Зинаиду качнуло. Мир поплыл перед глазами. Худшее из ее предположений оказалось правдой.
— Она… в сознании? Можно к ней?
— Ненадолго. Она кого-то звала. То ли «Зина», то ли «Леша»… — врач пожала плечами.
Зинаида подошла к койке. Анна лежала с закрытыми глазами, ее лицо было серым и осунувшимся. Зинаида бережно взяла ее горячую, сухую руку.
— Анна… Детка, это я, Зина.
Веки Анны дрогнули, она с трудом открыла глаза. Взгляд был мутным, неосознанным, но, увидев Зинаиду, она попыталась сфокусироваться.
— Зина… — прошептала она, и на ее губах выступила розовая пена. — Обещай…
— Что, милая? Что обещать?
— Девочка… — с нечеловеческим усилием выговорила Анна. — Моя девочка… Спаси… Обещай, что заберешь ее. Скажешь Алексею… Скажешь, что у него… дочь…
Слезы хлынули из глаз Зинаиды. Она сжимала руку умирающей женщины, чувствуя свою чудовищную вину.
— Обещаю, Аннушка. Обещаю! Я все сделаю. Я ей буду как родная!
Тень улыбки тронула бледные губы Анны.
—Он… он будет так счастлив… когда узнает… перед самым отъездом… Я не успела ему сказать, что жду ребенка… — она замолчала, переводя дух. Каждое слово давалось ей ценой невероятных усилий. — Прости меня, Зина… И его… прости…
— Да что уж там прощать-то, детка… — рыдала Зинаида. — Ты держись! Ведь девочке мама нужна!
Но Анна уже не слышала. Ее сознание уплывало. Через несколько часов ее не стало. Девочка, появившаяся на свет в результате экстренного кесарева сечения, была крошечной, но живой.
Зинаида стояла в коридоре больницы, когда медсестра пронесли быстро по коридору завернутую в одеяльце новорожденную.
— Бельская дочку родила, а сам.. — обсуждали между собой медсестры без особых эмоций. — Вес маленький, но врачи говорят, шансы есть.
Зинаида вся превратилась в слух и потом долго еще стояла в коридоре, свесив руки вдоль туловища. Девочка, вероятно, была легкой, как пушинка, и сморщенной, как все новорожденные. Мысли об этом не давали Зинаиде покоя и на следующий день она отправилась снова в больницу, чтобы хотя бы увидеть крошку, убедиться, что с ней все в порядке.
Малышку удалось увидеть через экран. Помогла знакомая пробраться. Зина долго стояла, уперевшись лбом в стекло и не отводила взгляда от кювеза. Когда хрупкая новорожденная девчушка открыла крошечные глазки-щелочки, Зинаида увидела в них серый, ясный цвет глаз Анны и что-то от упрямого подбородка Алексея.
В этот миг на нее нахлынула лавина. Лавина страха, ответственности, стыда и отчаяния. Что она скажет сыну? «Поздравляю, у тебя дочь, а ее мать умерла, потому что я вас разлучила»? Он бросит все — и учебу, и будущее — и примчится сюда. Свяжет свою жизнь с памятью об Анне и с ребенком. Его мечты рухнут.
А что она сама? Простая деревенская женщина, у которой едва хватает на кусок хлеба. Как она поднимет младенца? На какие средства?
И тогда, поддавшись панике, страху и ложному чувству заботы о сыне, Зинаида приняла роковое решение. Решение, которое будет преследовать ее всю оставшуюся жизнь.
Когда медсестра, сопровождавшая Зину, отошла, Зинаида, плача, прошептала:
—Прости меня, рыбка, и твою маму прости, и отца… Так будет лучше для всех.
Зинаида вышла из больницы и поспешила в сторону остановки.
Вернувшись в домой, она почувствовала бездонную пустоту. Для начала сожгла все, что могло напоминать об Анне, кроме одной-единственной фотографии, которую спрятала на дно сундука. На фото были запечатлены она, Алексей и Анна в тот день, когда вместе сажали розы в саду. Все они смеялись, были счастливы.
Алексею она написала короткое письмо. «Анна Петровна умерла. Скоропостижно. Похоронили ее здесь. Не переживай, сынок, живи своей жизнью. Мама».
Мать с тревогой ждала, что сын сорвется, примчится, но ответ пришел холодный и сдержанный: «Понял. Спасибо, что сообщила». Алексей похоронил свое горе в книгах и чертежах. Он сдержал слово, данное Анне и матери — начал строить свою жизнь, ради которой они обе его и прогнали.
Первое время было очень тяжело. Зинаиде только казалось, что можно вычеркнуть из своей жизни все, что произошло за последний год, но сил на это не хватило. Она продала свой домик в деревне и уехала из тех мест, запивая вином тоску и раскаяние. Она невыносимо страдала, но успокаивала себя тем, думала, что она все сделала правильно, спасла сына. Ну, а раны… а раны залечит время.
Так и жила Зинаида с тяжелой тайной в сердце, а Алексей, получив диплом архитектора, познакомился в институте с женщиной по имени Елена. Она была старше и уже воспитывала маленького сына от первого брака. Алексей и сам не знал, любил ли он эту женщину. Но одна деталь, сразила Алексея наповал и притягивала парня как магнит: когда Елена улыбалась, в уголках ее глаз лучиками расходились морщинки, точь-в-точь как у Анны.
*****
Прошло восемнадцать лет. Для Алексея Клюшкина они пролетели как один напряженный, но успешный день. Он стал тем, кем мечтал, — архитектором. Его ценили за смелые, продуманные, уникальные проекты. Архитектор Клюшкин построил себе имя и большой загородный дом на окраине города, куда перевез мать.
Дом был современным, светлым, с панорамными окнами, но в его строгих линиях не было и тени тепла того, старого дома у леса. Алексей как будто намеренно избегал всего, что могло бы напомнить ему о прошлом.
Зинаида жила с сыном, невесткой и внуком Иваном. Она постарела раньше времени, сгорбилась, и в ее глазах поселилась постоянная тихая грусть. Мать вела хозяйство, пыталась найти общий язык с невесткой, но это плохо получалось.
Елена, жена Алексея, была женщиной с характером. Умная, стильная, прекрасная хозяйка. Алексей познакомился с ней на последнем курсе. Она была старше его на семь лет, работала экономистом и одна воспитывала сына Ваню. Алексей долго не мог понять своих чувств к этой женщине и ловил себя на мысли, что выбрал Елену, возможно, потому, что в ее улыбке, в повороте головы, в задумчивом взгляде ему мерещился отзвук другого, навсегда утраченного образа. Это была не любовь-копия, нет. Он искренне ценил Елену, уважал ее. Но самая глубокая часть его сердца навсегда осталась в том весеннем саду, с другой женщиной.
Елена чувствовала эту стену. Она знала, что у Алексея было серьезное увлечение до нее, о котором он не любил говорить. И она ревновала. Ревновала к призраку. А Зинаида, простая, деревенская, постоянно напоминавшая ей о другом, «допотопном» мире, из которого вышел ее муж, стала для Елены олицетворением этой тайны.
— Алексей, нельзя ли твою мать уговорить носить что-то… посовременнее? — как-то раз за ужином сказала Елена, когда Зинаида ушла на кухню. — На днях соседка спросила, не экономка ли она.
Алексей нахмурился.
— Лена, мама привыкла жить так, как живёт. И мне все равно, что думают соседи.
— Но это же неудобно! К нам в дом приходят гости, коллеги. А она вечно в своих цветущих халатах, платках и с пирогами, как из забитой деревни.
— А мне нравятся ее пироги, — вступился за бабушку Иван. Он души не чаял в бабушке Зинаиде. Она была для него воплощением тепла и безусловной любви, в отличие от строгой и требовательной матери.
— Ваня, не вмешивайся в наш с отцом разговор, — отрезала Елена.
Возникали и другие конфликты. Елена хотела переделать сад под ландшафтный дизайн, а Зинаида тайком сажала там мальвы и георгины, как у себя в деревне. Елена покупала дорогую абстрактную картину, а Алексей вешал ее в кабинет. В гостиной ЖЕ, вопреки ее воле, оставался скромный пейзаж, подаренный матерью.
Однажды вечером, когда Елены не было дома, Алексей зашел на кухню. Зинаида мыла посуду, глядя в окно на сумеречный сад.
— Мам, садись, поговорим, — сказал он мягко.
Они сели за стол. Алексей стал взрослым, уверенным в себе мужчиной, но в глазах у него, когда он смотрел на мать, жила все та же незаживающая рана.
— Как ты? — спросил он. — Лена… она не со зла. Она просто другая.
— Знаю, сынок, знаю, — вздохнула Зинаида. — Она тебя любит. И хорошая хозяйка. Я не в обиде. — Она помолчала, потом осторожно спросила: — А ты… бывал там? В нашей деревне?
Лицо Алексея стало каменным.
— Нет. И не буду. Незачем.
— Может, стоило бы поехать нам… Могилку навестить… Анны Петровны? — прошептала Зинаида, и сердце ее заколотилось от страха.
Алексей резко встал, подошел к окну.
— Мама, хватит. Ее нет и ничего уже не вернешь. Я построил новую жизнь и не хочу ворошить прошлое. Оставь меня. Мне больно, — еле слышно произнес сын.
Зинаида замолчала. Мать видела, как он страдает, и каждый раз ее охватывало жгучее чувство вины. Она была единственной, кто знал правду. Правду, которая могла разрушить все, что он с таким трудом построил.
Иван стал для бабы Зины спасением. Парень вырос добрым, чутким и, к удивлению Алексея, пошел по его стопам. Он поступил на архитектурный факультет. Алексей был бесконечно горд. В их отношениях не было отцовской строгости, скорее, дружба двух коллег. Они могли часами говорить о проектах, о новых материалах.
Как-то раз, уже ближе к концу лета, Иван приехал из города на выходные не один. С ним была девушка.
— Мам, пап, бабушка Зина, знакомьтесь! Это Лида! — с гордостью объявил он.
Алексей, поднимаясь навстречу, замер на полпути. Его будто током ударило. В этом взгляде, в овале лица, в улыбке было что-то до боли знакомое. Что-то, что он видел во сне вот уже восемнадцать лет.
— Очень приятно, Лида, — сказала Елена, первая опомнившись. — Иван много о тебе рассказывал.
— Да больше хвалился своими проектами, — улыбнулась девушка. Ее голос был звонким и мягким. — Здравствуйте. Меня зовут Лидия Бельская.
В гостиной повисла звенящая тишина. Имя прозвучало как выстрел. Алексей побледнел и машинально опустился в кресло. Зинаида, сидевшая в углу с вязанием, уронила клубок. Только Иван и Елена ничего не поняли.
— Что? Что-то не так? — спросил Иван, оглядывая растерянные лица.
— Бельская? — переспросила Елена. — Редкая фамилия. У нас тут… — она посмотрела на Алексея, но он сидел, уставившись в пол.
— Да, от мамы, — просто сказала Лида. — Она умерла, когда я родилась. А папа погиб еще раньше. Я выросла в детском доме. А недавно выяснилось, что у меня есть наследство — старый дом в деревне Кафтановка, который построил мой отец. Я его сейчас восстанавливаю. Иван мне как раз с этим помогает.
Зинаида издала странный, сдавленный звук. Ей стало дурно. Комната поплыла перед глазами. Она видела, как Алексей поднял на нее взгляд, и в его глазах читался немой вопрос, смешанный с зарождающимся ужасом.
«Бельская… Дом в деревне… Сирота…»
Все сходилось. Сходилось с чудовищной, неотвратимой точностью.
В этот миг Алексей понял, что прошлое не похоронено. Оно стоит сейчас перед ним в гостиной его дома — живое, дышащее, с ясными серыми глазами его первой и единственной любви.
Неловкую паузу разрядила Елена. Женским чутьем она поняла, что в воздухе повисло что-то важное и болезненное, связанное с прошлым мужа.
— Ну, разве не удивительно?Значит, ты из тех же мест, где родился и вырос мой муж, — сказала она, слишком бодро. — Мир тесен! Проходи, Лида, садись. Иван, помоги накрыть на стол. Бабушка Зина, ты как, хорошо себя чувствуешь?
Последнюю фразу невестка произнесла, глядя на Зинаиду с нескрываемым раздражением. Та сидела, белая как полотно, и дрожащими руками пыталась поднять клубок.
— Я… я ничего… — прошептала Зинаида. — Голова кружится немного. От жары.
Алексей молча встал, подошел к бару и налил себе воды. Рука его дрожала. Он видел, как Иван, сияющий, обнял Лиду за плечи и повел ее показывать сад. Словно сквозь туман, Алексей слышал обрывки фраз: «…а вот это папа сам спроектировал…», «…бабушка Зина тут мальвы посадила…»
— Алексей, — тихо сказала Елена, подходя к нему. — Что происходит? Эта фамилия… Бельская… Это кто-то из ваших знакомых, родственников?
Он кивнул, не в силах вымолвить слово.
— Но может быть это просто совпадение! — с надеждой в голосе прошептала жена. — Девушка-сирота… Разве среди ваших знакомых, родни были такие?
— Ее глаза, мама, — хрипло проговорил Алексей, не обращая внимания на слова жены. — Ты же видишь? Это ее глаза.
Ужин прошел в неестественно-напряженной атмосфере. Иван, окрыленный счастьем, болтал без умолку, не замечая странного поведения родных. Он рассказывал, как познакомился с Лидой — первокурсницей архитектурного факультета, как она, зная о своей истории, решила изучать архитектуру, чтобы восстановить родной дом.
— Представляете, какой дом! — восторженно говорил Иван. — Чистый модерн, работа Михаила Бельского! Заброшенный годами, но такой же прекрасный. Многие элементы сохранились. Мы с Лидой все лето будем там копаться. Лидочка там живет, в фургончике, пока идет реставрация.
Лида скромно улыбалась, но ее серые глаза горели энтузиазмом.
— Да, это не просто дом. Это память о моих родителях. Я почти ничего о них не знаю, но, когда я там, мне кажется, я чувствую их. Особенно маму. — Она посмотрела на Алексея. — Иван говорил, вы тоже архитектор, Алексей Петрович? Как раз того же направления. Может, когда-нибудь посмотрите проект? Мне бы очень хотелось услышать мнение профессионала.
Алексей с трудом держался.
—Конечно, — выдавил он. — Обязательно.
Зинаида не притронулась к еде. Она смотрела на Лиду, и в ее голове проносились картины прошлого: Анна на смертном одре, крошечный сверток в больнице, холодные стены отделения. Грех, совершенный из ложной любви, стоял за спиной и дышал ей в затылок.
— Лидочка, а… а твой день рождения когда? — вдруг сорвалось у нее, прежде чем она сама успела опомниться.
Все взгляды устремились на нее. Елена с укором, Алексей с напряженным ожиданием, Иван с удивлением.
— Пятого февраля, — легко ответила Лида. — Я родилась почти на месяц раньше срока. Почему вы спрашиваете?
«Секретики» канала.
Рекомендую прочесть
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)