Последние слова
Андрей лежал в больничной палате. Капельница, мониторы, запах лекарств. Врачи сказали — неделя, может, две. Рак лёгких, четвёртая стадия.
Я сидела рядом, держала его за руку. Тридцать пять лет вместе. Всю жизнь.
— Вера, мне нужно кое-что сказать.
Голос хриплый, слабый.
— Не надо, Андрюш. Отдыхай.
— Нет. Надо. Пока могу говорить.
Он повернул голову ко мне. Глаза ввалились, лицо серое.
— Лена... это не дочь моей сестры.
Я не поняла сначала.
— Что?
— Лена. Я тебе соврал двадцать семь лет назад. У меня не было никакой младшей сестры, которая умерла при родах.
У меня внутри всё оборвалось.
— Андрей, о чём ты?
— У меня была... была связь. С другой женщиной. Она забеременела. Умерла при родах. Ребёнок остался. Я тебе сказал, что это дочь моей сестры. Ты поверила. Мы взяли её.
Я выдернула руку из его ладони.
— Ты... ты врёшь.
— Не вру. Прости меня. Я не мог иначе. Ты бы не взяла дочь моей любовницы. А ребёнка надо было куда-то деть.
Я встала. Пошла к окну. Ноги не держали.
Лена. Наша дочь. Которой двадцать семь лет. Которую я растила с пелёнок. Кормила, пеленала, в школу водила, на выпускной платье покупала.
Дочь его любовницы.
— Когда это было? — спросила я, не оборачиваясь.
— Давно. Тридцать лет назад. Мы с ней года два встречались. Потом она забеременела. Я хотел бросить, но она умерла при родах. Осложнения были. Ребёнка некуда было деть. Её родители отказались. Я придумал историю про сестру.
Я оперлась лбом о холодное стекло.
Двадцать семь лет. Вся жизнь — ложь.
Как это было
Двадцать семь лет назад мы с Андреем пять лет пытались завести ребёнка. Я по врачам ходила, лечилась, процедуры делала. Ничего не помогало. Бесплодие.
Андрей говорил: «Ничего, Вер. Усыновим».
Потом он пришёл домой и сказал:
— Вера, у меня младшая сестра умерла. При родах. Помнишь, я тебе про неё рассказывал?
Я не помнила. Но он говорил так уверенно, что я поверила. Мало ли, может, упоминал когда-то, я забыла.
— Ребёнок остался. Девочка. Месяц ей. Родители отказались её брать. Старые, больные. Отдадут в детдом.
Он посмотрел на меня.
— Давай возьмём. Она же родная. Моя племянница.
Я тогда согласилась. Мы не могли своих, а тут — родная кровь. Племянница.
Через неделю Андрей привёз младенца. Крохотная девочка, завёрнутая в одеяло. Документы были в порядке — свидетельство о рождении, где мы записаны родителями. Андрей говорил, что всё через знакомых оформил.
Я взяла её на руки. Она такая маленькая, тёплая. Заплакала. Я её укачала, дала бутылочку.
Назвали Леной.
Я её растила как свою. Вставала ночами, меняла подгузники, лечила, когда болела. Водила в садик, потом в школу. На танцы записала, на английский. Шила ей платья, пекла торты на дни рождения.
Она меня мамой называла. Обнимала, целовала. Рассказывала про мальчиков, про подружек. Я ей советы давала, поддерживала.
Думала — моя дочь. Пусть не родная по крови, но все же семья.
А она — дочь его любовницы.
Я вернулась к кровати.
— Как её звали? Ту женщину.
— Зачем тебе?
— Хочу знать. Кто мать моей дочери.
— Наташа. Наташа Кравцова. Работала в нашей конторе. Бухгалтером.
Я представила эту Наташу. Тридцать два года. Молодая. Красивая, наверное. Андрей в неё влюбился. Изменял мне два года.
А я в это время по больницам бегала. Пыталась забеременеть. Плакала, когда тесты отрицательные были.
— Ты мерзавец, — сказала я тихо.
— Знаю.
Я взяла сумку.
— Больше я сюда не приду.
— Вера, подожди...
Не дослушала. Вышла из палаты.
Разговор с дочерью
Через три дня Андрей умер. Я на похоронах была. Стояла в стороне, не плакала.
Лена рыдала. Обнимала гроб, целовала его руку. «Папа, папа, не уходи».
Мне было больно на неё смотреть.
После похорон мы вернулись домой. Лена заварила чай, села напротив.
— Мам, нам нужно поговорить.
— О чём?
— Перед смертью папа мне кое-что сказал. Про меня.
Значит, и ей успел рассказать.
— Значит, ты мне не мать?
Я вздрогнула.
— Я тебя растила двадцать семь лет.
— Но ты мне не родная. По крови.
— А кровь — это всё?
Лена помолчала.
— Не знаю. Но я хочу знать правду. Кто моя настоящая мать. Откуда я. У меня есть право. У неё были родители? Родственники?
— Не знаю. Андрей говорил, что они от тебя отказались.
— Может, он опять соврал.
Я не нашлась что ответить.
Она схватила сумку, ушла. Хлопнула дверь.
Правда о прошлом
Лена уехала к подруге. Неделю не звонила. Потом прислала сообщение: «Нашла бабушку. Маму Наташи. Она живёт в Туле. Еду к ней».
Я не ответила.
Ещё через неделю Лена вернулась. Зашла, бросила сумку в коридоре. Села на кухне.
— Я всё узнала.
— И что?
— Бабушка сказала, что не отказывалась от меня. Папа ей соврал. Сказал, что я умерла вместе с мамой. Она двадцать семь лет думала, что у неё нет внучки. А я жива.
Я молчала.
— Она плакала. Обнимала меня. Говорила, как я похожа на маму. Показывала фотографии.
Лена достала телефон, показала фото. Молодая женщина, тёмные волосы, светлые глаза. Похожа на Лену.
— Это моя мама. Настоящая. И у меня есть бабушка. Она хочет, чтобы я к ней переехала.
Я подняла голову.
— Переехала? В Тулу?
— Да. Она одна. Мы с ней родные. Мне хочется узнать про маму, про её семью. Про себя.
Отношения матери и дочери рвутся, когда одна ищет кровь, а другая помнит годы.
— А как же я? — спросила я тихо.
— Ты мне не мать.
— Я тебя вырастила.
— Я уезжаю в Тулу. Через неделю. Хочу жить с бабушкой. Узнать свою настоящую семью.
— Лена, подожди...
— Спасибо, что растила меня. Правда, спасибо. Но ты мне не мать. Извини.
Она ушла в свою комнату. Закрыла дверь.
Конфликт поколений
Через неделю Лена уехала. Забрала вещи, обнялась со мной на прощание. Коротко, формально.
— Буду звонить, — сказала.
Не звонила.
Прошёл месяц. Два. Три.
Я сидела одна в квартире. Убирала Ленину комнату, стирала её вещи, которые она оставила. Смотрела фотографии — Лена маленькая, в садике, в школе, на выпускном. Думала: двадцать семь лет. Я её растила, любила. А она говорит — ты мне не мать.
Конфликт поколений — это когда молодые ищут корни, а старшие помнят заботу. И никто никого не слышит.
Лена позвонила через полгода.
— Привет. Как ты?
— Нормально. А ты?
— Хорошо. Устроилась на работу тут, в Туле. С бабушкой живу. Она много рассказывает про маму.
— Рада за тебя.
Пауза.
— Ты злишься на меня?
— Нет. Просто мне больно.
— Мне тоже. Но мне нужно было узнать правду. Понять, кто я.
— Ты Лена. Моя дочь.
— Я дочь Наташи. А ты та, кто меня растила. Это разные вещи.
Я промолчала.
— Я не хочу ссориться, — сказала Лена. — Просто... нам нужно время. Мне нужно разобраться.
— Сколько времени?
— Не знаю. Может, год. Может, больше.
— Хорошо.
Повесила трубку.
Женщины в зрелом возрасте часто остаются одни. Дети уходят искать себя. И не всегда возвращаются.
Сейчас я живу одна. Лена звонит раз в два месяца. Спрашивает, как дела. Я отвечаю — нормально. Она рассказывает про работу, про бабушку. Я слушаю.
На прошлой неделе она сказала:
— Я выхожу замуж. В июне. Приедешь?
— Конечно.
— Спасибо. Только... бабушка будет со мной рядом. Она моя семья.
— Понимаю.
Положила трубку. Села у окна. Смотрела на улицу.
Двадцать семь лет я была её матерью. Растила, любила, отдавала всё.
А теперь я просто гость на её свадьбе.
Андрей соврал мне. Лена выбрала кровь. Я осталась одна.
Может, так и должно было быть. Может, чужие дети никогда не станут своими. Сколько ни люби, сколько ни отдавай.
Кровь сильнее. Всегда.
Сталкивались с семейными тайнами, которые меняли всё? Как находили силы принять правду? Расскажите в комментариях — возможно, ваша история поможет кому-то пережить свою боль.
Если вам понравилось — ставьте лайк и поделитесь в соцсетях с помощью стрелки. С уважением, @Алекс Котов.