Запах детской присыпки смешался с ароматом чужих духов ещё в прихожей. Я прижала дочку к груди и попыталась улыбнуться — вот мы и дома.
— Ну наконец-то! — Людмила Ефимовна выплыла из кухни, широко разводя руки. — Покажи нашу красавицу!
За ней следом показалась её сестра Тамара с каким-то торжественным видом. У стены стояли пакеты с подарками, на столике лежали документы. Господи, они уже везде успели сунуть свой нос.
— Как назвали малютку? — Тамара наклонилась к ребёнку, но взгляд её скользнул к свидетельству о рождении.
— Софьей, — ответила я, стараясь говорить спокойно.
Повисла пауза. Людмила Ефимовна взяла бумагу, пробежала глазами.
— София… — она произнесла имя так, будто пробовала что-то горькое на вкус. — Это не в честь никого из наших?
Началось. Сердце ёкнуло, но я продолжала качать дочку.
— Нет, просто нравится это имя.
— Нравится… — Тамара многозначительно посмотрела на свекровь. — А в семье у нас вообще-то традиции есть.
Денис появился с чемоданами, поставил их у двери и сразу скрылся в ванной. Конечно, сбежал.
— Нам надо поговорить, — Людмила Ефимовна сложила документ и положила обратно. — Серьёзно поговорить.
Дочка заворчала, почувствовав моё напряжение. Я покачала её, прошла в кухню. Там уже было накрыто — чай, пирожки, моя кружка стояла на привычном месте.
— Садись, Анечка, — Тамара подвинула стул. — Мы тут с Людой обсуждали…
Они сели напротив, как судьи. На стол легла старая фотография в деревянной рамке — чья-то бабушка с суровым взглядом.
— Вот она, — Людмила Ефимовна торжественно постучала пальцем по стеклу. — Людмила Васильевна. Моя мама. Святая женщина была.
— И Татьяна Ивановна, — Тамара достала ещё одну карточку. — Наша тётушка. Детей подняла, дом всегда в крепких руках держала.
Я молча наливала чай, чувствуя, как напрягается спина. К чему они ведут?
— У нас в роду всегда называли детишек в честь старших, — продолжала свекровь. — Память поколений храним. А вы…
— Мам, может, попозже? — Денис выглянул из коридора. — Аня устала, ребёнок…
— Не мешай, когда взрослые разговаривают! — отрезала Тамара. — Тут вопрос принципиальный.
Денис исчез. Дочка засопела у меня на руках, такая маленькая и беззащитная.
— Значит, чужие традиции нам в семью принесла? — Людмила Ефимовна впилась в меня взглядом. — А наш род тебе что — совсем не дорог?
— Мне все дороги, — пробормотала я. — Просто имя красивое…
— Красивое! — всплеснула руками Тамара. — А память предков? А связь поколений?
Кружка дрожала в моих руках. Горло сдавило, воздуха не хватало.
— Мы с Тамарой решили, — свекровь придвинула фотографии ближе. — Пока не поздно, можно всё исправить. Переоформить документы.
— Что? — я чуть не подавилась чаем.
— В честь мамы назовёшь — Людмилой. Или в честь тётушки — Татьяной. На выбор даём.
— Но мы уже записали…
— Да что там записали! — махнула рукой Тамара. — Девочке всего три дня. Никто и не заметит.
Не заметит. Будто моего мнения вообще не существует.
— А ты, Денис, что молчишь? — крикнула свекровь в сторону кухни. — Ты мужчина в доме или кто?
Из-за двери донеслось неуверенное:
— Может, правда подумаете? Чтобы маме не обидно было…
Спасибо за поддержку. Я глубоко вдохнула, попыталась взять себя в руки.
— Людмила Ефимовна, мы с Денисом сами решили…
— Сами! — фыркнула Тамара. — А мы кто? Мы что, чужие? Род наш продолжаешь, а на традиции плевать?
Людмила Ефимовна вдруг заплакала — громко, театрально.
— Мою маму оскорбила! Святую женщину! Как теперь жить с таким позором?
— Да что вы… — я растерялась. — Никого я не оскорбляла…
— Ещё и отпираешься! — Тамара встала, начала ходить по кухне. — Этак ты и рода своего не поймёшь. Детей чему научишь? Предков не чтить.
Дочка почувствовала напряжение и заплакала. Я прижала её к себе, качала, а в голове всё гудело. Что происходит? За что меня судят?
— В роддоме тебе что, мозги отшибли? — не унималась Тамара. — Или специально нас унизить решила?
— Хватит, — тихо сказала я.
— Что "хватит"? — налетела на меня свекровь. — Меняй имя, пока не поздно. Иначе с таким пятном позора как жить будешь?
— И нам в глаза смотреть как станешь? — добавила Тамара. — Родню срамишь!
Кровь прилила к щекам. В груди что-то сжалось, потом резко разжалось. Хватит. Хватит!
— Ладно, — я поставила кружку на стол так резко, что чай расплескался. — Хотите традиций?
Они замолчали, уставились на меня.
— Тогда назову в честь своих бабушек. Прасковья — отличное имя. Или Фёкла. А может, в честь прабабушки — Сусанна? Агафья тоже вариант. Или Матрёна — очень по-семейному.
Людмила Ефимовна открыла рот. Тамара побледнела.
— Что ты несёшь? — прохрипела свекровь.
— Традиции! — я встала, дочка на руках. — Я рожала — мне и решать, чьи традиции соблюдать. Мои предки тоже людьми были.
— Детей в шутку ради потехи не называют! — взвизгнула Тамара.
— А кто сказал, что я шучу? Фёкла — прекрасное русское имя. Прасковья — тоже. Чем хуже ваших?
С кухни послышался смех — Денис давился, пытаясь не ржать в голос.
— Как вы смеете! — Людмила Ефимовна схватилась за сердце. — Это же издевательство!
— Над кем? — я чувствовала, как разгорается во мне что-то горячее и злое. — Над памятью моих бабушек? Они что, хуже ваших были?
— Ты… ты… — Тамара тыкала в меня пальцем. — Наглая! Неблагодарная!
— Неблагодарная за что? За то, что родила внучку? За то, что в ваш дом пришла?
Дочка перестала плакать, словно прислушивалась к маминому голосу.
— Денис! — заорала свекровь. — Ты слышишь, что твоя жена говорит?
— Слышу, — он появился в дверях, всё ещё усмехаясь. — В крайнем случае согласен на Сусанну.
— Сусанна — это ещё что за имя? — опешила Тамара.
— Прабабушка у меня такая была, — я почти улыбнулась. — Очень достойная женщина.
Людмила Ефимовна встала, схватила фотографии.
— Всё! — она тряслась от возмущения. — Мы умываем руки! Живите как хотите, только к нам больше не суйтесь!
— И не звоните! — добавила Тамара. — С такими родственниками нам не по пути.
Они понеслись к двери, хлопая пакетами и причитая на ходу. Дверь грохнула так, что дочка вздрогнула.
Наступила тишина.
— Ну вот, — Денис подошёл, обнял нас. — А я думал, скандала не избежать.
— Это ещё не скандал? — я прислонилась к нему, чувствуя, как дрожат ноги.
— Не-а. Скандал — это когда Тамара тарелки швырять начинает.
Дочка сопела, успокоившись. Кухня пахла чаем и пирожками, жёлтый свет лампы делал всё уютным и домашним.
— Не жалеешь? — спросил Денис.
Жалею ли? Я посмотрела на спящую малышку. София. Мудрость. Мой выбор.
— Нет, — сказала я. — Не жалею.
— А если ещё раз приедут с советами?
— Тогда точно Фёкла будет, — пригрозила я. — Или Прасковья. Пусть знают — с кем связались.
Вечером я стояла у кроватки дочки и гладила крошечную пинетку. София сопела, улыбаясь во сне. Моя девочка. Мой выбор. Моя семья.
В кухне чем-то бренчал Денис, готовя нам поздний ужин. Теперь дом казался по-настоящему нашим — без чужих голосов, чужих правил, чужих традиций.
Может, я и правда была резкой, — подумала я. Но иногда нужно показать зубы, чтобы тебя услышали.
— Мамаша? — Денис заглянул в детскую. — Есть будете?
— Сейчас приду.
Я ещё раз взглянула на дочку. София. Мудрость приходит не с годами — она приходит с пониманием того, что твоя жизнь принадлежит тебе. И ты имеешь право её защищать.
— А знаешь, — сказала я, проходя на кухню, — если у нас родится сын, назовём его Макаром. В честь моего прадедушки.
Денис фыркнул в тарелку.
— Тогда уж Прокопом сразу.
— Можно и Прокопом, — согласилась я. — Главное — чтобы наш выбор был.
А как вы смотрите на то, чтобы другие люди решали как называть вашего ребёнка?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.