первая часть
Таня взяла фотографию в руки и долго смотрела на лицо мужа. Дмитрий был хорошим человеком. Не идеальным, но — хорошим. Любил её и Егора, работал на двух работах, чтобы обеспечить семью, мечтал купить дачу за городом. Теперь все эти мечты остались только мечтами.
Таня поставила фотографию обратно на подоконник, пошла стелить себе постель на диване. Спальня теперь принадлежала Валентине Степановне. По крайней мере, на эту ночь.
Таня лежала в темноте и слушала звуки старого дома: где-то капала вода в ванной, за стеной соседи смотрели поздний фильм, в детской посапывал Егор.
«Завтра мы серьёзно поговорим», — эти слова свекрови не давали Тане покоя. О чём можно говорить серьёзно на следующий день после похорон мужа? О деньгах? О квартире? О том, где теперь жить?
Таня закрыла глаза и попыталась заснуть, но сон не шёл. В голове крутились обрывки сегодняшнего дня: дождь по крышке гроба, взгляд Валентины Степановны на Егора, слова соседки о том, что мальчик не похож на отца. А ведь и правда — не похож. Егор был светловолосым и сероглазым, как Таня.
У Дмитрия были тёмные волосы и карие глаза. Генетика — штука сложная; дети не всегда похожи на родителей. Это нормально. Но почему тогда Валентина Степановна так внимательно изучала лицо внука? И почему во взгляде свекрови было столько холода?
Таня ворочалась на диване до самого утра. Сон приходил урывками — тревожный и неспокойный.
Снились странные сны: о чёрных ямах в земле и о людях, которые смотрят на неё и что-то шепчут за спиной.
Когда за окном начало светать, Таня поняла одну простую вещь: завтрашний день, а точнее — уже сегодняшний, может стать началом совершенно новой главы её жизни. Главы, которую она совсем не хотела начинать.
В детской проснулся Егор. Мальчик тихо позвал маму.
Таня встала с дивана и пошла к сыну. Что бы ни случилось сегодня, она должна быть сильной ради него.
— Мама, а папа уже проснулся на небе? — спросил Егор, когда Таня взяла его на руки.
— Проснулся, сынок, — мягко ответила Таня. — И смотрит на нас оттуда.
— А он вернётся?
Таня крепко обняла сына. Детские вопросы — всегда самые сложные. Потому что на них нет простых ответов.
— Нет, малыш, папа не вернётся. Но он всегда будет с нами, в наших сердцах.
Егор кивнул, будто понял. Может быть, дети и вправду понимают больше, чем кажется взрослым. Или, может быть, они просто принимают мир таким, какой он есть, не пытаясь его изменить.
На кухне зашумела вода. Валентина Степановна проснулась и начала готовить завтрак. Скоро предстоял тот самый серьёзный разговор, которого Таня боялась больше всего на свете.
Но пока что они были просто мама и сын, которые обнимались в детской комнате. Пока утренний свет медленно заполнял квартиру, где больше никогда не будет звучать голос Дмитрия.
— А папа придёт завтракать? — спросил Егор.
Таня почувствовала, как сердце болезненно сжимается. Ребёнок ещё не понимал, что папа больше не придёт завтракать.
— Нет, малыш, помнишь, мы вчера говорили? Папа теперь на небе.
— А-а... — протянул Егор и задумался. — А что он там делает?
— Смотрит на нас и любит нас, — ответила Таня, стараясь не показать, как тяжело ей даётся этот разговор.
На кухне их уже ждала Валентина Степановна. Свекровь была одета и причесана, как всегда собрана и строга.
На столе стояли тарелки с яичницей, нарезанные помидоры и свежий хлеб. Как будто ничего не произошло. Как будто вчера не было похорон.
— Садитесь завтракать, — сухо сказала Валентина Степановна.
Таня усадила Егора на детский стульчик и села рядом. Завтракали молча. В комнате слышался только звон ложек, тиканье часов, да чуть слышный шорох хлебных крошек. Валентина Степановна время от времени бросала быстрые взгляды на Егора, но молчала.
Таня попыталась разрядить обстановку:
— Вкусная яичница.
— М-м-м, — кивнул Егор с набитым ртом.
Валентина Степановна снова промолчала.
После завтрака Егор побежал играть в детскую. Таня начала убирать со стола, но свекровь остановила её строгим жестом.
— Оставь посуду. Садись. Поговорим.
В голосе Валентины Степановны прозвучала такая властность, что Таня невольно подчинилась: села на край стула, сложила руки на коленях и стала ждать.
— Я всю ночь думала о нашем разговоре, — тихо начала свекровь. — О том, что тебе сказать, как лучше это сделать…
Валентина Степановна встала, подошла к окну. Постояла, глядя на двор, где играли дети. Потом резко обернулась:
— Ты думаешь, я слепая? — неожиданно резко спросила она.
— Что? — не поняла Таня.
— Я спрашиваю, ты думаешь, что я ничего не вижу?
— Не понимаю…
Таня молчала, не понимая, к чему ведёт разговор. В груди нарастала тревога.
— Пять лет я молчала, — продолжала Валентина Степановна, — пять лет делала вид, что не замечаю. Ради Дмитрия. Он так тебя любил… Бедный мой мальчик. Так верил тебе…
— Валентина Степановна, я не понимаю, о чём вы говорите, — с растущим беспокойством сказала Таня.
— Не понимаешь? — почти шепотом переспросила свекровь, подходя вплотную и наклоняясь к Тане. — Посмотри на своего сына. Внимательно посмотри. И скажи мне: он похож на моего Диму?
Таня почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Теперь она начинала понимать, к чему ведёт этот разговор.
— Егор — сын Дмитрия, — тихо возразила Таня. — Как вы можете в этом сомневаться?
— Могу, — жёстко отрезала свекровь. — Ещё как могу. Светлые волосы, серые глаза… У кого в нашей семье такие? У Дмитрия? У меня? У его отца?
— Дети не всегда похожи на родителей, — попыталась возразить девушка.
— Да ладно тебе врать! — вдруг закричала Валентина Степановна. — Это мой сын слушал твои сказки, будто ребёнок его! А меня не проведёшь. Я с самого рождения мальчика видела, что что-то не так.
Таня вскочила со стула. Сердце колотилось так сильно, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Она боялась только одного — чтобы Егор не услышал этот страшный разговор.
— Как вы смеете?! — прошептала Таня. — Как вы смеете говорить такое?!
— Смею, потому что это правда! — тоже повысила голос Валентина Степановна. — Ты думала, я не замечу? Ты думала, можно всю жизнь морочить голову моему сыну?
Из детской раздался испуганный голос Егора:
— Мама! Что случилось?
— Ничего, сынок! — крикнула в ответ Таня. — Играй дальше!
Валентина Степановна понизила голос — отчего её слова стали ещё страшнее:
— Я требую анализ ДНК. Немедленно. Если мальчик действительно сын Дмитрия — я извинюсь. Если нет… убирайся из этого дома. И больше ко мне не приближайся.
— Вы сошли с ума, — выдохнула Таня. — У вас горе, я понимаю, но это не повод…
— Не смей мне указывать! — оборвала её свекровь. — Это моя квартира. Мой сын здесь жил. И я имею право знать правду.
Таня опустилась обратно на стул, ноги дрожали, в голове стоял туман.
Как можно обвинять в таком? Как можно сомневаться в том, что Егор — не сын Дмитрия?
— Ты молчишь, — заметила Валентина Степановна. — Интересно. Невинные люди обычно возмущаются громче.
— Я в шоке от ваших слов, — с трудом выговорила Таня. — Не могу поверить, что вы способны на такое.
— А я не могу поверить, что ты пять лет водила за нос моего сына, — отрезала свекровь. — Представляю, как бы он это пережил… Хорошо ещё, что он не дожил до такого позора.
Эти слова ударили Таню, как пощёчина. Она резко встала и пошла к выходу из кухни.
— Я не буду это слушать, — твёрдо сказала Таня.
— Будешь! — рявкнула Валентина Степановна. — Потому что альтернатива одна: выметайся отсюда прямо сейчас!
Таня остановилась в дверях. Куда она может пойти с ребёнком? У них с Дмитрием не было других денег, кроме его зарплаты…
Снимать квартиру не на что. Ехать к маме в деревню? Но там нет работы. Нет будущего для Егора...
— Видишь? — удовлетворённо произнесла свекровь. — Теперь ты понимаешь своё положение. Хочешь остаться — докажи, что имеешь на это право.
— Хорошо, — тихо сказала Таня. — Сделаем анализ. Но когда результат покажет, что Егор — сын Дмитрия, я хочу услышать от вас извинения.
— Услышишь, — кивнула Валентина Степановна. — Если покажет.
Таня вышла из кухни и прислонилась к стене в коридоре. Она дышала часто и поверхностно, словно не хватало воздуха. В голове крутились мысли: как она могла? Как посмела? После всех этих лет...
Из детской доносился голос Егора. Мальчик разговаривал сам с собой, играя с машинками. Невинный детский лепет резко контрастировал с тем кошмаром, что только что произошёл на кухне. За стеной раздался звук льющейся воды: Валентина Степановна мыла посуду, делала это нарочито громко. Каждая тарелка звенела, каждая ложка гремела, будто она хотела показать — кто здесь хозяйка.
Таня зашла к сыну. Егор сидел на полу, катая красную машинку.
— Мама, а почему баба Валя кричала? — спросил мальчик, не поднимая глаз от игрушки.
— Мы... мы немного поспорили, — ответила Таня, стараясь говорить спокойно.
— А из-за чего?
Таня села рядом с сыном на ковёр. Как объяснить четырёхлетнему ребёнку, что происходит? Как сказать, что бабушка сомневается в том, что он её внук?
— Из-за пустяков, сынок... Взрослые иногда ссорятся. Это пройдёт.
— А папа бы не дал вам ссориться, — серьёзно сказал Егор.
— Да, — согласилась Таня, — папа бы не дал.
Мальчик подполз к маме и обнял её за шею. Таня прижала сына к себе и почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Этот маленький человечек не заслуживает того, что происходит вокруг него.
— Мама, ты плачешь? — спросил Егор.
— Немножко. Я скучаю по папе.
— И я скучаю... Но ты не плачь. Я тебя защищу, — важно сказал мальчик.
Таня улыбнулась сквозь слёзы. Четырёхлетний защитник... Если бы он только знал, от чего — и от кого — ей сейчас нужна защита.
продолжение