Нина Петровна стояла на пороге с огромной клетчатой сумкой. Широкая, плотная женщина в вязаной кофте и тёмных брюках. Позади неё — Юлия, тощая и нервная, с двумя пакетами в руках. Рядом — подросток Данила с рюкзаком, в наушниках, уткнувшийся в телефон.
— Маришенька! — Нина Петровна шагнула вперёд и обняла невестку. Пахло чем-то сладким и затхлым одновременно. — Ну что ты на пороге стоишь? Заходите, заходите!
Марина попятилась. Они входили, снимали обувь, стаскивали куртки. Вещей было много. Слишком много для двух недель. Ещё две сумки, свёрток с одеялами, какие-то коробки.
— Кирюш, неси в гостиную, — распоряжалась Нина Петровна. — Данилка, ты куда? Телефон убери, помоги дяде!
Марина стояла у стены и смотрела, как её квартира наполняется чужими людьми, чужими вещами, чужими голосами. Кирилл сновал туда-сюда, таскал сумки, улыбался. Он даже не взглянул на неё.
— Ой, какая у вас кухонька! — Нина Петровна уже прошла на кухню, открыла холодильник. — Совсем пустой. Ничего, я сейчас суп сварю, картошечки пожарю. Маришенька, ты небось на работе целыми днями, некогда тебе готовить. Вот я теперь вам помогу!
Марина сжала кулаки. Её холодильник не был пустым. Там лежали продукты на неделю вперёд. Но Нина Петровна уже доставала что-то из своих сумок — лук, морковь, банку с салом.
— А где у вас сковородки? — она открыла шкафчик, поцокала языком. — Ох, какой беспорядок! Ничего, я сейчас всё переставлю, как надо.
— Нина Петровна, — Марина шагнула к ней, — не нужно ничего переставлять. Я знаю, где что лежит.
— Да ладно тебе, деточка, — свекровь махнула рукой. — Я ж хозяйка опытная, вижу, как удобнее. Вот здесь сковородки должны быть, а не на верхней полке. Ты ж маленькая, тебе неудобно доставать!
Марина почувствовала, как внутри что-то сжимается. Она посмотрела на Кирилла, но он уже ушёл в гостиную, помогал Данилке устраиваться.
К вечеру квартира была неузнаваема. На кухне пахло жареным луком. Нина Петровна готовила ужин, перебрав все шкафчики, переставив посуду по-своему. Юлия устроилась на диване в гостиной, включила телевизор на всю громкость. Данила сидел на полу, уткнувшись в ноутбук, играл во что-то с рёвом моторов и стрельбой.
Марина стояла в дверях своей спальни и смотрела на всё это. Она чувствовала себя гостьей. В собственной квартире. В квартире, которую оставила ей бабушка.
Первые три дня Марина пыталась держаться. Уходила на работу рано, возвращалась поздно. В студии задерживалась, доделывая проекты, которые можно было отложить. Всё, чтобы не возвращаться домой.
Но дома всё равно приходилось бывать.
Нина Петровна вставала в шесть утра и сразу шла на кухню. Грохот сковородок, шипение масла, запах жареного лука. Марина просыпалась от этого и лежала с открытыми глазами, чувствуя, как внутри нарастает глухое раздражение. Её утро начиналось с кофе и тишины. Теперь — с чужого завтрака и чужого шума.
— Маришенька, вставай, я тебе яичницу поджарила! — весело кричала свекровь из кухни.
Марина вставала, натягивала халат и шла умываться. В ванной на её полочке теперь стояли чужие баночки с кремами, чужая зубная щётка. Юлия разложила свою косметику, не спросив. Просто взяла и разложила.
За завтраком Нина Петровна рассказывала про соседей в Зеленодольске, про цены на рынке, про то, как Данилке нужен репетитор по математике. Марина кивала, жевала яичницу, которую не просила, и смотрела на часы.
— Ты бы хоть интереса какого к разговору проявила, — вдруг сказала Юлия, облизывая ложку. Она ела йогурт прямо из банки — взяла из холодильника, не спросив. — Совсем невоспитанная какая-то.
Марина медленно подняла глаза.
— Что ты сказала?
— Ну вот мама тебе рассказывает, а ты сидишь как каменная. Холодная ты какая-то, Марина. Кирилл жаловался, но я не верила. Теперь вижу.
Кирилл, сидевший рядом, поёжился, уткнулся в телефон.
— Юль, ну при чём тут это, — пробормотал он.
— А при том! Мы к вам в гости приехали, а она нос воротит. Думаешь, я не вижу? Ты вообще рада, что мы тут?
Марина аккуратно положила вилку на тарелку. Встала.
— Мне на работу, — сказала она ровно. — Извините.
Она ушла в спальню, переоделась, собрала сумку. Выходя, слышала, как Нина Петровна что-то говорила Кириллу вполголоса: "Ты бы с ней поговорил, Кирюша. Совсем она какая-то холодная. Мы ж от чистого сердца..."
Дверь за Мариной захлопнулась.
На работе она сидела над эскизом гостиной для заказчика и думала о своей собственной гостиной, оккупированной чужими людьми. О диване, на котором теперь спала Юлия, раскидав по нему свои вещи. О Даниле, который рубился в игры на ноутбуке до трёх ночи, не обращая внимания на просьбы убавить звук.
Вечером, когда Марина вернулась, Нина Петровна встретила её с порога.
— Маришенька, а где у тебя большая кастрюля? Я суп хотела сварить, а этих маленьких не хватит.
— У меня нет большой кастрюли, — устало ответила Марина. — Мы с Кириллом вдвоём, нам хватает.
— Ну надо купить! Как же без большой кастрюли? Я завтра схожу в магазин, куплю. И ещё сковороду надо, эти у тебя все какие-то маленькие. И противень нормальный.
— Нина Петровна, не надо ничего покупать, — Марина сняла туфли. — У меня всё есть.
— Да что ты понимаешь! — свекровь махнула рукой. — Молодая совсем, неопытная. Вот я тебя научу, как надо хозяйство вести!
Марина прошла в спальню и закрыла дверь. Села на кровать и уставилась в стену. Внутри всё кипело, но она молчала. Две недели. Потерпеть можно.
На пятый день она пришла домой и увидела, что на холодильнике висит фотография. Детская. Кирилл лет пяти, в трусиках, с мячиком. Магнитик держал её на видном месте.
— Это мама повесила, — сказал Кирилл, заметив её взгляд. — Ну, вспомнила, что фотку эту везде с собой возит. Милая ведь, правда?
Марина молча сняла фотографию и протянула ему.
— Пусть хранит в своих вещах.
— Да ладно тебе, Мариш, — он не взял. — Ну что тебе мешает?
— Мешает, — коротко ответила она и положила фотографию на стол.
Кирилл поморщился, но промолчал.
На шестой день Марина пришла с работы и обнаружила, что её любимая керамическая чашка, которую подарила подруга Лена, разбита. Осколки лежали в мусорном ведре.
— Ой, Марин, прости, — Юлия пожала плечами. — Случайно. Она же старая была, треснутая.
Чашка не была старой. И не была треснутой.
— Ничего, — сказала Марина. — Бывает.
Она ушла в спальню и легла на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Дышать было тяжело. Хотелось закричать, выгнать всех, вернуть свою квартиру, свою жизнь, свою тишину. Но она просто лежала и молчала.
На седьмой день Марина задержалась на работе допоздна. Специально. Сдала проект, который можно было отложить на завтра, выпила кофе с коллегой, просто сидела в пустом офисе и смотрела в окно. Возвращаться не хотелось.
Когда она наконец открыла дверь своей квартиры, было почти одиннадцать вечера. В коридоре горел свет, из гостиной доносились голоса. Тихие, приглушённые. Марина сняла туфли и замерла.
— Говорю тебе, Кирюш, она скоро сорвётся, — это была Юлия. — Видела бы ты её морду, когда я йогурт её съела. Думала, укусит.
— Юль, ну зачем ты так, — пробормотал Кирилл.
— А что "зачем"? Пусть привыкает. Мы теперь здесь надолго.
Марина прислонилась к стене. Сердце стучало так громко, что, казалось, его слышно в гостиной.
— Надолго — это как? — голос Кирилла был неуверенным.
— А так, — вступила Нина Петровна. — Кирюша, ты же знаешь, что случилось. Мы квартиру продали в Зеленодольске. Хотели здесь, в Казани, купить. Нашли вариант, даже задаток внесли. А это оказались мошенники. Левые документы, всё липа. Денег нет, квартиры нет. Нам идти некуда.
Тишина. Марина зажала рот ладонью.
— Мам, ты серьёзно? — Кирилл говорил тихо, растерянно. — Почему ты мне не сказала сразу?
— А зачем тебя расстраивать? Ты и так переживаешь. Вот мы и решили — приедем к вам, пока разберёмся. Может, квартирку какую снимем, если деньги найдём. Или... ну, ты понимаешь. У вас тут двушка, конечно, тесновато, но мы потерпим. И Марина твоя потерпит. Она же жена, должна понимать.
— Она не понимает, — буркнула Юлия. — Видно же, что воротит её от нас. Высокомерная.
— Юленька, не надо так, — мягко сказала Нина Петровна. — Марина просто устаёт. Работает много. Но она привыкнет. Главное, Кирюша, ты с ней поговори. Объясни, что мы семья. Что в семье друг другу помогают. Она ведь добрая девочка, в душе. Просто избалованная немножко. Бабушка её квартирой одарила, вот она и думает, что всё ей принадлежит.
Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она медленно шагнула к двери гостиной и толкнула её.
Все трое сидели на диване. Нина Петровна с кружкой чая, Юлия с телефоном, Кирилл — сгорбленный, с виноватым лицом. Они обернулись.
— Марина, — Кирилл вскочил. — Ты... ты давно пришла?
— Достаточно давно, — её голос был ровным, холодным. — Чтобы услышать всё.
Нина Петровна поставила кружку на стол.
— Маришенька, ну ты не подумай ничего такого. Мы просто обсуждали...
— Я всё поняла, — перебила её Марина. — Вы продали жильё. Вас обманули. У вас нет денег и некуда идти. И вы решили остаться здесь. В моей квартире. Которую мне оставила бабушка. И которая, между прочим, вам не принадлежит.
— Марин, подожди, — Кирилл шагнул к ней, протянул руку. — Давай спокойно поговорим. Это же моя семья. Я не могу их на улицу выгнать!
— Твоя семья, — повторила Марина. — А я кто?
— Ты... ты моя жена. Но они... они в беде. Мама права, в семье надо помогать.
— Помогать, — Марина усмехнулась. Горько, зло. — Кирилл, ты вообще спросил меня? Хоть раз? Когда решил привезти их сюда? Когда соврал мне про "две недели"? Когда позволил им захватить мою кухню, мою гостиную, мою жизнь?
— Я думал, ты поймёшь...
— Поймёшь, поймёшь! — взвизгнула Юлия, вскакивая. — Слышь, Марина, ты о себе-то не много ли думаешь? Мы тут в беде, а ты про какую-то кухню! У тебя квартира есть, работа, всё! А у нас ничего нет! Ничего!
— И это моя вина? — Марина посмотрела на неё. — Это я вас обманула? Это я заставила продать квартиру и вложиться непонятно во что?
— Ах ты...
— Юля, замолчи! — рявкнул Кирилл. Он обернулся к Марине, в его глазах была мольба. — Марин, прости. Прости, что не сказал сразу. Я боялся, что ты... ну, что откажешь. А мне правда некуда их деть. Давай мы что-то придумаем. Может, они комнату снимут, я им помогу деньгами...
— Какими деньгами, Кирилл? — устало спросила Марина. — У тебя зарплата тридцать тысяч. Аренда комнаты — пятнадцать минимум. Ты собираешься отдавать им половину? А на что мы будем жить? На мою зарплату?
Он молчал.
— Вот именно, — Марина развернулась и пошла в спальню. — Я устала. Мне нужно подумать.
Она закрыла за собой дверь и села на кровать. Руки тряслись. Внутри было пусто и холодно. Она сидела в своей спальне, в своей квартире, которую ей оставила бабушка, и чувствовала себя чужой.