1946 год.
Лида вот уж несколько лет как завидует своей двоюродной сестре. Всё у неё есть, всё то, что Лида сама хотела бы иметь...
Деревня в Восточной Сибири вот уж год жила своей размеренной жизнью, восстанавливаясь после тяжелых и голодных лет Великой Отечественной войны.
Вот и в доме Свиридовых всё чаще слышался смех, у людей были поводы для радости, да счастливых дней становилось всё больше и больше.
И самой счастливой, казалось, была Наденька Свиридова - женщина, которой на днях двадцать семь лет справили. Ее муж, Прохор, вернулся с войны живым и здоровым. Медали на его груди сияли ярче солнца, а в глазах его горел огонь победителя.
Не успев вернуться домой, он тут же отправился работать в колхоз, спеша как можно больше внести посильного вклада в будущий урожай и покончить с голодом.
Он стал бригадиром в колхозе, день и ночь на полях пропадал вместе с людьми, которые не разгибая спин трудились. Усилия не прошли даром - амбар пополнился, погреба тоже пустыми не были.
Конечно, не только заслуга Прохора была в этом, но и всех жителей села, вернее, в основном женщин, потому что многих мужчин выкосила война. Но всё же нет-нет, да играла гармонь во дворах, встречая чьего-то друга, брата, мужа или сына, запоздало вернувшегося с войны.
Надя и правда чувствовала себя счастливой - в доме есть еда, мать жива-здорова, муж вернулся. Алёшка, сын, которого она родила в 1940 году, подрастал. А теперь она и второго ребенка ждет. Чего грустить? Вся печаль осталась в прошлом.
Но не всем в деревне жилось так же хорошо. Лида, двоюродная сестра Нади, ютилась в старой избе с матерью и невесткой покойного брата. Муж ее, Александр, был арестован еще до войны и сгинул в лагерях. Детей у них не было, а имущество конфисковали. Лида, отчисленная из колхоза после приговора мужу, перебивалась случайными заработками, и только мать ее, Аглая, гнула спину на колхозных полях. Её не коснулся арест зятя.
- Вот ведь, Надька, повезло ей, – вздыхала Аглая, глядя на крепкий дом племянницы, на крыше которого сидел Прохор и прибивал доску. – А с мужиком-то как ей повезло: и с войны вернулся, и бригадиром стал. И только мы тут как мотыльки на ветру. Сегодня есть, а завтра зачахнем.
Лида молчала, слушая мать, но в глубине ее души плескалась горькая зависть. Она видела, как Прохор нежно обнимает Надю, как балует Алёшку. И чем больше видела, тем сильнее сжималось сердце. Почему? Почему у неё не так? За что судьба с ней так безжалостна?
Она вспомнила, как в день свадьбы Нади приехали за её мужем Сашей. Как она слушала приговор, готовая рухнуть в обморок. Как ребенка она потеряла в тот же день, когда её исключили из колхоза и забрали дом в счет, как говорил председатель "моральных издержек".
Как же ненавидела в тот день Лида своего мужа за то, что он украл двух поросят на ферме и отвез их в город. Из-за двух пятаков жизнь их семейную под откос пустил и свою загубил.
А тут Надя... И с мужем счастлива, и ребенка родила, и Прохор с войны пришел, а теперь и второго ждут.
- Чего задумалась? - услышала она голос Аглаи.
- Ничего, мама, - потом повернулась к ней и произнесла: - Это же хорошо, что у Нади такой муж, что она счастлива. Пойдем домой...
Они пошли к дому и вдруг Аглая, зайдя во двор, тихо сказала:
- Тебе бы такого мужа, как Прошка. Ах, как бы я хотела видеть тебя его женой. Всё Надьке и её матери всю жизнь легко доставалось. А у нас... Что меня жизнь по голове била, что тебя. И нищета, и потеря твоего отца, арест Саши, твой выкидыш и конфискация вашего дома. А потом еще и Егорушку на войне сгубили. А этим хоть бы что - словно ромашки в поле цветут.
- А ведь мать дело говорит, - Настя, жена покойного брата Лиды сидела на крыльце и штопала рубашку шестилетнего сынишки. - Коли счастливой быть хочешь, так борись за свое счастье.
- Вы ополоумели, что ли? - округлила глаза Лида. - О каком счастье вы твердите? Вы предлагаете мне мужа у сестры увести?
- Тоже мне, сестра. Не такая уж она тебе и кровная - мой брат на Дарье женился, когда та овдовела и Надька у неё двухлетней была. Так что не родня она нам. А чего печься о посторонних?
- Может, по крови и не родня, - вспылила Лида. - Да вот только росли мы вместе и друг друга всегда сестрами двоюродными считали.
- Ну выходи тогда замуж за Игната, с которым путаешься, - прошептала Настя, когда Аглая ушла в дом. - Будешь трех его ребятишек нянчить. Вот тебе сразу куча детей.
- Еще чего! И не подумаю на себя такой груз взвалить. А ты тихо, как бы мать не услышала.
- Ну тогда и оставайся одна. Можно подумать мы прям сейчас завидные невесты и мужики вдоль забора выстроились, - фыркнула Настя. - Бабий век короток, а уж сейчас, когда мужиков по пальцам посчитать можно, нам о женском счастье только мечтать остается. У меня хоть Васька есть, он вырастет, жену приведет, детишек родит. А у тебя никого... Так и будешь на чужих детей смотреть.
Каждое слово, сказанное невесткой, резало будто ножом, но понимала Лида, что какими бы не были горькими и суровыми слова Насти, но в них была истина.
- Пойдем-ка в дом, покумекаем, - велела Лида.
***
- Прохор, милый, – позвала Аглая, когда увидела его идущего мимо. – Не поможешь ли старухе? Забор наш совсем уж плох стал, да еще и корова его сшибла. Ты же у нас мастер на все руки...
- Ну какая вы старуха? - улыбнулся он тёте жены. - Только устал я шибко...
- Там немного работы, забеги, как будет выходной день.
Прохор, не привыкший отказывать, согласился. Вот только в выходной день он с Надюшей на ярмарку собрался, чтобы мясо поросенка продать, да ткань на пеленки купить, ведь через два месяца еще один ребенок появится.
- Я сегодня после работы зайду, - кивнул он.
Хотя уже жутко устал - третий день в поле от зари до темна, порой еще до рассвета выходил из дома и возвращался, когда полная луна освещала село. Работы было невпроворот, но и выходной тратить на помощь он не собирался. Вот сегодня вроде раньше освободиться должен.
Он и правда освободился пораньше, только шесть вечера было, как он уже возвращался домой, перед этим отпустив всю бригаду на выходной.
Работа с забором оказалась нелегкой - штакетки трухляывае, гвозди гнутые и ржавые.
Хоть и вечер был, но солнце палило нещадно, а Аглая, будто невзначай, то и дело подносила ему кружку с самогоном.
- Пей, Прохор, пей. Чай, устал шибко, а это устаток снимает. Надька, небось, по стакану в праздник выдает? – приговаривала она, подливая ему снова и снова.
Прохор, уставший и разморенный, не заметил, как выпил лишнего, как будто и правда это помогало снять усталось. А когда работа была закончена, он присел на траву отдохнуть, да разморило его еще сильнее с устатку.
- Пойду-ка я домой, - заплетающимся языком произнес он, когда почувствовал, что еще несколько минут и он уснет.
- Пойдем ко мне в дом, Проша. Полежи, отдохни, – предложила Аглая, уводя его в дом. – Ты совсем выбился из сил.
- Надя волноваться будет, - ответил он, хотя больше всего на свете ему хотелось уронить голову на подушку. Столько дней работы, столько недосыпа, а тут еще жара и самогон... Да и домой идти через всё село.
- Нечего шататься по селу, да людей с толку сбивать. Завтра будут говорить, что видали бригадира пьяным, - Аглая не унималась. - Ты ляг в дальней комнате, а я Настю или Лиду пошлю к Надюхе, чтобы она знала, что ты у меня ночуешь.
Он кивнул и послушно пошел в дом за теткой жены. В самом деле, сил становилось всё меньше и меньше. Аглая уложила Прохора на кровать своей дочери, а затем поспешила за ней.
Лида, увидев Прохора, лежащего на кровати, почувствовала, как сердце ее забилось быстрее. Она надела ночную рубашку и легла рядом. Аглая же, хитро улыбнувшись, вышла из комнаты.