Пока одни художники, вдохновлённые эстетикой уютных гаваней, изображали море в часы тихого штиля, другие предпочитали красоту разгневанных волн и затянутого тяжёлыми тучами неба. Разбитые о скалы парусники, драматичная борьба человека со стихией – образы, воспетые в творчестве мастеров-романтиков. Море превратилось в символ подлинной свободы и невероятной мощи. Несмотря на разрушительный характер бурь, их энергия всегда оставалась загадочной и притягательной.
Для тех, кто тоже очарован неподвластной силой морей и океанов, мы составили маршрут по выставке Русского музея «О, море, море! Водная стихия в произведениях русских художников XVIII – XX веков». Поднять паруса! Ведь в корпусе Бенуа уже вовсю разгулялся шторм.
Спонсор выставки – АО «A7 Холдинг».
Руфин Судковский и предчувствие бури
Руфин Судковский воссоздал атмосферу напряжённого затишья перед тем, как море изменит своё настроение и спокойную водную гладь охватит волнение, а затем – сильный ветер поднимет высокие шумные волны. Мгла уже заполнила воздух, грозовые облака затянули всё небо, скрыв ясный горизонт, и… Пока морской простор по-прежнему сохраняет зыбкую тишину. Судковский запечатлел предчувствие: тревожное ощущение, что вот-вот разразится буря, которую не удастся миновать.
Молодого художника видели преемником великого мариниста Ивана Айвазовского, однако судьба распорядилась иначе. Мастер избрал собственный путь. Если для Айвазовского писать всплеск волны с натуры было немыслимо, то Судковский в родном Очакове многие часы проводил на берегах Чёрного моря, Днепровского лимана: живописец учился непосредственно у природы.
Картина «Перед бурей» посвящена последним мгновениям перед тем, как наступит кульминация. В кинематографе такое явление получило название «саспенс». Зрителя охватывают сложные чувства из-за надвигающейся «бури» – буквальной и метафорической. Запечатленный Руфином Судковским момент пронизан обеспокоенностью: вдалеке уже сгущаются тучи, вода приближается к берегу и бьётся о камень. Усиливают гнетущее ожидание разлетающиеся в разные стороны чайки и оставленные у водной кромки лодки с рыболовными снастями. Люди – рыбаки или моряки – в пейзаже кисти Судковского отсутствуют. Об их судьбе, уготованной им художником, остаётся только гадать.
Алексей Боголюбов – автор живописной повести о рыболовецкой шхуне
Когда Иван Айвазовский однажды встретил «преталантливого молодого офицера» и будущего художника Алексея Боголюбова, он ободрил начинающего мастера, а после рекомендовал: «Пишите всё сразу. Я так пишу, ибо свежее этого ничего нельзя воспроизвести».
Со временем Алексей Боголюбов нашёл индивидуальный подход, представил публике новые сюжеты и новые техники. Между двумя великими русскими маринистами развернулась настоящая «морская» баталия: художественные критики противопоставляли их друг другу. Пока шедевры Айвазовского воспринимались как «поэтическое воспоминание о природе», произведения Боголюбова представляли флотскую, «будничную правду».
Среди бушующих волн — в самый пик разыгравшейся бури — к гавани движется судно. Паруса раздувает сильный ветер, они натянуты до предела. Слева, у берега, на деревянных мостках, заливаемых морской пеной, женщина и двое мужчин тянут со шхуны канат. На полотне, созданном Боголюбовом, тёмно-серые тучи и гроза закрывают светлое небо, сохраняя таинственную предрассветную атмосферу. Гневливое море отталкивает судно от пристани, которое остаётся связанным с берегом благодаря крепким канатам в руках моряков. Даже белый маяк и крыши дома будто бы тоже охвачены высокими волнами и теряются в сумраке шторма, изящно контрастируя с хаосом стихии.
Картина «Вход рыбачьего судна в бурю в гавань Сен-Валери в Ко» — повесть не только о моряках, но и о переменчивости состояния моря, главного героя для каждого мариниста. Тонкая наблюдательность Боголюбова позволила в пространстве одного холста представить разные сюжеты и настроения.
«Буря мглою небо кроет…» на картине Израиля Лизака
Израиль Лизак — в числе выдающихся учеников Осипа Браза и Кузьмы Петрова-Водкина. Живописные полотна, созданные художником, повествовательны: они рассказывают собственную историю в индивидуальной манере, чаще холодной и мрачной, с элементами яркой геометрии и некоторой «угловатости». Во время бури на картине Лизака доминирует монотонно холодный серый цвет, захлёстывающий всё пространство. Интересно и композиционное решение мастера: вокруг едва различимых силуэтов героев и контуров лодок-призраков — пустынное море, где воедино сливаются волны и берег.
Главной темой произведений художника всегда был человек, а на рубеже 1930-х годов жанр портрета и вовсе стал доминирующим. Даже в буре, кажущейся бесконечной и пугающе глубокой, скрываются, утопают фигуры людей. Израиль Лизак в этот же период писал портреты близких, всё так же отдавая предпочтение тёмным тонам. В пейзаже, где царит эстетика условности и лаконичности, чувствуется пустынность и отчуждённость, недоброжелательность природы, в центре всё равно оказываются люди.
Матушка-Волга во время шторма кисти Ильи Репина
Одним из самых узнаваемых изображений Волги в русском и мировом искусстве стала картина Ильи Репина, показавшая широкой публике суровый групповой портрет бурлаков. Действие происходит на фоне широкого волжского пейзажа, многоликая бурлацкая ватага медленно движется под палящими солнцем, выдерживая всю тяжесть нечеловеческого труда. Пережив однажды шторм на русской «реке-матушке», он неоднократно возвращался к изображению зловещего шторма в живописи. Стихия на полотнах Репина разыгралась так, что река стала подобной бескрайнему губительному океану.
В творчестве живописца волжские сюжеты обрели вселенский масштаб. Зрителю не видны берега реки: перед глазами – волны, чья величина достигает или превосходит человеческий рост, гнев стихии, невероятная борьба тех, кто оказался посреди шторма на деревянном плоту, со всей мощью природы. Небо представлено таким же тёмным и безрадостным, не внушающим надежду на спасение или скорое улучшение погоды и успокоение реки. Главные герои – простые люди в крестьянских одеяниях, – несмотря на титанические усилия, едва держатся на поверхности. Кажется, ещё секунда, и волна накроет их полностью.
Волга на полотнах Репина — сильная и могущественная, разрушительная, грозная. Ей будто не свойственно спокойствие, её не застать в состоянии штиля. Человек, попавший в такой шторм, не способен сопротивляться ему вечно. На линии горизонта виднеется лишь один накренившийся парус.
Иван Айвазовский — живописец-Посейдон, повелевающий морями на холсте
Море — образ философский. Безбрежье и бездонность, в пучине которой теряется маленький человек или хрупкое судно, повествуют о несокрушимости силы первозданной природы. Иван Айвазовский — гений русской маринистики — привнёс совсем другую интонацию. Посреди того самого «Девятого вала» всё равно пробивается рассветные лучи солнца, вдали виднеется спасительный корабль… Так в бурю появляется надежда.
«Дюма читался с жадностью, с азартом; картины Айвазовского раскупаются нарасхват. У того и у другого произведения имеют сказочный характер: бенгальские огни, трескотня, вопли, вой ветра, молния [...] всё искусство состоит в известной доле преувеличения, с тем, однако же, чтобы не переходить известных границ», — писал Фёдор Достоевский о двух мастерах искусств: живописце Иване Айвазовском и писателя Александре Дюма-отце. В их творческом методе русский литератор видел общий импульс —проникновенность и сопереживание, особое умение чувствовать и передавать состояние окружающей действительности.
По известному народному преданью, девятый вал — самый разрушительный и опасный, но моряки, которых на своей знаменитой картине изобразил Айвазовский, несмотря на всю силу океана, не потеряли веру в спасение. «Девятый вал» стал одним из самых узнаваемых романтических сюжетов в русской живописи. Море — естественную и не подчинённую человеку стихию — великий художник писал по памяти: каждое состояние бесконечных водных просторов он считал уникальным и сиюминутным, а значит, не имело смысла работать с мольбертом на берегу. Айвазовский творил «алла прима». На его холсте мгновенно появлялись сохранённые в памяти волны и озарённое солнцем небо. Подготовительные рисунки или эскизы мастеру не требовались.
«Девятый вал» сохранил эстетику романтического двоемирия: в одном пространстве гармонично сливается реалистическое изображение моря и эмоциональный взгляд живописца. Буря воссоздана на холсте при помощи броских художественных «спецэффектов», создавших хрупкий баланс поэтического и эпического, привнесший в маринистический пейзаж мастера-романтика иносказательную природу. Странники в маленькой лодке, одолеваемые волнами, стали вечным символом надежды и сопротивлению ожесточённому шторму.
Отправиться в большое турне по морским просторам без страха быть застигнутыми бурей можно в корпусе Бенуа Русского музея. Успейте посетить масштабную выставку «О, море, море! Водная стихия в произведениях русских художников XVIII – XX веков» до 10 ноября!