Галя сидела в своей мастерской и грызла колпачок от маркера. На экране — документ. Сухие строки, а внутри — буря. Брачный договор.
Вечером — примерки, завтра — подбор тканей, через месяц — их с Максимом свадьба: платье, клятвы, «горько». А в голове у Гали — ой как "не горько": «А если… вдруг не сложится?»
Гале тридцать два. Свой цех по пошиву штор и скатертей «Галкин Дом» она вытащила на воздух из нуля: первая машинка на рассрочке, первые клиенты — мамы одноклассников, потом — сарафан. Доход растёт, но тянет на себе всё сама: налоги, аренда, ткани по предоплате. Ипотека на двушку тоже её — половина дохода улетает банку, как голуби на площадь.
Максим — совсем другой. Лёгкий, улыбчивый, поблажки к судьбе любит. Работает менеджером, но в сверхурочные не рвётся — «здоровье дороже». «На себя» — нет уж, лучше увольте. Зато у него «тыл»: родительская квартира, дача, машина. Формально — всё на маму с папой записано. «Так спокойнее», — говорит.
Галя любит в нём эту оттаявшую простоту. Он — её смех. Она — его харизму. Но деньги они чувствуют по-разному: для неё — фундамент, для него — пропуск в красивую жизнь.
* * * * *
— Макс, нам надо обсудить одну бумагу, — сказала Галя вечером, когда чайник свистнул. — Хочу оформить договор. На случай… ну, всякое бывает...
Он опёрся на косяк и замолчал.
— Ты это серьёзно? Между нами — бумажки? — спросил так, будто язык его к нёбу примерз.
— Я не про «между нами». Я про бизнес и ипотеку. Если завтра гром грянет, я не хочу пилить шторы пополам и квартиру — по справедливости с адвокатами. Мне мастерская — не игрушка. Это мой хлеб.
— Твои «рюшечки с оборочками» — это серьёзно? — улыбнулся уголком губ. — У меня тоже работа есть, между прочим. Я не собираюсь у тебя что‑то отбирать.
Она услышала только одно словосочетание: «рюшечки с оборочками». Как «хобби», как кружок «умелые руки».
— Это не кружево, Макс. Это мои счета, мои люди, мои ночи с выкройками. У тебя — родители, а у меня — только я.
— Намекаешь, что у меня всё на маму-папу, да? — плечи сжались. — Так и было ДО тебя. Я ничего не переписываю. И не планирую.
— А я и мастерскую ДО тебя поднимала. И квартиру ДО тебя взяла. И после — тоже я тянуть буду. Вот и хочу, чтобы чётко было. Чтобы не на эмоциях потом.
Тишина.
Максим поджал губы:
— Договор — это про недоверие. Я жениться хочу. А не в суды бегать.
Они разошлись по углам. Она — к эскизам. Он — в телефон, листать ленту чужой жизни.
* * * * *
Максим уехал к родителям на борщ — и, конечно, всё рассказал. Таисия Петровна всплеснула руками:
— Да она уже делит то, чего еще нет! У нас с отцом без бумажек — и ничего, живём сорок лет.
Пётр Семёнович отодвинул солонку:
— Сын, не мы тебе указ, но если невеста перед ЗАГСом шиворот‑навыворот считает, что ты враг — это "звонок". Серьёзный причем.
Друг Димка оказался более земным:
— Ээээ, Макс, а чего ты кипятишься? У тебя всё от родителей, по документам не твоё. У неё реальный бизнес и кредит. Она страхуется. Это нормально.
И даже кассирша в магазине, заворачивая колбасу в пакет, пробормотала:
— Если любишь — подпиши. Или не женись вовсе.
Мнений было с избытком. Но Максим слушал только своё: «Обидно». И вернулся к Гале с этим, как с флагом.
— Нет, — сказал он у порога. — Я не стану подписывать. Любовь — это не про бумаги!
Галя кивнула. Она ожидала именно этого, но всё равно расстроилась.
— Хорошо. Тогда я не знаю насчёт свадьбы, — сказала честно. — Мне страшно терять то, что я строила.
— Значит, договор тебе дороже меня.., — он отодвинул стул и ушёл в ночь.
* * * * *
В мастерской пахло паром и хлопком. Нитки катились с катушек, но платье в руках у Гали не шло. Медленные гудки телефона — и тишина. Максим не отвечал. Сообщения видел, но не открывал. Свадебная дата горела красным в календаре, как кровоточащая рана.
В один вечер заглянула Рита — подруга. Только развелась. Делить было нечего: два чемодана и чайник.
— Ты как помидор, который забыли в ящике, — села на край стола. — Что с лицом?
Галя вздохнула:
— Думаю. Про договор. Про него… Про нас.
Рита поджала губы:
— Слушай внимательно. Страх — плохой советник. Вопрос один: ты хочешь жить с этим человеком?
— Да, — прошептала она.
— Тогда, возможно, бумажку отпусти. Либо — нет. Но решение твоё.
Когда Рита ушла, Галя сидела в тишине ещё долго. Потом набрала Максима.
Гудки кувыркались, как бельё в стиралке. Он взял трубку на седьмом.
— Да? — голос хриплый.
— Макс… Я хочу помириться, — сказала она. — Я люблю тебя. И готова… готова без условий.
Пауза. А потом — вздох:
— И я тебя. Сейчас приеду.
* * * * *
Он пришёл через час. С ромашками, без пафоса. Сел на стул, как ученик.
— Я тоже думал. И понял, что злюсь не на бумагу, а на собственную гордыню, — сказал просто. — Подпишу. Как скажешь — так и будет. Не хочу, чтобы у тебя сердце дрожало каждый раз, когда слышишь слово «семья».
Галя молчала, смотрела на него и понимала, как часто взрослость выглядит именно так: два упрямых человека учатся складывать не только вещи, но и уступать друг другу.
Они не стали устраивать торжество юристов. Сходили в соседний бизнес‑центр, спокойно прописали, что было ДО, что будет ВМЕСТЕ, как защищается её цех и как они делят то, что купят потом. Вышли, купили по два пирожка в пекарне. Сели на лавку. И вдруг всё стало просто.
Свадьба состоялась. Белое платье, горячие ладони, без долгих тостов про «не делите» и «живите богато». И жили они как сумели...
А вы как относитесь к брачным договорам?
Благодарю за каждый лайк и подписку на канал!
Приятного прочтения...