Лариса проснулась раньше будильника — привычка с тех времён, когда дети были маленькими и требовали внимания. Теперь они уже подростки, спят до последнего, но она всё равно встаёт в шесть.
За окном ещё темно, октябрьское утро только начиналось. Она встала, натянула халат и пошла на кухню ставить чайник.
В коридоре тихо. Муж Виктор спит, храпит негромко. Дети тоже спят. И свекровь, Мария Ивановна, в своей комнате — бывшей гостиной, которую они переоборудовали под жильё, когда та переехала к ним три месяца назад.
Лариса включила свет на кухне, достала чашку. Вспомнила, как всё началось.
Мария Ивановна жила на пятом этаже в старой пятиэтажке без лифта. Одна, после смерти мужа. Года три назад начались проблемы с суставами — колени распухали, болели, ходить стало трудно. Сначала она справлялась, потом стала звонить Виктору, просить помочь: то продукты поднести, то в поликлинику съездить.
А потом, этим летом, вообще перестала выходить из квартиры. Виктор приезжал к ней раз в три дня, привозил еду, лекарства. И каждый раз возвращался мрачный.
— Ей там одной тяжело, — говорил он. — Лестница для неё уже как Эверест. Спускается раз в неделю — и то еле-еле.
Лариса понимала, к чему он клонит. И в конце концов сама предложила:
— Пусть переезжает к нам. Мы же на первом этаже, ей будет легче. Хотя бы выходить на улицу сможет.
Виктор обрадовался. Мария Ивановна согласилась не сразу — сначала отказывалась, говорила, что не хочет быть обузой. Но когда в августе совсем плохо стало, сдалась.
Переехала в сентябре. Привезла с собой два огромных баула, чемоданы вещей, кучу старых полотенец, постельного белья, каких-то очень нужных вещей — всё из советских времён, запасенное и сохраненное, вроде и не нужное, но она к этому прикипела душой.
— Это ещё моя мама шила, — говорила она, поглаживая выцветшее одеяло. — Не выброшу.
Лариса не возражала. Пусть хранит, раз дорого.
Первые недели прошли спокойно. Мария Ивановна держалась в стороне, особо не лезла в дела. Сидела в своей комнате, смотрела телевизор, иногда выходила на кухню попить чай.
Но постепенно Лариса стала замечать странности.
За столом, когда вся семья ужинала, свекровь почти ничего не ела. Накладывала себе крошечную порцию, ковыряла вилкой и через пять минут отодвигала тарелку.
— Всё, наелась. Куда в вас столько помещается? — говорила она, оглядывая остальных с неодобрением. — Я столько не съем. Есть так много вредно, переедать нельзя и вредно.
Лариса сначала не обращала внимания. Ну, пожилой человек, аппетит небольшой — нормально.
Но свекровь повторяла это КАЖДЫЙ вечер. И каждый раз с такой интонацией, будто они обжираются чем-то запретным.
Лариса покупала продукты сама — раз в неделю ездила в большой супермаркет, набирала полную тележку. Мясо, курица, овощи, фрукты. Консервы — на всякий случай, горбуша, тушёнка, шпроты. Молоко, творог, сметана. Хлеб, крупы. Обычная семья, обычная еда.
Но Мария Ивановна каждый раз морщилась, когда Лариса раскладывала покупки в холодильник.
— Опять столько накупила... — бормотала она себе под нос. — Куда это всё? Можно же экономнее.
Никогда не говорила это в лицо, только так, вполголоса. Но Лариса слышала. И внутри копилось раздражение.
Она старалась не обращать внимания. В конце концов, свекровь не платит за продукты, не участвует в закупках — какое ей вообще дело, сколько они тратят?
Но Мария Ивановна продолжала. За завтраком, если Лариса жарила яичницу с колбасой:
— Я не буду. Мне хлеба с маслом хватит. Не привыкла я к таким излишествам.
За обедом, если готовила мясо:
— Я суп погрею вчерашний. Зачем каждый день по-новому готовить? Только деньги на ветер.
Лариса молчала. Виктор тоже — он вообще старался не замечать маминых комментариев.
Но внутри у Ларисы что-то медленно закипало.
В тот день, когда всё открылось, она вернулась с работы около пяти вечера. Дома никого не было — дети на секциях, Виктор задерживается, а свекровь ушла к соседке — они там часто, теперь чаёвничали по вечерам.
Лариса решила помыть полы — давно собиралась, но всё руки не доходили. Достала ведро, швабру, вспомнила, что нужна тряпка. Свою последнюю она недавно выбросила — совсем истрепалась.
И тут вспомнила: у Марии Ивановны в шкафу полно старых полотенец, которые она привезла с собой. Она их точно не использует — просто хранит. Одно можно взять, она и не заметит.
Лариса прошла в комнату свекрови, открыла шкаф. На полках — стопки одежды, аккуратно сложенного.
Она подвинула одну стопку, заглянула глубже. И увидела на дне шкафа старый кожаный чемодан — потёртый, с металлическими застёжками.
Любопытство кольнуло. Что там? Ещё какие-то вещи?
Лариса присела на корточки, потянула чемодан на себя. Тяжёлый. Она расстегнула застёжки, приподняла крышку.
И застыла.
Под несколькими полотенцами, аккуратно уложенные рядами, лежали банки. Много банок.
Горбуша. Тушёнка. Шпроты. Сайра. Паштет печёночный.
Лариса узнала этикетки — она же сама их покупала. Свекровь не ходит по магазинам. Это точно она покупала в магазине, расставляла в холодильник и в кладовку.
А теперь они здесь. В шкафу у свекрови. Под полотенцами.
Она медленно выпрямилась, глядя на банки. В голове проносились мысли, одна другой бессвязнее.
Зачем? Почему?
Может, свекровь просто перекладывает продукты? Хочет, чтобы они лежали отдельно?
Но зачем прятать их в чемодане? Под полотенцами?
Лариса вытащила одну банку — горбуша. Точно та же, что она покупала на прошлой неделе. Ценник ещё остался приклеенным.
Она закрыла чемодан, задвинула обратно в шкаф. Закрыла дверь. Пошла на кухню.
Села за стол, уставилась в одну точку.
Что это было?
Мария Ивановна вернулась около шести. Зашла на кухню, увидела Ларису.
— А ты дома уже? — спросила она.
— Да.
— Ужин готовить будешь?
Лариса подняла глаза, посмотрела на свекровь. Та стояла в дверях, опираясь на палку, спокойная, безмятежная.
— Мария Ивановна, — медленно сказала Лариса, — мне нужно у вас кое-что спросить.
— Ну?
— Зачем у вас в шкафу в чемодане консервы?
Пауза. Мария Ивановна не дрогнула, только чуть прищурилась.
— А ты зачем по моим вещам лазила?
— Я искала старое полотенце для пола. Думала, вы не будете против, если я возьму одно из ваших старых.
— И рылась в чемодане?
— Он был открыт, я случайно увидела.
Свекровь помолчала, потом пожала плечами и прошла к столу. Села напротив Ларисы.
— Ну и что такого? Я их взяла. Мои теперь.
Лариса не поверила своим ушам.
— Как ваши? Я их покупала. Они лежали в холодильнике.
— Ну и что? Ты всё равно не заметишь. Съедите и не вспомните, что там было.
— Мария Ивановна, это мои продукты. Я их на свои деньги купила.
— А я их взяла, потому что мне нужны.
— Зачем?
Свекровь посмотрела на неё спокойно, даже с лёгким вызовом:
— Соседка мне за них деньги даст. Она попросила, а я ей продам эти. Копеечку заработаю.
Лариса онемела. Несколько секунд просто смотрела на свекровь, не в силах выдавить ни слова.
— Вы... вы продаёте мои продукты соседке?
— А что такого? Ты же их всё равно не заметишь. У вас тут каждый день всего полно — навалом. А у меня хоть копейка будет. Вы же мне денег не даёте совсем.
— Как не даём?! — Лариса почувствовала, как внутри всё вскипает. — Вы у нас живёте! Бесплатно! Мы вас кормим, за коммуналку платим!
— Ну и что? Это само собой разумеется. А личных денег у меня нет. Я же не могу каждый раз у Витьки просить. Вот и придумала, как заработать.
— За счёт воровства?
Мария Ивановна поджала губы, обиделась:
— Какое воровство? Я ваши деньги не краду. Просто несколько баночек взяла. У вас их столько, что вы и не заметите.
Лариса молчала. Слов не было. Она смотрела на свекровь — на эту маленькую сухонькую старуху с колючими глазами — и не могла поверить, что это реальность.
— Вы серьёзно?
— Конечно. Я вообще думаю, что вы слишком много тратите. Можно и экономнее жить. Вон, раньше мы на одну зарплату всю семью кормили — и ничего, выживали. А вы тут каждый день мясо, колбасу. Куда столько?
— Мы так живём. Это нормально.
— Ну и зря. Деньги на ветер.
Лариса встала, подошла к окну. Смотрела на улицу, на фонари, которые только начали зажигаться. Внутри всё дрожало — от злости, обиды, шока.
Она пустила свекровь к себе. Освободила комнату. Кормит её. Заботится. А та —ворует у неё продукты, чтобы продать соседке и копеечку заработать.
— Мария Ивановна, — тихо сказала она, не оборачиваясь, — вы понимаете, что это предательство?
— Какое предательство? — свекровь фыркнула. — Я ничего плохого не сделала. Просто хочу копеечку иметь свою. Чтобы не зависеть от вас полностью.
— Тогда попросите у сына денег. Он даст.
— А зачем просить, если можно самой заработать?
Лариса обернулась, посмотрела на неё в упор:
— За мой счёт.
— За твой счёт ты и не заметишь. У тебя всего навалом. Вон сколько лежит - ты же даже не заметила.
— Это не ваше дело, сколько у меня чего.
— Ну вот и я говорю: моё дело, как мне деньги зарабатывать. Я не ем почти, а тут взяла, что на меня покупалось.
Разговор зашёл в тупик. Мария Ивановна встала, опираясь на палку, и побрела к себе в комнату.
И закрыла за собой дверь.
Лариса осталась стоять на кухне. Одна.
Вечером пришёл Виктор. Лариса рассказала ему всё — про чемодан, про банки, про разговор.
Он слушал молча, хмурился.
— И что ты от меня хочешь? — спросил он, когда она закончила.
— Чтобы ты поговорил с ней. Объяснил, что так нельзя.
— Лар, ну она старая. У неё свои представления о жизни.
— При чём тут представления? Она ворует!
— Ну, не ворует же по-настоящему. Просто взяла несколько банок.
— Несколько банок — это тоже воровство.
Виктор потёр лицо руками, устало:
— Слушай, давай не раздувать из этого трагедию. Мама привыкла экономить, всю жизнь так жила. Ей трудно понять, что у нас достаток.
— Виктор, она продаёт мои продукты соседке за деньги.
— Ну и пусть. Ей же надо для морального удовлетворения зарабатывать. У неё пенсия копеечная. Да и тема для общения появилась - с соседкой теперь общается.
— Тогда дай ей денег сам. Но не оправдывай воровство.
Он встал, налил себе воды, выпил залпом.
— Лариса, я не хочу ссориться с мамой. Она у меня одна. Если ты так переживаешь из-за банок консервов — покупай больше. Или клади отдельно, чтобы она не брала.
Лариса смотрела на мужа и чувствовала он не на её стороне. Он выбрал мать.
— Понятно, — тихо сказала она.
— Что понятно?
— Всё.
Она вышла из кухни, пошла в спальню. Закрыла дверь, легла на кровать. Смотрела в потолок.
Значит, так.
Она пустила свекровь под свою крышу. Из жалости, из сочувствия. Думала, что делает доброе дело.
А получилось, что дала ей возможность воровать у неё и ещё зарабатывать на этом.
И муж считает, что это нормально.
С тех пор Лариса изменила тактику. Она по-прежнему покупала продукты, но часть стала хранить у себя в комнате. Консервы, сладости, что-то особенное — всё убирала подальше от свекровиных глаз.
Мария Ивановна больше не пыталась ничего брать. Или просто стала осторожнее — Лариса не знала.
Они продолжали жить под одной крышей. Ужинали за одним столом. Свекровь по-прежнему отказывалась от еды, морщилась и бормотала про излишества.
Но Лариса больше не реагировала. Она просто кивала и ела дальше.
Доверие исчезло. Та тёплая жалость, с которой она принимала Марию Ивановну в дом, испарилась без следа.
Теперь она просто терпела её присутствие. И следила за своими продуктами.
КАК ВАМ? ПИШИТЕ ВАШЕ МНЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ