Сергей, мой муж, должен был вернуться с минуты на минуту. Мы были женаты пять лет, и наша жизнь текла ровно, без особых потрясений. По крайней мере, мне так казалось.
Сергей вошел в прихожую, и я услышала, как щелкнул замок. Он был каким-то необычно взбудораженным, его движения были резче обычного.
Привет, Анечка, сказал он, быстро чмокнув меня в щеку. Его взгляд скользнул мимо меня, куда-то в стену. Я ненадолго, мне нужно съездить к маме. У нас там… семейный совет.
Семейный совет. Как же мне знакомо это зловещее словосочетание. Оно всегда означало одно: его мама, Тамара Павловна, и сестра Катя что-то придумали, и теперь Сергею предстояло донести их волю до меня. Обычно это касалось каких-то мелочей: просьбы посидеть с Катиным сыном на все выходные, «одолжить» нашу машину на недельку для поездки на юг или помочь с ремонтом в их квартире. Сергей всегда был между двух огней мной и своей властной семьей. И чаще всего, увы, выбирал не меня. Он просто не умел говорить им «нет».
Опять совет? я постаралась, чтобы мой голос звучал беззаботно. Что-то серьезное?
Да так, пустяки, отмахнулся он, уже натягивая ботинки. Просто нужно кое-что обсудить всем вместе. Не жди меня к ужину, я там перекушу. Вернусь часам к десяти.
Он ушел, а я осталась стоять посреди комнаты. Запах яблочного пирога вдруг стал казаться приторным, удушающим. Я подошла к окну. На улице стемнело, и в свете фонарей кружились первые редкие снежинки. Пустота. Вот что я почувствовала в тот момент. Он уехал на «семейный совет», на котором меня, его жены, не было. Я снова была за бортом.
Я налила себе чай и отрезала кусок пирога, но аппетита не было. Я просто сидела и смотрела на остывающий десерт. Почему меня это так задело именно сегодня? Наверное, потому что последняя их «просьба» была связана с самым дорогим, что у меня было, с моей дачей.
Дача досталась мне от бабушки с дедушкой. Это был не просто участок с домиком, это было место моего детства. Старый, но крепкий деревянный дом пах смолой и сушеными травами. Скрипучие половицы помнили мои первые шаги. Огромный яблоневый сад каждую весну превращался в бело-розовое облако. А за садом текла небольшая речка, где мы с дедушкой ловили рыбу. Каждое лето, проведенное там, было для меня сказкой. После их ухода я сохранила все, как было. Я приезжала туда не для работы на грядках, а чтобы дышать, вспоминать, чувствовать связь с теми, кого любила больше всех на свете. Для меня это было место силы, мое личное святилище.
Семья Сергея, узнав о существовании дачи, сразу же проявила к ней живой интерес. Тамара Павловна при первом же визите туда авторитетно заявила:
Сколько земли пропадает! Анечка, ты же не хозяйственная, тебе это все не нужно. А нам бы с Катей под огород в самый раз. Картошечка своя, огурчики, помидорчики…
Я тогда вежливо, но твердо ответила, что дача это место для отдыха, а не для аграрных подвигов. Она надула губы, но промолчала. Однако я чувствовала, что она не оставила эту идею. Они никогда не оставляют своих идей. Они просто ждут подходящего момента, чтобы нанести удар. Я тогда не придала этому большого значения. Как же я ошибалась.
Часы на стене тикали невыносимо громко, отсчитывая минуты моего одиночества и нарастающей тревоги. Десять вечера давно прошли. Одиннадцать. Полночь. Сергея все не было. Я пыталась читать, смотреть фильм, но мысли упорно возвращались к этому «семейному совету». Я представляла, как они сидят за большим столом в квартире свекрови. Тамара Павловна в центре, как королева. Рядом Катя, поддакивающая каждому ее слову. И мой Сергей, который опустил голову и слушает их планы. Их планы на мою жизнь. На мою дачу.
В памяти всплыл разговор, состоявшийся около месяца назад. Мы с Сергеем были на даче, я приводила в порядок бабушкины цветочные клумбы, а он ходил по участку с рулеткой.
Что ты делаешь? спросила я.
Да так, прикидываю, неопределенно ответил он. Мама говорила, тут можно было бы теплицу хорошую поставить. Катя давно мечтает. Чтобы у племянника свежие овощи были круглый год.
У племянника. Не у нашего будущего ребенка, о котором я так мечтала, а у ее сына.
Сережа, мы же это уже обсуждали. Я не хочу здесь никаких теплиц и грядок. Это место для души.
Ну что ты как собственница, Аня? он тогда впервые посмотрел на меня с каким-то холодным раздражением. Земля не должна пустовать. Это нерационально. Моя семья просто хочет помочь. Тебе же одной тяжело за всем этим следить.
Помочь? Это они называли помощью? Прийти на все готовое и начать устанавливать свои порядки? Я тогда промолчала, не желая раздувать ссору. Но эта фраза «что ты как собственница» занозой застряла у меня в сердце. Я и была собственницей. По закону и по праву памяти. Почему я должна была за это извиняться?
Телефон на столе завибрировал. Неизвестный номер. Я не хотела отвечать, но что-то заставило меня взять трубку.
Алло? тихо сказала я.
Анна? Здравствуйте. Это Виктор, риелтор. Вы вчера звонили по поводу участка в Сосновке. Я подготовил документы для объявления, как вы просили. Фотографии у меня есть с прошлого года, помните, вы обращались за оценкой? Они отличные. Вы уверены в своем решении? Участок прекрасный, с таким домом…
Да. Я была уверена. Последней каплей стал не этот «семейный совет». Последняя капля упала вчера. Я была в ванной, когда Сергей разговаривал по телефону на кухне. Он думал, что из-за шума воды я ничего не слышу. Но я услышала. Он говорил со своей матерью.
Мам, ну не кипятись ты. Я поговорю с Аней. Она сначала поломается, конечно, но потом согласится. Куда она денется? Она же меня любит, всё поймет. Да, и про беседку я помню. Разберем и продадим доски, как договаривались. Будут деньги Кате на новую кухню. Все будет хорошо, я все улажу.
В тот момент, стоя под струями горячей воды, я почувствовала ледяной холод. Куда она денется? Он не просто не мог им отказать. Он был с ними заодно. Он уже распоряжался моим имуществом, моей памятью, моей душой. Он уже продавал мою беседку, ту самую, которую строил мой дедушка. Ради новой кухни для Кати.
Я вышла из ванной, вытерла слезы и с холодным спокойствием нашла в телефоне номер риелторского агентства, в которое обращалась год назад просто из любопытства, чтобы узнать рыночную стоимость дачи. Тогда цифра показалась мне просто набором нулей. А вчера она стала символом моей свободы. Моего побега.
Я сидела в кресле и ждала. Тревога ушла, сменившись странным, звенящим спокойствием. Я больше не боялась. Я знала, что всё делаю правильно. Я представила, как они там, на своем совете, уже чертят на бумажке план моего участка. Вот здесь будут грядки Тамары Павловны с картошкой. Вот тут, где росли бабушкины пионы, Катя поставит свою теплицу. А вот тут, у реки, они организуют зону для шашлыков для всей своей большой и дружной семьи. Семьи, в которой мне не было места.
Я даже усмехнулась. Какие же они предсказуемые. Они думали, что я «поломаюсь и соглашусь». Они не учли одного. Я внучка своих бабушки и дедушки. А они никогда не сдавались и всегда учили меня ценить то, что принадлежит тебе по праву. И речь шла не о земле. Речь шла о достоинстве.
Ключ в замке повернулся около часа ночи. На этот раз медленно, почти виновато. Сергей вошел в комнату. В руках он держал коробку с тортом из моей любимой кондитерской. Классический прием. Сначала продать твою душу, а потом принести сладкую взятку. На его лице была напускная усталость, смешанная с решимостью. Он сел в кресло напротив.
Анечка, ты еще не спишь? его голос был мягким, вкрадчивым. Таким голосом уговаривают капризного ребенка. Прости, что так поздно. Разговор был долгий, серьезный.
Он поставил торт на столик между нами.
Вот, твой любимый «Прага».
Я молча смотрела на него. Я видела не своего мужа. Я видела чужого человека, посланника враждебного лагеря, который пришел объявить мне условия капитуляции.
Я слушаю, Сергей, мой голос был ровным и спокойным. Эта холодность, кажется, его немного смутила. Он ожидал увидеть обиду, слезы, истерику. Но не эту стальную стену.
Он кашлянул, собираясь с мыслями.
В общем, мы тут с мамой и Катей все обсудили. По поводу дачи. Мы понимаем, что тебе одной тяжело за таким большим участком следить. И мы придумали, как тебе помочь. Мы решили взять на себя заботу о земле.
Он говорил медленно, подбирая слова, которые, как ему казалось, должны были звучать убедительно и заботливо.
Мама возьмет себе дальнюю часть участка, там земля хорошая, под картошку и корнеплоды. Катя очень просит место под теплицу, недалеко от дома, там, где у тебя цветы… ну, эти, старые. Ей для сына, для здоровья. А мы с тобой оставим себе зону у дома и сад. Будем приезжать на шашлыки все вместе. По-семейному. Тебе не придется ни о чем беспокоиться, мы все сделаем сами. Инструменты завезем, всё вспашем. Тебе нужно просто… согласиться. Это же для общего блага.
Он закончил свою речь и посмотрел на меня с ожиданием. В его глазах читалась уверенность в успехе. Он ведь всё «уладил». Он принес мне готовое решение, такое «разумное» и «логичное». Мне оставалось только кивнуть и поблагодарить за заботу. Он ждал, что я сейчас заплачу от счастья, что с моих плеч сняли такую тяжесть.
Я медленно наклонила голову, словно внимательно обдумывая его предложение. На моих губах появилась легкая улыбка. Сергей тоже улыбнулся в ответ, расслабившись. Победа была так близка.
А потом я подняла на него глаза и сказала, четко выговаривая каждое слово. Мой голос звучал весело, почти радостно.
Ого, твоя родня уже мою дачу под грядки поделила? Прекрасно! А я как раз вчера выставила её на продажу.
Улыбка замерла на его лице. Он смотрел на меня, не понимая. Его мозг отказывался обрабатывать информацию.
Что? переспросил он шепотом.
Говорю, дача продается. Объявление уже на сайте. Вчера утром позвонила риелтору. Так что твоей маме придется искать другое поле для картошки.
Тишина в комнате стала оглушительной. Было слышно лишь, как тикают часы на стене. Лицо Сергея медленно меняло цвет от растерянности к багровой ярости.
Ты… ты не могла! наконец выдавил он. Ты не имела права! Без моего согласия!
Почему же? я всё так же улыбалась. Дача досталась мне в наследство от бабушки. Я единственный собственник. Твоего согласия, Сережа, для этого не требуется. Оно требуется для того, чтобы быть семьей. А тут, кажется, у нас возникли разногласия.
Коробка с тортом соскользнула с его коленей и глухо ударилась о ковер. Предательство. Это слово не было произнесено, но оно повисло в воздухе. Только предателем в этой комнате был не я.
Его ярость была похожа на вспышку. Он вскочил, начал ходить по комнате, размахивая руками.
Ты сделала это мне назло! Назло моей семье! Ты всегда их ненавидела!
Я не ненавидела их, Сережа. Я просто хотела, чтобы они уважали меня и мои границы. А ты должен был мне в этом помочь, а не действовать у меня за спиной, ответила я спокойно.
В этот момент зазвонил его телефон. На экране высветилось «Мама». Он судорожно схватил аппарат.
Да, мам… Нет, я еще не поговорил… То есть поговорил. Тут… тут осложнения.
Он отошел в угол комнаты, говоря в трубку сдавленным шепотом. Я слышала обрывки фраз: «Она продает… Да, продает… Я не знаю, что делать… Подожди, не кричи».
Не успел он закончить этот разговор, как телефон зазвонил снова. Катя. Его лицо исказилось. Он сбросил вызов, но сестра тут же начала писать ему сообщения. Телефон завибрировал без остановки.
Ты хоть понимаешь, что ты наделала?! закричал он на меня, бросив телефон на диван. Я же им обещал! Я обещал им, что всё устрою! Я Кате обещал, что мы беседку старую разберем, доски продадим! У меня уже и покупатель был!
Он замолчал, поняв, что сболтнул лишнего. Он сам, своими словами, подтвердил все мои худшие подозрения. Он не просто соглашался с ними, он был инициатором. Продавал мою беседку, сделанную руками моего деда.
Вот как, тихо сказала я. Значит, уже и покупатель был. Ты не просто хотел отдать им землю. Ты хотел разобрать мой дом по кусочкам и распродать.
Он молчал, глядя в пол. Вся его напускная уверенность испарилась. Остался только маленький, испуганный мальчик, которого поймали на вранье.
Уходи, Сережа, сказала я. Голос не дрогнул. Поезжай к маме. Вам теперь точно есть что обсудить на вашем семейном совете.
Он поднял на меня глаза, полные обиды и непонимания. Словно это я была виновата во всем. Он молча оделся и ушел, даже не хлопнув дверью.
Когда за ним закрылась дверь, я впервые за весь вечер позволила себе выдохнуть. Я подошла к окну. Снег повалил сильнее, густыми белыми хлопьями укрывая город. В квартире было тихо. И эта тишина больше не казалась пустой и гнетущей. Она была… очищающей.
Утром мне позвонил риелтор.
Анна, добрый день! У меня для вас новости. Появились покупатели. Молодая семья с двумя детьми. Они просто влюбились в ваш дом. Сказали, что давно искали именно такое место. Хотят сохранить старый сад и отреставрировать дом, ничего не меняя. Готовы внести задаток хоть сегодня.
Я слушала его и улыбалась сквозь слезы. Моя дача, мое место силы, не превратится в картофельное поле. Она достанется тем, кто увидит в ней то же, что и я. Душу.
Я больше не ждала звонка от Сергея. Мне было все равно, что они там решат на своих бесконечных советах. Я знала одно: моя жизнь с ним закончилась в тот момент, когда я услышала фразу «куда она денется?». Я денусь. Я уже делась. Туда, где меня уважают. Туда, где моя любовь не является поводом для манипуляций. Я чувствовала не боль, а огромное, всепоглощающее облегчение. Будто я много лет несла на плечах тяжелый мешок с камнями и наконец-то сбросила его. Будущее было туманным и неопределенным, но впервые за долгое время оно было только моим.