Я лежала в постели, слушая приглушенные звуки его утренних сборов: щелчок дверцы шкафа, тихое журчание воды в ванной, шаги по паркету. Наш дом был моей крепостью, моей гордостью. Каждая подушка на диване, каждая рамка с фотографией на стене, каждая чашка в кухонном шкафу были выбраны мной с любовью и заботой. Я создавала уют, а Сергей — обеспечивал нашу жизнь. Так мы договорились в самом начале, и эта модель казалась мне идеальной.
Я встала, надела его любимый шелковый халат и пошла на кухню. Сергей стоял у окна спиной ко мне, одетый в идеально выглаженную рубашку, и говорил по телефону. Его голос был напряженным, чего я давно не слышала.
— Да, я понимаю. Нет, ждать нельзя. Она приедет сегодня, — отрезал он в трубку и, заметив меня, быстро свернул разговор. — Всё, потом поговорим.
Он обернулся, и на его лице промелькнула тень раздражения, которую он тут же постарался скрыть за дежурной улыбкой.
— Доброе утро, соня.
— Доброе утро. С кем ты говорил? Что-то случилось? — я подошла, чтобы обнять его, но он сделал едва заметный шаг назад.
— Мама приедет. Сегодня. Вечерним поездом.
Эта новость упала в утреннюю тишину кухни, как камень в спокойную воду. Тамара Петровна, моя свекровь. Женщина с прямой спиной, стальным взглядом и умением обесценить любое твое достижение одной вежливой фразой.
Мама. Сегодня. Даже не спросил, не предупредил заранее. Просто поставил перед фактом.
Я почувствовала, как внутри всё сжалось.
— Ох… Как неожиданно. А почему так срочно? Что-то произошло?
— Ничего не произошло, Аня, — его тон стал холодным. — Просто мама решила нас навестить. Она пожилой человек, ей захотелось увидеть сына. Или это проблема?
Я поспешно замотала головой.
— Нет, конечно, нет! Я очень рада. Просто… нужно подготовиться. Убрать в гостевой, продумать ужин. Ты же знаешь, как твоя мама ценит порядок.
Как она ценит возможность найти пылинку там, где я мыла три часа.
Сергей кивнул, его лицо немного смягчилось.
— Вот и хорошо. Я буду поздно, много работы. Встреть её, пожалуйста. Вагон номер семь. И постарайся, чтобы всё было идеально. Ты же у меня умница.
Он поцеловал меня в лоб — быстро, формально, как будто ставил печать на документе, — и ушел. Я осталась одна посреди нашей идеальной кухни, и впервые за долгое время уют этого места показался мне искусственным, декоративным. Предстоящий вечер давил на меня тяжелым предчувствием. Весь день я провела в суматохе, похожей на панику. Я выдраила гостевую комнату до блеска, сменила идеально чистое постельное белье на другое, еще более свежее, накрахмаленное до хруста. Я трижды пропылесосила ковер, хотя по нему никто не ходил. Я составляла меню на ужин, перебирая в голове все любимые блюда Тамары Петровны и тут же их отвергая. Этот салат она раскритиковала в прошлый раз. Горячее покажется ей слишком жирным. А десерт — слишком сладким. В итоге я остановилась на самом нейтральном и безопасном варианте: запечённая рыба с овощами и легкий овощной салат. Безопасно. Скучно. Одобрено свекровью.
Когда я ехала на вокзал, город тонул в фиолетовых сумерках. Огни фонарей расплывались на мокром от недавнего дождя асфальте. Я сидела в машине и чувствовала, как колотится сердце. Зачем я так нервничаю? Это всего лишь приезд мамы мужа. Я взрослая женщина, у меня свой дом, своя жизнь. Но где-то в глубине души маленький испуганный ребенок боялся не оправдать ожиданий, снова получить «неуд» по предмету «идеальная жена и хозяйка». Поезд прибыл с опозданием на пятнадцать минут. Я стояла на перроне, вглядываясь в окна вагонов. Наконец, из седьмого вагона показалась она. Тамара Петровна, как всегда, выглядела безупречно: строгое пальто, аккуратно уложенные волосы, нитка жемчуга на шее. Она сошла на перрон и окинула меня оценивающим взглядом.
— Здравствуй, Аня.
— Здравствуйте, Тамара Петровна! Как вы доехали? — я попыталась улыбнуться как можно радушнее и потянулась за ее небольшим чемоданом.
— Нормально, — она не дала мне взять сумку. — Я сама. Где Сергей?
— У него срочная работа, просил прощения. Он будет позже, — отрапортовала я.
Она поджала губы, и я поняла, что уже заработала первый минус. Не встретил родную мать. А виновата, конечно, я. Не смогла организовать.
Всю дорогу до дома она молчала, лишь изредка бросая короткие реплики о погоде или пробках. Это молчание было тяжелее любых слов. Я чувствовала себя таксистом, который везет очень важного и недовольного клиента. Когда мы вошли в квартиру, она первым делом провела пальцем по раме зеркала в прихожей. Я затаила дыхание. Палец остался чистым.
— Ну, хоть не пыльно, — процедила она, снимая пальто. Это была высшая похвала, на которую я могла рассчитывать.
Она прошла в гостевую комнату, оглядела всё критическим взглядом и кивнула. Я выдохнула. Кажется, экзамен по чистоте был сдан. Ужин прошел в такой же напряженной тишине. Тамара Петровна ковыряла вилкой рыбу, пробовала салат и ничего не говорила.
Лучше бы сказала, что невкусно. Это молчание убивает. Оно звенит в ушах.
— Вам что-нибудь еще принести? Может быть, чаю? — спросила я, чтобы нарушить гнетущую паузу.
— Спасибо, не нужно. Я подожду Сергея. Мы с ним хотели поговорить.
Она встала из-за стола и демонстративно ушла в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь. Я осталась одна за большим столом, заставленным почти нетронутой едой. Вечер, который я так старательно готовила, рассыпался в прах. Ощущение одиночества было почти физическим. Я убрала посуду, вымыла кухню и села в гостиной ждать мужа. Часы на стене тикали невыносимо громко, отсчитывая минуты моего унижения.
Сергей вернулся далеко за полночь. Усталый, хмурый. Он прошел мимо меня, не поздоровавшись, и сразу направился в гостевую. Дверь тихонько открылась и закрылась. Я сидела на диване и слышала их приглушенные голоса. Они говорили долго, около часа. Я не могла разобрать слов, но сам тон этого шепота был каким-то заговорщицким. Тревога внутри меня переросла в липкий, холодный страх. О чем они могут так долго шептаться? Почему не позвали меня? Это ведь и мой дом тоже. Наконец, дверь открылась, и Сергей вышел. Он выглядел еще более мрачным, чем когда приехал.
— Ты чего не спишь? — бросил он, даже не посмотрев на меня.
— Ждала тебя. Как прошел день? О чем вы говорили с мамой?
Он поморщился, как от зубной боли.
— Не твое дело, Аня. Иди спать.
Таким я его никогда не видела. Холодным, чужим, злым. Он лег на самый край кровати, отвернувшись к стене. Я лежала рядом, боясь пошевелиться, и чувствовала ледяную пропасть, которая внезапно разверзлась между нами. Всю ночь я не сомкнула глаз, вслушиваясь в его ровное дыхание и пытаясь понять, в какой момент моя счастливая жизнь дала трещину.
Следующие несколько дней превратились в тихий ад. Тамара Петровна взяла на себя роль хозяйки дома, но делала это так, чтобы постоянно подчеркивать мою никчемность. Она вставала раньше меня и готовила завтрак для Сергея — его любимые сырники, которые у меня никогда не получались такими пышными.
— Вот, сынок, поешь. Настоящей домашней еды, — говорила она, бросая на меня быстрый, торжествующий взгляд.
Сергей ел с аппетитом и расхваливал ее стряпню, совершенно не замечая меня, сидящую рядом с чашкой остывшего кофе. Он начал находить недостатки во всем, что я делала. Рубашки были выглажены недостаточно хорошо, в супе было мало соли, я слишком громко разговаривала по телефону с подругой. Каждое замечание было как маленький укол, и этих уколов становилось всё больше. Я пыталась поговорить с ним, когда мы оставались одни.
— Сереж, что происходит? Мне кажется, твоя мама настроена против меня. И ты… ты изменился.
— Аня, прекрати, — обрывал он меня. — Ты всё преувеличиваешь. Мама просто хочет как лучше. Она женщина старой закалки, для нее важен порядок в доме. Может, тебе стоит прислушаться к ее советам, а не обижаться?
Прислушаться к советам? Она не советует, она командует. Она выживает меня из моего же дома!
Но я молчала. Я боялась скандала, боялась сделать еще хуже. Я ходила на цыпочках, старалась быть незаметной, угодить им обоим, но с каждым днем становилось только хуже. Атмосфера в доме становилась всё более гнетущей. Я чувствовала себя чужой, прислугой, чье присутствие едва терпят. Однажды вечером, убирая в кабинете Сергея, я случайно уронила стопку бумаг с его стола. Собирая листы, я наткнулась на документ, который заставил мое сердце остановиться. Это была свежая выписка из реестра на мою квартиру. Ту самую, что досталась мне от бабушки еще до нашего брака. Мою личную собственность. Я стояла посреди кабинета, держа в руках этот лист, и в голове не укладывалось: зачем ему это? Зачем он запрашивал информацию о моем имуществе?
В тот же вечер я нашла в кармане его пиджака, который отдавала в химчистку, сложенный вчетверо чек из дорогого ресторана. Чек был на двоих, на внушительную сумму, и датирован днем, когда Сергей якобы задерживался на «важнейшем совещании». Имя официанта, указанное в чеке, было женским — Кристина, с припиской «Спасибо за прекрасный вечер!» и номером телефона. Холод пробежал по спине. Совещание… Значит, вот какие у него совещания. Я положила чек обратно. Я не знала, что с этим делать. Одна тайна накладывалась на другую, создавая уродливый узор из лжи и недомолвок. Я чувствовала, что тону.
Несколько дней я жила как в тумане. Подозрения разъедали меня изнутри. Я смотрела на мужа, с которым прожила пять лет, и видела перед собой незнакомца. Я пыталась найти логическое объяснение и чеку, и документам на квартиру. Может, он готовит мне сюрприз? Хочет предложить сделать ремонт в моей квартире и сдавать ее? А в ресторане была деловая встреча с женщиной-партнером? Я цеплялась за эти жалкие оправдания, как утопающий за соломинку, потому что правда была слишком страшной. Развязка наступила внезапно, в обычный субботний день. Я с самого утра хлопотала на кухне, решив испечь сложный яблочный пирог по новому рецепту. Мне хотелось сделать что-то, что вернет мне ощущение контроля, ощущение, что я всё еще хозяйка в этом доме. Я была поглощена процессом: раскатывала тесто, резала яблоки, вдыхала аромат корицы. В кухню вошла Тамара Петровна. Она остановилась в дверях, скрестив руки на груди.
— И что это ты тут удумала?
— Пирог пеку, яблочный. К чаю, — я постаралась, чтобы мой голос звучал бодро.
— Пирог? — она фыркнула. — Лучше бы делом занялась. Вон, у Сергея все рубашки опять неглаженые лежат. А ты тут с тестом возишься. Какая из тебя вообще хозяйка?
Ее слова ударили наотмашь. Я выпрямилась, чувствуя, как краска бросается в лицо.
— Я поглажу рубашки после того, как поставлю пирог в духовку. Это не займет много времени. И я бы попросила вас не говорить со мной в таком тоне.
Я сама удивилась своей смелости. Тамара Петровна на мгновение опешила, а потом ее лицо исказилось от злости.
— Ах ты… Да как ты смеешь мне указывать! Я мать твоего мужа, я в этом доме…
— Вы в этом доме гостья, — тихо, но твердо произнесла я.
Именно в этот момент в кухню вошел Сергей. Он увидел наши напряженные позы, побагровевшее лицо матери и мое, наверняка бледное и решительное.
— Что здесь происходит? — резко спросил он.
— Твоя жена мне хамит! — тут же запричитала Тамара Петровна. — Я ей слово сказала, что нужно делом заняться, а она мне рот затыкает! Говорит, что я здесь никто!
Сергей перевел тяжелый взгляд на меня. В его глазах не было ни капли сомнения, он уже вынес свой вердикт. Вся его скрытая злость, копившаяся последние дни, вырвалась наружу.
— Какая из тебя хозяйка? — закричал он, и его голос сорвался, превратившись в неприятный, визгливый фальцет. — Посмотри на себя! Ты без меня пустое место, ноль! Тебя бы без меня и на работу нормальную не взяли! Так что закрой рот и помоги моей матери расположиться!
Он кричал это мне в лицо. А его мать стояла за его спиной и смотрела на меня с откровенным, нескрываемым торжеством. В этот момент мир для меня раскололся. Грохот его крика оглушил меня, и в наступившей тишине я слышала только стук собственного сердца. Я смотрела на него, на его искаженное гневом лицо, и не чувствовала ничего, кроме ледяной пустоты. Не было ни обиды, ни боли. Было только четкое, ясное осознание. Это конец. Я молча развернулась, сняла фартук, бросила его на стол прямо в муку и вышла из кухни. Я прошла в нашу спальню и повернула ключ в замке.
Я сидела на кровати в оглушающей тишине и смотрела в одну точку. Я не плакала. Слез не было. Было ощущение, будто меня выпотрошили, оставив только оболочку. Снаружи доносились их голоса. Сначала гневный шепот Сергея, потом успокаивающий бубнеж его матери. Они не пытались извиниться. Они были недовольны тем, что я «устроила сцену». Поздно вечером, когда в квартире всё стихло, я услышала, как они снова разговаривают в гостиной. Я подошла к двери и прислушалась. Они говорили тихо, думая, что я сплю.
— ...она заперлась, истеричка, — это был голос Тамары Петровны. — Ничего, посидит и успокоится. Куда она денется от тебя?
— Нужно было действовать мягче, мама, — ответил Сергей. — Теперь она может упереться. А нам нужны деньги с продажи её квартиры как можно скорее. Мой проект горит, ты же знаешь. Еще пара недель, и я банкрот.
— Вот поэтому и нужно было на нее надавить! — зашипела свекровь. — Показать ей ее место. Чтобы поняла, что без тебя она никто, и была благодарна за любую копейку. Поплачет и подпишет все бумаги. Эта квартира — единственный наш шанс. А та твоя, Кристина, еще подождет со своими запросами.
Квартира. Проект. Какая-то Кристина. Всё встало на свои места. Это был не просто семейный конфликт. Это был холодный, циничный расчет. Меня планомерно уничтожали, ломали мою самооценку, чтобы сделать послушной и сговорчивой. Чтобы я, почувствовав себя ничтожеством, с радостью отдала им единственное, что у меня было по-настоящему своего. Мой дом. Мою независимость. Внутри меня что-то щелкнуло. Ледяная пустота сменилась холодной, как сталь, яростью. Но это была спокойная ярость, которая давала небывалую ясность ума. Я знала, что делать.
Утром я проснулась задолго до будильника. Я спокойно приняла душ, оделась не в домашнюю одежду, а в строгий брючный костюм. Я собрала сумку: ноутбук, документы, немного вещей. Я не спешила, каждое мое движение было выверенным и точным. Я открыла дверь спальни. Они сидели на кухне и завтракали теми самыми сырниками. При моем появлении разговор оборвался. Сергей поднял на меня глаза, в них была смесь вины и раздражения.
— Аня, нам нужно поговорить… — начал он примирительным тоном.
— Не нужно, — прервала я его ровным, спокойным голосом. — Я всё слышала. Ваш вчерашний разговор в гостиной. Про мой проект, мою квартиру и некую Кристину.
Лицо Сергея стало белым, как полотно. Тамара Петровна замерла с чашкой в руке, ее лицо вытянулось.
Я подошла к столу и посмотрела прямо в глаза мужу. Человеку, которого, как мне казалось, я любила.
— Ты вчера спрашивал, какая из меня хозяйка. Наверное, не очень хорошая. Потому что хорошая хозяйка сразу бы выставила за порог непрошеных гостей, которые пытаются разрушить ее дом и ее жизнь.
Затем я повернулась к Тамаре Петровне, которая смотрела на меня с ужасом.
— Надеюсь, вам здесь будет удобно, — сказала я с ледяной вежливостью. — Теперь вся забота о вашем сыне-банкроте ложится на ваши плечи. Можете перегладить все его рубашки.
Я развернулась и пошла к выходу.
— Аня, подожди! — крикнул Сергей мне в спину. — Подумай! Куда ты пойдешь?!
Я остановилась у самой двери, не оборачиваясь.
— Я пойду домой, Сережа. В свою квартиру. Ту самую, которую вы так хотели продать. Можешь считать это моим единственным, но очень успешным бизнес-проектом.
Я открыла дверь и вышла на лестничную клетку. Щелчок замка за моей спиной прозвучал как выстрел, обрывающий мою прошлую жизнь. Я спускалась по лестнице, и с каждой ступенькой на меня сходила не боль, а огромное, всепоглощающее облегчение. Я была не «пустым местом». Я была человеком, который только что вернул себе себя. Выйдя на улицу, я полной грудью вдохнула свежий утренний воздух. Он пах свободой.