— Ты меня достала, Лен. Честное слово, достала, — сказал Игорь, даже не поднимая глаз от телефона.
Я стояла в дверях кухни с пакетами из магазина.
В правой руке — хлеб, в левой — его любимый сыр. Тот самый, за которым ездила на другой конец района, потому что в нашем магазине у дома его не было.
Он сидел на диване в той же одежде, что и утром. Телевизор работал, но он смотрел в экран телефона.
Три чашки на столике — значит, весь день провёл именно так.
— Понятно, — я поставила пакеты на столешницу.
— Не начинай, ладно? Просто не начинай.
Я и не собиралась. Молча достала продукты, убрала их по местам. Хлеб в хлебницу, сыр в холодильник. Прошла в спальню. Села на край кровати.
За окном сумерки. Октябрь, половина шестого, а уже темнеет.
Я посмотрела на свои руки. Обычные руки пятидесятилетней женщины. Без колец — сняла недавно, пальцы отекают к вечеру.
«Достала».
Странно. Я ожидала, что это слово заденет. Обидит. Разозлит.
А оно просто легло сверху, как последний слой на что-то, что копилось давно.
Я встала. Открыла шкаф. Руки дрожали — я не сразу заметила. Потом посмотрела на пальцы. Мелкая дрожь. Тело поняло раньше головы.
Когда это началось? Месяца три назад? Или раньше?
«Опять ты со своими вопросами».
«Дай посидеть спокойно».
«Не видишь, я устал».
Я доставала вещи из шкафа медленно, по одной. Джинсы. Свитер. Бельё.
Сумка дорожная стояла на антресоли — я достала её, смахнула пыль.
Шестнадцать лет назад мы купили эту сумку вместе.
Ездили за город, на дачу к его родителям. Дочке тогда был годик. Она кричала всю дорогу, а мы смеялись — молодые, уверенные, что справимся со всем.
Справились. Даша выросла. Уехала учиться в другой город. И вдруг оказалось — нам не о чём говорить.
Я сложила вещи в сумку. Косметичку. Документы из ящика тумбочки. Зарядку для телефона.
Пауза.
Что ещё?
Крем для рук. Фотографию дочки. Книгу с закладкой на середине — так и не дочитала.
— Ты чего делаешь? — Игорь стоял в дверях спальни.
— Собираюсь.
— Куда?
— К Марине. Переночую.
Он прислонился к косяку. Посмотрел на сумку, потом на меня.
Футболка на нём серая, выцветшая. Когда-то на груди была надпись, теперь остались только бледные следы букв.
— Лен, ну не надо. Я просто устал. У меня день был…
— Я знаю. У тебя всегда тяжёлые дни.
— Что это значит?
— То и... значит то.
Я застегнула сумку. Прошла мимо него в прихожую. Надела куртку, взяла ключи.
Сердце стучало где-то в горле. Дышать было трудно. Но я продолжала двигаться — шаг за шагом, как будто со стороны смотрела на себя.
— Лена, подожди. Ну куда ты пойдёшь?
— Сказала же. К Марине.
— А завтра?
Я обернулась. Посмотрела на него. Волосы спутанные, щетина трёхдневная, тёмные круги под глазами.
— Завтра не знаю.
— Это что, демонстрация обиды?
— Нет. Это то, что ты хотел. Я больше не буду тебя доставать.
Я вышла. Закрыла за собой дверь тихо, без хлопка.
Лифт долго ехал вниз. На улице похолодало — забыла шарф, но возвращаться не стала.
Умная колонка в телефоне объявила погоду:
«Завтра плюс три, возможен дождь».
На улице группа подростков промчалась на электросамокатах — один чуть не сбил меня. Извинился на ходу.
Обычный октябрьский вечер. Город живёт своей жизнью. А у меня внутри всё остановилось.
Вечером я позвонила дочери.
Говорили долго. Почти час.
Объяснила. Как могла. Не очерняя отца. Не оправдываясь перед ней.
Даша молчала. Потом спросила:
— А папа что говорит?
— Хочет, чтобы я вернулась.
— А ты?
— Не хочу.
— Почему?
Я подумала. Как объяснить?
Как сказать дочери, что её родители больше не могут быть вместе?
Что любовь закончилась? Что осталась только привычка и раздражение?
— Даш, иногда люди... устают друг от друга. Не специально. Просто так получается. И тогда лучше разойтись. Чем жить рядом и мучиться.
— Вы мучились?
— Последние месяцы — да.
Пауза.
— Понятно, — голос дрожал.
— Солнышко, это не твоя вина. И не твоя проблема. Мы оба любим тебя. Это не изменится.
— Я знаю.
— И я не бросаю отца. Я просто... ухожу туда, где мне лучше.
— Хорошо, мам. Я поняла.
Мы попрощались. Я положила трубку. Посмотрела в окно.
За стеклом темнота.
Фонари на улице. Машины едут куда-то. Люди спешат по своим делам.
Где-то в другом конце города муж сидит в квартире и не верит, что всё серьёзно. Дочь в общежитии пытается понять, что случилось с её семьёй.
А я сижу на чужом диване и думаю — а ведь всё только начинается.
В пятьдесят лет.
После шестнадцати лет брака.
После фразы «ты меня достала».
Странно. Но это правда.
Через неделю я нашла комнату.
Небольшую. В квартире с ещё двумя жильцами — пожилой женщиной и студенткой.
Двенадцать тысяч в месяц. Окно на север. Мебель старая.
Пришла рано утром в бывшую квартиру, отдала ключи. Перевезла вещи. Разложила их в шкафу. Повесила фотографию с дочкой на стену. Поставила цветок на подоконник — купила по дороге, обычную герань.
Марина помогала. Притащила чайник. Посуду. Плед.
— Как тебе?
— Нормально.
— Правда?
Я посмотрелась в маленькое зеркало на стене. Моё лицо. Мои глаза. Моя жизнь.
— Да. Правда.
Игорь звонил ещё несколько раз. Я брала трубку. Мы говорили коротко.
Он спрашивал — когда вернёшься. Я отвечала — не вернусь.
Потом он перестал звонить.
Дочь приезжала на выходные. Увидела комнату. Посмотрела на цветок. На старую мебель. На меня.
— Мам, ты уверена?
— Да.
— Но это же... — она обвела рукой пространство. — Это же не дом.
— Дом — это не место. Дом — это где тебе хорошо.
Она подумала. Кивнула.
— Понятно.
Мы пили чай на маленькой кухне. Разговаривали. О её учёбе. О подругах. О планах.
Первый раз за долгое время — просто разговаривали. Без спешки. Без оглядки на то, что отец в соседней комнате молчит и смотрит в телефон.
— Мам, а тебе не одиноко? — спросила Даша перед уходом.
— Нет.
Знаешь, я думала, что будет одиноко. А мне... спокойно.
— Это хорошо?
— Да. Это очень хорошо.
Прошёл месяц. Потом второй.
Я устроилась на дополнительную работу — удалённую, через интернет. Редактура текстов. Немного, но хватает на комнату и еду.
Марина приходила раз в неделю. Мы пили чай. Разговаривали. Она рассказывала о своей жизни. Я — о своей.
— Не жалеешь? — спросила она однажды.
— О чём?
— Что ушла.
Я посмотрела в окно.
За стеклом ноябрь. Серое небо. Голые деревья.
— Нет. Жалею только об одном — что не ушла раньше.
— Почему не ушла?
— Боялась. Думала — куда пойду? Что буду делать? Кому я нужна в пятьдесят?
— И?
— А потом поняла. Вопрос не в том, кому я нужна. Вопрос в том, нужна ли я себе.
Марина улыбнулась.
— Умница.
Я улыбнулась в ответ.
Дочь звонила каждую неделю. Спрашивала, как дела. Я рассказывала. О работе. О соседках. О том, что купила новый свитер.
Первый раз за три года — купила себе что-то просто так, потому что понравилось.
— А как папа? — спрашивала она.
— Не знаю. Мы не общаемся.
— Ему тяжело.
— Знаю.
— Может, позвонишь?
— Нет, Даш. Не позвоню.
Пауза.
— Ладно.
Игорь через два месяца перестал звонить совсем.
Даша сказала, что он встречается с кем-то. Коллега по работе. Года на три младше меня.
— Ты расстроилась? — спросила дочь.
— Нет.
— Правда?
— Правда. Я рада за него. Пусть будет счастлив.
И это была правда. Никакой обиды. Никакой боли. Просто спокойствие.
Сегодня декабрь. Первый снег за окном.
Я сижу у себя в комнате. Пью чай. Дочитываю книгу — ту самую, что взяла тогда, когда уходила.
На столе телефон. Молчит. Никто не звонит. Никто не пишет. Никому я не нужна прямо сейчас.
И знаете что?
Мне хорошо.
Я не одинока. Я свободна.
Я не брошена. Я выбрала.
Я не потеряла семью. Я обрела себя.
Завтра пойду гулять. В парк. Одна. Или с Мариной. Или со старушкой-соседкой, которая просит составить ей компанию.
Послезавтра позвоню дочери. Узнаю, как дела. Может, приеду к ней в гости.
А через неделю — посмотрю объявления. Может, найду квартиру побольше. Или останусь здесь.
Не знаю ещё.
И это нормально — не знать.
Потому что впервые за шестнадцать лет моя жизнь — это мой выбор.
Не компромисс. Не уступка. Не попытка не доставать.
Просто моя жизнь.
Которая началась с фразы «ты меня достала».
И продолжается фразой «я больше не буду».
Я допила чай. Поставила кружку на стол. Взяла телефон.
Написала Марине: «Спасибо за всё.»
Ответ пришёл через минуту: «За что спасибо? Ты сама всё сделала.»
Я улыбнулась.
Да.
Я сама.
В пятьдесят лет.
После шестнадцати лет брака.
После фразы «ты меня достала».
Я сама выбрала себя.
И это лучшее, что я могла сделать.
Подпишись, чтобы не пропускать истории, где тишина громче слов. А уход — победа.
А как ты бы отреагировала на фразу «Ты меня достала»?