Мы с Артёмом когда‑то начинали в Красноярске. Я приехала туда к деду на лето, затянуло: любовь, работа, наши первые кружки на кухне, свадьба, беременность. Потом мама сказала свою железную фразу: «В Москве вам удобней. Я рядом, помогу с малышами». Мы собрали чемоданы, переехали. Квартира в Красноярске осталась «как запасной аэродром».
Прошли годы. Артём уехал «временно» в командировку — как водится, задержался. Ему предложили повышение, но с условием: возвращайся в наш южный филиал. Я осталась в Москве — сад, потом школа, моя работа, мамина поддержка. По вечерам телефонные видеозвонки, «целую-обнимаю через экран». А так же разъезды, расслоение, недосказанность...
И вот однажды я смотрю в окно — серое, тянущееся небо — и принимаю глупо‑смелое решение: «Слетаю! Устрою сюрприз!». Купила билеты. Сказала маме: «Пару дней справишься без меня?» Мама махнула рукой: «Езжай».
* * * * *
С детьми долетели к вечеру. Мальчишки веселились, как перед ёлкой: «А папа нас увидит сразу? А он уже дома?» Я вставляю ключ, ловлю замок, поворачиваю. Скрип — знакомый. И сразу — липкий комок в горле.
В коридоре — только мужские ботинки. Домашние тапки? Нет. Обувница - как новый выставочный образец. На тумбе у зеркала — чистая поверхность.
Иду в спальню. Шкаф открываю — вешалки дрожат, как от сквозняка. На одном ряду — рубашки Артёма, на верхних полках — свитера, штаны. Женского — ноль. Даже чехольчик от моего вечернего платья исчез. Захожу на лоджию, открываю ящики. Там — коробки и пакеты: мои вещи. Застёгнутые впопыхах. Как будто кто‑то смахивал всё с полок одной рукой.
В ванной — полки стерильные, будто «до ремонта»: ни крема, ни шампуня, ни моих старых кисточек для макияжа, ни щётки зубной — пустые стаканы.
Стою. Слышу, как холодильник порыкивает. В окно на кухне глядит серое небо. И это чувство… не про вещи. Про то, что меня запаковали в пакет «из фикс‑прайса» и вытащили из кадра.
— Ма‑ма! Смотри! — в детской слышу восторг. — Паровозик! Все вагоны! Как у папы!
Игрушки на месте, кубики, конструктор — всё. Всё, что касается мальчиков, аккуратно сложено, вытерто, будто в музее. А меня как будто и не было в этой квартире.
— Играйте, зайки, — сказала я. — Мама быстренько пройдётся, порядок наведёт.
Я не ревела. Мне было жгуче и холодно одновременно. Я просто вытащила коробки с лоджии и начала раскладывать. Крем на полку, платье в шкаф, щётку в стакан. Под музыку собственного дыхания.
* * * * *
Артём пришёл через пару часов. Мальчики с визгом кинулись на шею:
— Пап! Пааап!
Он удивился, как будто сумку с продуктами поставил, уронил ключи, а там — мы. Но быстро смекнул, обнял, прижал. Потом посмотрел на меня поверх голов сыновей:
— Привет. Ты… чего не сказала?
— А теперь вход только по приглашениям? — подняла бровь.
— Да нет... Я бы как‑то подготовился, — он искал слова, как рыбу в воде. — Ну… там…
— Что? Поставил бы обратно вещи? — я кивнула на шкаф. — Зачем ты это сделал?
— Навёл порядок, — пожал плечами. — Чтобы не мешалось.
— Ты выбросил меня из ванной, из коридора, из спальни!
— На лоджии. В ящике. Мне так удобнее — чтобы не мешало.
— Может, и я тебе мешаю? — встала в дверях, руки на бёдрах, сама себе удивляясь, какая я хрупкая и при этом твёрдая.
Он налил воды, сделал глоток. Следил за мальчишками — они вокруг него прыгали, как вокруг фонтанчика.
— Не устраивай трагедию, Лен. Это всего лишь вещи.
— Это символы, — спокойно ответила я. — Я захожу — и меня нет. А ты всё про «удобнее».
— Ты же живёшь в Москве, — изрёк он, как констатацию.
Внутри меня что‑то клацнуло.
— Я «живу в Москве», потому что мы так решили вместе: маленькие дети, сад рядом с мамой, моя работа — график по детям. А ты взял и решил без меня, где будешь жить ты!
Он замолчал. Я пошла укладывать мальчишек. Быстро, привычно, со сказками и шёпотом. Когда вернулась — он уже спал. Отвернулся к стене. Мы не виделись два месяца. Два длинных месяца. И вот — спина, тишина, храп во сне на выдохе.
Я лежала на спине и смотрела в потолок. «Что дальше?» — думала. А в голове — белый шум.
* * * * *
На рассвете я сдалась. Поднялась, пошла на кухню, заварила чай — и взяла его телефон. Просто чтобы понять, где я живу. Он вошёл внезапно — с шорохом халата.
— Ты чего делаешь? — голос рубленый. — Тут уже… да? До такого дошло?
— А если «да»? — спокойно спрятала телефон за спину.
— Отдай. — Шагнул.
— У тебя есть другая? — спросила в лоб.
— Нет.
— Не ври.
— Я сказал — нет.
— А переписка с Кристиной — это что? — показала экран. Сердечки, смешки, «ты как? не замёрз?» — всё это «по‑рабочему», конечно.
— Мы работаем вместе! — он тянулся к телефону. — Ты себя накручиваешь!
— Я смотрю факты. Ты меня с полок убрал — зато нашёл, куда смайлики складывать!
— Ты была нормальной, — процедил он, — а теперь… истеричка какая-то.
— Получай «истеричку»!, — я швырнула телефон к его ногам. Пластик ударился о плитку — звук такой, будто в голове у меня что‑то точно так же разбилось.
Дети проснулись, выбежали, остановились в коридоре широкими, слипшимися от сна глазами. Я прикусила губу. Чужие разборки — не детское кино.
— Мааам… а что на завтрак? — спросил старший.
— У папы спроси, — сказала я ровно. — Он тут главный.
Холодной водой я умыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Без слёз. Без перегибов. Только ясность.
«Знаю, что делать», — сказала себе молча.
* * * * *
— Ты уже уезжаешь? — Артём растерялся у двери, когда я взяла рюкзак.
— Да. У меня на работе пожар в отчётах. И мама сказала — трубу ночью рвануло, ждёт сантехников. Я нужна там. — посмотрела на мальчиков. — Вы говорили, что скучали. Вот и скучайте вместе.
— Я думал… мы хоть выходные семьёй проведём, — он смялся.
— Проведёте. Втроём, — ответила я. — Я вернусь — позже.
Он не стал спорить. У него в Красноярске мама — бабушка давно жаждала взглянуть на внуков не через телефон. В глубине души, чувствую, он даже выдохнул — «подмога рядом».
Самолёт до Москвы забрал меня быстро. Дом встретил тёплой плитой, знакомой кастрюлей и… тишиной, которую я вдруг полюбила.
* * * * *
На следующий вечер — видеозвонок. Я взяла. За секунду до этого сосед Саша прикрутил у меня на кухне кран — аварийка то, что могла, сделала, но половина работы осталась.
— Алло. — Я улыбнулась Артёму. — Сейчас, секунду. Саша, спасибо! Ты мой спаситель. Забегай на чай, если что.
Артём на экране застыл.
— Это кто? — сжатые зубы, скулы как камни.
— Сосед. Помог кран затянуть, — спокойно сказала я. — Аварийщики ушли, а тут нужны были мужские руки.
Он переместил камеру — у него взгляд заметался по нашей московской ванной:
— А где моя щётка? Бритва? Гель?
— Я всё убрала, — пожала плечом. — Ты же живёшь в Красноярске. Зачем здесь твой стаканчик?
— Куда «убрала»?
— В коробку. И тапочки из прихожей тоже убрала — Саша, если что, приходит в своих.
— У Саши… размер какой? — он издевательски прищурился.
— Точно больше твоего, — не удержалась я.
— Лен, вызывай мастера, я всё оплачу! Чтобы этот сосед в нашей квартире не появлялся! Верни мои вещи на место. Фото где? Почему рамки пустые?
— Послала часть на полку. Полупустые рамки в минималистичном стиле даже лучше смотрятся, — ответила я, чувствуя, как во мне шевелится сдержанная ирония. — А мастера теперь ты, кажется, ценишь иначе, да?
— Всё, беру билеты. Мы с детьми летим к тебе! — заревел он.
— Отлично, — ответила я. — А я как раз думала отправить тебе из Москвы посылку с твоими рубашками. Разгружу шкаф.
— Только попробуй! — он резко сбросил звонок.
А дальше случилось то, о чём я мечтала и чего боялась одновременно: его накрыло тем, чем накрыло меня у него в квартире. Неловкое, тошнотворное чувство «меня нет здесь». И оно, как горячая вода, разморозило ему голову.
* * * * *
Он ходил кругами. Писал мне коротко, злой. Я не отвечала. Просто занималась своим делами. И вдруг у него, кажется, все мысли встали на место.
Он позвонил своему руководителю. Потом — директору филиала. Потом ещё кому‑то. Оказалось, что "откатить" перевод — сложно, но можно. Да, зарплата ниже. Но ближе — к нам.
Бабушка из Красноярска, узнав как есть, сказала фразу, которую, кажется, у них передают по женской линии:
— Поезжай к жене. Никакой брак на расстоянии не крепчает. Люди быстро привыкают жить порознь, на привычки подсаживаются. Пока любовь у вас дышит — делай шаг к ней, сын. Я с мальчишками пока рядом побуду, не пропадём.
* * * * *
Он вернулся. Постучал в дверь чуть раньше, чем обещал. Вошёл, снял обувь, поставил рюкзак и сел на край дивана — как студент, вернувшийся после сессии.
— Я дома, — сказал тихо. — Если пустишь.
Я пустила. Не потому, что «надо». Потому что внутри не было места для ненависти. Было много недосказанности, усталости, обид — да. Но больше было желание попробовать снова.
Мы не разжёвывали до косточек: кто в чём виноват. Мы договорились иначе. Он принёс извинения — несложные, не пафосные. Я — тоже. Мы сели на кухне и просто молчали вместе.
Шаг за шагом — сад, кружки, новая работа мужа, привычные московские пробки.
* * * * *
Через полгода мы опять складывали вещи в коробки — на этот раз окончательно. Не «на лоджию», а в «Авито». Квартира в Красноярске ушла быстро — хороший дом, чистый подъезд, добрые соседи. Мы мыли полы перед передачей ключей и смеялись: «Помнишь, как ты меня оттуда с полок смел?» — «Не напоминай».
Благодарю за каждый лайк и подписку на канал!
Приятного прочтения...