— Ты опять начнешь? — голос Маргариты звучал глухо, почти шепотом, но в нем было больше металла, чем в резких словах. — Алексей, ты понимаешь, что это уже невозможно?
— Чего именно невозможно? — муж бросил чашку в раковину так, что она звякнула о тарелки. — Я не понимаю, о чём ты все время толкуешь.
— О твоей матери и её праздниках.
— Ну и что с ними? Люди живут, хотят отмечать, радоваться... Ты что, против радости?
— Я против того, что радость для них — это моя каторга.
Эти слова повисли в кухне, как запах пережаренного масла. Алексей отвернулся к окну, где мелькали редкие снежинки, и промолчал. В этом молчании было не согласие и не протест — скорее, усталость. Но Маргарита знала: он всё равно встанет на сторону матери. Он всегда вставал.
Она вспоминала, как всё начиналось. Сначала это было мило — семейное тепло, общие посиделки. "Своя семья", — радовалась она тогда, когда люди вокруг за большим столом казались близкими, чуть ли не родными. Ей хотелось влиться, понравиться, быть «своей». Готовила ночами, бегала по магазинам с тяжелыми сумками, улыбалась чужим людям, которые потом с благодарным видом похлопывали её по плечу.
Но все это «своей» оказалось с оговоркой: до тех пор, пока она удобна.
И теперь Маргарита стояла напротив мужа, и в её глазах застывшей ртутью блестел тот самый главный вопрос, который ещё не был задан вслух: «Алексей, а я у тебя вообще кто?»
— Рит, — заговорил он наконец мягче, — ну что ты так разгорячилась? Маме шестьдесят скоро. Ей, может, эти праздники — единственное развлечение. Ты знаешь её жизнь: работа, дом, телевизор. Она ж не гуляет где-то, не кутит. Только гости, только семья.
— А мне тридцать два. И что, вся моя жизнь должна сводиться к тому, чтобы кормить твою семью? — Маргарита резко оттолкнула со стола список блюд, который оставила свекровь. Листок, как белая птица, соскользнул на пол и медленно закрутился у ножки стула.
Алексей посмотрел на бумагу и нахмурился.
— Не перегибай. Никто не заставляет тебя...
— Никто? — Маргарита подняла брови. — Это твое «никто» приходит с готовым меню и с выражением лица, будто я ей обязана.
Она вспомнила последний разговор. Светлана Викторовна сидела в её кухне, уверенно положив локти на стол, и диктовала: «Значит, сделай селёдку, мясо я куплю сама, но ты замаринуй, у тебя вкусно получается. И фруктов побольше. Нарежь красиво, как ты умеешь». Всё это говорилось тоном начальницы, которая раздает указания секретарше. Только вот секретарше за это хотя бы платят.
Маргарита тогда молча кивала, но внутри у неё уже что-то ломалось.
И вот теперь это ломкое вырвалось наружу.
— Алексей, ты сам хоть раз подумал, сколько всё это стоит? Сколько сил, сколько денег? Или ты думаешь, что у меня зарплата в сто тысяч, и я с радостью трачу половину на чужие торжества?
— Да ну тебя... — отмахнулся муж. — Раздула проблему.
— Нет, Леша. Это не я раздула. Это твоя мать считает, что мой дом — это её банкетный зал.
В этот момент в дверь позвонили. Оба замолчали. Звонок был длинным, уверенным. Маргарита сразу поняла: это она.
И действительно, в прихожей появилась фигура в светлом пальто, с аккуратной прической и вечным запахом недорогих духов. Светлана Викторовна вошла так, словно это был её дом.
— Здравствуйте, детки, — сказала она звонко, снимая перчатки. — А я вот зашла на минуточку. Надо обсудить детали воскресенья.
Алексей оживился, пошёл помогать матери снять пальто. Маргарита же осталась стоять у плиты, держась за ручку сковороды так, будто это было оружие.
— Какие ещё детали? — спросила она сухо.
— Ну как какие? — удивилась свекровь. — У меня юбилей, надо же всё заранее продумать.
— У вас юбилей, — подчеркнула Маргарита. — Но у меня в квартире праздника не будет.
Эти слова прозвучали тихо, но в них было что-то, от чего даже Алексей вздрогнул.
Светлана Викторовна медленно повернула голову к невестке. Лицо её будто застыло, глаза сузились.
— Это что ещё за новости? — холодно произнесла она.
— Новость простая. Я больше не собираюсь устраивать застолья здесь.
— А где же? — голос свекрови стал визгливым. — Ты что, предлагаешь мне вести людей в мою клетушку? Да ты с ума сошла!
— Это не моя забота, — отрезала Маргарита.
— Неблагодарная! — взорвалась Светлана Викторовна. — Я думала, у сына жена — хозяйка, а у него жена — жадина!
Алексей дернулся, хотел вмешаться, но Маргарита подняла руку.
— Жадина? Это за то, что я два года тянула ваши праздники на себе? За то, что тратила деньги, силы, время?
— Никто тебя не заставлял! — выкрикнула свекровь.
— Ага, конечно. Просто вы приходили и «просили». И если бы я отказала, я бы сразу стала врагом. Вот как сейчас.
Светлана Викторовна побагровела, схватила сумку и направилась к двери.
— Алексей! — обернулась она. — Разберись со своей женой. Иначе я сама разберусь!
Дверь хлопнула. Тишина накрыла квартиру.
Алексей медленно повернулся к Маргарите. Его лицо было белым, губы сжаты.
— Ты понимаешь, что ты сделала? — спросил он.
— Да, — спокойно ответила она. — Я впервые сказала правду.
— Это война.
— Пусть будет война. Я устала от этой игры.
И Маргарита впервые за долгое время почувствовала странное облегчение — как будто сбросила с плеч тяжелый мешок. Но вместе с облегчением пришел и страх: что будет дальше?
Маргарита проснулась раньше обычного — от тишины. Алексей уже ушёл на работу, в квартире стояла неподвижная утренняя серость. На кухне остывал чайник, оставленный мужем.
Она сидела у окна, пила чай без сахара и смотрела во двор. Там, внизу, возле мусорных баков, соседка Марья Ивановна ругалась с дворником. Старая, грузная женщина, вечно в халате с цветочками, она знала обо всех в доме больше, чем участковый. Иногда Маргарита её побаивалась.
А сегодня Марья Ивановна вдруг подняла голову и, заметив Маргариту у окна, кивнула. Не дружески, не приветливо — а как будто знала что-то. И этот взгляд оставил неприятный осадок.
Часа в три дня в дверь позвонили. На пороге стояла Лена — подруга со студенческих времен. Весёлая, всегда на каблуках, с бесконечным запасом историй про мужчин, про начальство, про жизнь.
— Ну здравствуй, хозяйка, — сказала Лена, проходя в квартиру и с любопытством окидывая взглядом прихожую. — У вас тут тихо как в библиотеке.
Маргарита улыбнулась, налила чай.
— Лён, я тебе сейчас такое расскажу... — начала она, и вдруг сама удивилась, как легко слова полились.
Она рассказала всё: про свекровь, про деньги, про то, как вчера случился скандал. Не умалчивала деталей, даже про листок с меню.
Лена слушала молча, не перебивая, только хмыкала.
— И что? — спросила она наконец. — Ты думаешь, он встанет на твою сторону?
— Алексей? — Маргарита замялась. — Он сказал... он сказал, что я начала войну.
— Ага, значит, война. — Лена усмехнулась. — Ну и правильно. Ты чего, хочешь до старости салаты нарезать?
— Я просто хочу жить спокойно, — сказала Маргарита тихо.
— Спокойно... — повторила подруга и вдруг посмотрела прямо в глаза. — Рит, а ты понимаешь, что у тебя муж маменькин сынок?
Эти слова ударили по ней сильнее, чем вчерашние крики свекрови.
— Не говори так, — почти умоляюще сказала Маргарита.
— А как? Ты сама видишь: для него слово матери — закон. Ты у него кто? Вторая после неё.
Маргарита отвернулась к окну. На улице падал снег. Лена встала, поправила волосы и уже другим тоном сказала:
— Ладно, не дуйся. Просто подумай. Если ты сейчас сдашь назад — всё, тебя сомнут окончательно.
Они посидели ещё немного, поговорили про ерунду, и Лена ушла. А Маргарита осталась с мыслью, что её жизнь вдруг стала похожа на шахматную партию: она сделала ход, теперь ждёт ответного.
Вечером вернулся Алексей. Был раздражённый.
— Опять мама? — спросила Маргарита осторожно.
— Да. Она... в общем, она пошла к соседке.
— К какой соседке?
— К этой, Марье Ивановне. И, представляешь, теперь по всему подъезду слухи, что ты маму выгнала.
Маргарита почувствовала, как кровь отлила от лица.
— Что?!
— Да. Сказала, что ты не хочешь её в доме видеть, что она тебе мешает. Теперь половина бабок считает тебя бессовестной.
Маргарита опустилась на стул.
— Леша, ты сам понимаешь, что это не так.
— А кто их переубедит? — муж развёл руками. — Мама сказала своё — они ей поверили.
И вдруг Маргарита поняла: теперь это не только семейный скандал. Это стало делом «всей округи». Чужие глаза, чужие языки, чужое мнение.
На следующий день, выходя из квартиры, она услышала, как внизу у подъезда две соседки обсуждают:
— Вот молодёжь пошла... Родителей из домов гонят.
— А сын-то у неё хороший мальчик, воспитанный. А жена... видно, стерва.
Маргарита прошла мимо, сделала вид, что не слышала. Но внутри всё кипело.
Вечером она позвонила Лене.
— Ты была права, — сказала Маргарита. — Это война. И у неё уже союзники.
— Конечно. У таких женщин всегда союзники. Они играют на жалости. «Я бедная мать, меня выгнали» — ну как тут не пожалеть?
— И что мне делать?
— А ты тоже найди союзников.
Маргарита задумалась. У неё ведь действительно были люди. На работе, среди друзей. Она всегда молчала, не выносила проблемы наружу. А может, пора?
Через пару дней она случайно разговорилась с соседкой этажом выше — молодой женщиной с ребёнком, Катей. Та вдруг призналась:
— А у нас то же самое. Моя свекровь каждый Новый год у нас отмечает. И каждый раз — скандалы. В прошлом году вообще сказала, что я её салат испортила специально.
Маргарита слушала и чувствовала, как внутри растёт странная, горькая радость: значит, она не одна.
И тогда у неё родилась мысль: а что если собрать этих женщин? Всех, кто оказался в подобной ситуации?
Пусть это будет её «армия». Пусть это будут её союзники.
Она ещё не знала, что именно из этой мысли вырастет новое, неожиданное действие — которое перевернёт всю ситуацию.
елефон зазвонил в пятницу вечером, когда Маргарита только собиралась выключить ноутбук после работы. На экране высветилось имя: Наталья. Сестра Алексея.
— Рита, привет, — голос был натянутым, словно струна, которую вот-вот сорвёт. — Надо поговорить.
— Слушаю.
— Завтра ты дома?
— Да.
— Отлично. Я зайду.
И повесила трубку.
Маргарита сидела несколько секунд, глядя на чёрный экран. С Натальей у них никогда не было особой дружбы. Та жила отдельно, недавно купила в ипотеку однокомнатную квартиру, часто жаловалась на кредиты и на работу, но в целом отношения были ровные. До недавнего времени.
Теперь же у Маргариты было предчувствие: разговор будет тяжёлым.
Наталья пришла без звонка в полдень. В джинсах, с растрёпанными волосами, нервная, будто после ночи без сна. В руках — пластиковый пакет с мандаринами.
— Вот, тебе, — бросила она на стол. — Я ненадолго.
Маргарита молча поставила на стол чашки, налила чай.
— Ты понимаешь, что мама переживает? — начала Наталья.
— А ты понимаешь, что я тоже человек? — ответила Маргарита, и её голос прозвучал тише, чем хотелось бы.
— Рит, ну не будь эгоисткой. Мама одна, у неё кроме нас никого. Ты у неё как дочь.
— Дочь? — Маргарита усмехнулась. — Дочь, которую можно использовать бесплатно.
Наталья резко поставила чашку.
— Знаешь, иногда я думаю: тебе просто не нравится наша семья.
— Не семья. Твоя мать.
— О, пошло! — Наталья вскинула руки. — Да ты вообще её терпеть не можешь. Я же вижу.
— Я устала терпеть. Это разные вещи.
Повисла тишина. Только мандариновая кожура хрустела в руках Натальи.
— Ты понимаешь, что ты разрушишь всё? — сказала она наконец. — Мама всегда гордилась, что у нас крепкая семья. А теперь все будут шептаться: невестка выгнала мать.
— А может, пусть шепчутся правду: что свекровь решила превратить чужую квартиру в зал для банкетов?
Наталья вскинула глаза, полные злости.
— Знаешь что? Если ты ещё раз обидишь маму, я лично... — Она замялась, подбирая слова. — Я лично позабочусь, чтобы у Лёши глаза открылись.
— Они и так открыты, — спокойно ответила Маргарита. — Просто он боится их держать открытыми.
После ухода Натальи квартира стала казаться чужой. Маргарита ходила из комнаты в комнату, прикасалась к своим вещам, но ощущение не покидало: её пространство уже заражено чужим присутствием.
Вечером Алексей вернулся мрачный.
— Наташа звонила, — сказал он. — Ты с ней опять сцепилась?
— Она пришла ко мне с претензиями.
— Рит, ну ты хоть иногда можешь промолчать?
— Я молчала два года. Хватит.
Он опустился на стул, закрыл лицо руками.
— Господи, ну почему у меня всё так? Между женой и матерью, теперь ещё и сестра...
Маргарита смотрела на него и вдруг ясно поняла: муж не участник этой войны. Он — поле боя. И каждый тянет его на свою сторону.
В субботу вечером позвонила Катя-соседка, та, с ребёнком.
— Рита, — сказала она взволнованно. — Ты не поверишь. Сегодня Светлана Викторовна сидела у нас во дворе и плакала. И всем рассказывала, что ты её выгнала.
— Опять... — Маргарита закрыла глаза.
— Но знаешь что? — продолжила Катя. — Я сказала при всех: «А вы спросите, сколько она сил и денег тратит на чужие праздники!» Знаешь, люди задумались.
Маргарита впервые за долгое время почувствовала, как внутри что-то дрогнуло — не злость, не отчаяние, а что-то похожее на поддержку.
Через неделю Лена предложила:
— Рит, давай сделаем встречу. Женщины, которые живут с такими же свекровями. У меня на работе трое есть, у тебя соседка.
— И что мы будем делать?
— Обсудим, поделимся. Может, вместе проще.
И вот однажды вечером в маленькой кухне Маргариты собралось пятеро женщин. Каждая с историей, каждая со своей болью.
Одна рассказывала, как свекровь выбрасывала её кастрюли и приносила свои. Другая — как та требовала ключи «на всякий случай». Третья — как приходила без звонка и села смотреть телевизор, пока молодые собирались в кино.
Маргарита слушала, и у неё кружилась голова. Оказалось, что её история — не исключение, а правило.
— Мы все живём в чужих сценариях, — сказала Лена. — Нам дают роли «удобных». Но пора переписать пьесу.
Эти слова прозвучали как заклинание. И Маргарита почувствовала, что теперь у неё есть сила.
Но именно в тот вечер, когда женщины смеялись и жаловались, в коридоре неожиданно раздался звонок.
Алексей открыл дверь — и в квартиру вошла Светлана Викторовна. Она увидела чужих женщин за столом, услышала их разговоры, и её лицо стало каменным.
— Вот оно что, — прошептала она. — Ты против меня целый заговор устроила.
— Это не заговор, — сказала Маргарита, вставая. — Это наши жизни.
— Ты... ты... — свекровь задохнулась от возмущения. — Я этого так не оставлю.
Она вышла, хлопнув дверью так, что у одной из женщин звякнула чашка.
И Маргарита вдруг поняла: теперь война действительно началась по-настоящему.
С того вечера, когда Светлана Викторовна увидела «женский заговор», всё стало хуже. Она перестала звонить Маргарите, перестала разговаривать с ней напрямую, но зато звонила Алексею каждый день.
— Сынок, ты меня бросил. У тебя теперь чужая компания важнее матери. Эти женщины наплели твоей жене чушь, а ты молчишь!
Алексей с каждым днём мрачнел, как туча. Маргарита видела, как он мечется: с одной стороны — мать, с другой — жена. И каждый разговор с ним превращался в допрос.
— Ты специально её доводишь? — спрашивал он. — Она плачет каждый день!
— Я просто живу своей жизнью. Неужели это преступление?
Сестра Наталья подключилась к атаке. Пришла однажды вечером и, даже не сняв куртки, выкрикнула:
— Рита, хватит издеваться над мамой! Она человек пожилой, у неё сердце больное. Если что-то с ней случится, это будет на твоей совести!
Маргарита стояла у двери и слушала, как Наталья сипит, как брызжет слюной от злости, и вдруг подумала: а почему все решили, что она — крайняя?
Она не выдержала.
— Наташа, если ты так переживаешь за маму, забирай её к себе. Пусть живёт у тебя, праздники проводи у себя, хоть каждый день!
— У меня ипотека! — выкрикнула та. — У меня места мало!
— А у меня что, дворец?
Слова летели, как камни. Алексей пытался вмешаться, но женщины не слышали его.
В конце концов Наталья хлопнула дверью и ушла, а Алексей сел за стол и сказал тихо, но страшно:
— Ты разрушила мою семью.
Эти слова ранили глубже всего. Маргарита смотрела на мужа и понимала: он так и не понял, что семья — это они двое, а не бесконечные застолья под диктовку матери.
Развязка наступила в воскресенье. Светлана Викторовна пришла без звонка, с сумкой.
— Осень длинная, а снимать жильё дорого! Так что готовься, мы у тебя до весны! — выпалила свекровь, даже не глядя на Маргариту.
И поставила сумку прямо в коридоре.
Алексей побледнел. Маргарита почувствовала, как земля уходит из-под ног.
— Нет, — сказала она твёрдо. — Жить здесь вы не будете.
— Ах вот как! — свекровь закричала. — Ты гонишь меня на улицу!
— Я защищаю свой дом.
Тишина была страшнее криков. Алексей сел на диван, закрыв лицо руками. Маргарита стояла напротив свекрови.
— Тогда знай, — прошипела та, — ты враг моей семьи.
И вышла, оставив за собой запах дешёвых духов и ощущение, что воздух стал ядовитым.
Маргарита понимала: точка поставлена. Но впереди — пустота. И неизвестно, хватит ли им с Алексеем сил пройти её вместе.
Финал.