Дождь барабанил по крышке гроба с такой настойчивостью, словно пытался разбудить того, кто лежал внутри. Таня стояла у могилы и крепко прижимала к себе четырехлетнего Егора. Мальчик молчал, большими глазами смотрел на черную яму в земле.
— Мама, а папа проснётся? — шепнул Егор так тихо, что слова почти утонули в шуме дождя.
Таня не смогла ответить сыну — горло сжалось комком. Слёзы смешались с каплями дождя на щеках.
Тридцать семь лет жизни Дмитрия закончились внезапно — как песня, оборвавшаяся на самой красивой ноте. Ещё вчера утром муж завтракал с ними овсянкой, жаловался на давление, говорил, что устал на работе. А в обед Дмитрия привезли в больницу уже без сознания.
— Инфаркт, — сказал врач с усталостью в голосе. — Обширный. Мы делали всё возможное... Всё возможное оказалось недостаточным.
Рядом с Таней стояла Валентина Степановна, мать Дмитрия. Женщина была одета в черное пальто с меховым воротником. Дождь стекал с её зонта прямо на могильный венок из красных гвоздик. Валентина Степановна плакала громко и демонстративно, взхлипывала так, чтобы все вокруг слышали её горе.
— Сынок мой, сынок! — причитала свекровь. — Как же я теперь без тебя?
Таня посмотрела на Валентину Степановну и почувствовала странное раздражение. Свекровь всегда умела быть в центре внимания. Даже сейчас, на похоронах собственного сына, Валентина Степановна словно играла роль главной скорбящей.
Люди начали расходиться — коллеги Дмитрия по работе, соседи, дальние родственники. Все подходили к Валентине Степановне с соболезнованиями, к Тане обращались реже, как будто она была второстепенным персонажем в этой трагедии.
— Держитесь, — говорили Тане соседи. — Крепитесь ради ребенка.
Егор устал стоять на одном месте, дергал маму за рукав черного платья и просил идти домой. Таня взяла сына на руки. Егор был тяжелым для своих четырех лет, но сейчас это тепло живого тела помогало ей не сломаться окончательно.
— Поехали домой, — тихо сказала Таня Валентине Степановне.
Свекровь кивнула и вытерла глаза платком. За то время, пока они ждали автобус, дождь усилился. Серое небо висело низко, как потолок в старом доме.
В автобусе было душно — пахло мокрыми пальто и человеческим горем. Егор заснул у мамы на коленях. Детское дыхание было ровным и спокойным.
Таня гладила сына по волосам и думала о том, что теперь только она отвечает за его будущее. Двадцать семь лет — вроде бы совсем не возраст для женщины. Но для вдовы с ребёнком — это начало совершенно новой, пугающей жизни.
В автобусе ехали молча. Валентина Степановна смотрела в окно на мокрые улицы. Таня чувствовала исходящий от свекрови холод; раньше Валентина Степановна всегда была тёплой с ней, называла доченькой, приносила домашние пирожки. А сегодня между ними словно выросла невидимая стена.
Квартира встретила их запахом готовой еды: соседка Нина приготовила поминальный обед. На столе стояли тарелки с салатами, горячее — в больших кастрюлях, бутылки водки для мужчин и сладкий чай для всех остальных.
— Всё готово, — сказала Нина, обнимая Таню. — Ты только сиди, не суетись. Я всё сделаю.
Гости начали собираться около двух часов дня. Квартира наполнилась голосами и звоном посуды, тяжелый запах поминальной еды висел в воздухе. Валентина Степановна села во главе стола, на то самое место, где обычно сидел Дмитрий. Свекровь принимала соболезнования с достоинством королевы, потерявшей наследника престола.
— Спасибо, что пришли, — торжественно говорила Валентина Степановна каждому гостю. — Дима всегда вас уважал.
Таня сидела рядом с Егором и помогала сыну есть картофельное пюре. Мальчик слабо понимал, что происходит вокруг; для Егора это была просто большая встреча взрослых, все почему-то грустные.
— Тётя Таня, — подошла к ней соседка с третьего этажа, — примите мои соболезнования. Дмитрий был хорошим человеком.
— Спасибо, — с благодарностью ответила Таня.
— А мальчик на кого похож? — внимательно посмотрела женщина на Егора. — Вроде на отца, а вроде и нет...
Таня ощутила, как что-то неприятное шевельнулось в груди. Егор и вправду не был копией Дмитрия: у мальчика были светлые волосы и серые глаза, как у Тани. От отца ему достались только упрямый подбородок и привычка морщить нос, когда он сосредоточен.
— Дети у нас чаще на мать похожи, — мягко заступилась Нина, услышав разговор.
Валентина Степановна тоже услышала эти слова. Свекровь посмотрела на Егора долгим, изучающим взглядом — в нём было что-то холодное, оценивающее. Таня перехватила этот взгляд и почувствовала тревогу.
Во время обеда произошёл странный эпизод. Егор подошёл к бабушке и потянул её за рукав:
— Баба Валя, а почему все плачут? — спросил сынок своим тонким, ещё детским голоском.
— Потому что папа больше не придёт домой, — резко ответила Валентина Степановна.
Егор задумался, переваривая эти слова. Потом серьёзно взглянул на бабушку:
— А ты не плачешь, — удивлённо заметил он.
Валентина Степановна замерла с ложкой на полпути ко рту. По лицу её пробежала странная гримаса — будто мальчик сказал что-то лишнее, такое, что взрослые друг другу не озвучивают.
— Иди к маме, — холодно произнесла свекровь.
Таня тут же взяла сына за руку и усадила рядом. Сердце гулко билось от необъяснимой тревоги. Что происходит с Валентиной Степановной? Почему она так странно ведёт себя с внуком?
После обеда гости начали расходиться: мужчины выпили за упокой души Дмитрия, женщины помогли убрать со стола, перемыли посуду. К семи вечера в квартире остались только Таня, Егор и Валентина Степановна.
Егор играл в детской с машинками, Таня мыла последние тарелки, а свекровь сидела на диване и смотрела телевизор. По экрану шли вечерние новости, но звук был убавлен.
— Егор, иди сюда, — вдруг позвала свекровь.
Мальчик послушно подошёл, сжимая в руках синюю машинку. Валентина Степановна взяла его за подбородок и подвела лицом к свету:
— Покажи бабушке глазки, — сказала она каким-то странным голосом.
Егор послушно поднял взгляд. Свекровь несколько долгих секунд вглядывалась ему в лицо, будто искала что-то важное и знакомое. Потом тяжело вздохнула и отпустила мальчика:
— Иди играй, — сухо произнесла она.
Таня вытирала руки кухонным полотенцем, наблюдая за этой сценой. Что-то в поведении Валентины Степановны казалось ей неправильным, чужим.
Раньше свекровь души не чаяла во внуке — покупала Егору дорогие игрушки, возила в цирк, читала сказки на ночь. А сегодня смотрела на него, как на чужого ребёнка.
— Валентина Степановна, вы, наверное, устали? — осторожно спросила Таня. — Может, вам лучше поехать домой? Отдохнуть?
— Нет, — ответила свекровь, не поворачивая головы. — Я останусь здесь. В такие дни семья должна быть вместе.
Семья. Это слово прозвучало странно… Раньше их семьёй был Дмитрий, он связывал всех воедино. Теперь его не стало. Таня впервые задумалась: а что теперь связывает её с Валентиной Степановной, кроме памяти об умершем мужчине?
В углу гостиной стоял старый сервант с семейными фотографиями. Таня подошла поближе и стала рассматривать знакомые снимки. Вот Дмитрий — совсем малыш, лет пяти, сидит на коленях у отца. Вот юный подросток с футбольным мячом. Вот их свадебная фотография…
— Хорошие времена были, — вдруг произнесла за спиной Валентина Степановна.
Таня обернулась. Свекровь стояла рядом, тоже смотрела на фотографии.
— Дима был послушным ребёнком, — продолжала Валентина Степановна. — Никогда не врал. Всегда говорил правду. Честность у него в крови была…
В голосе свекрови прозвучали странные нотки — как будто она хотела намекнуть на что-то важное.
— Да, Дмитрий был честным, — согласно кивнула Таня.
— Жаль, что не все такие, — многозначительно произнесла Валентина Степановна.
Егора уложили спать в девять вечера. Мальчик долго не мог уснуть — всё спрашивал, когда папа вернётся домой. Таня объясняла ему, что папа улетел на небо и стал звёздочкой. Но Егор был умным ребёнком, он чувствовал, что взрослые что-то скрывают.
— Мама, а почему все плакали? — спросил он, когда Таня укрывала его одеялом.
— Потому что мы скучаем по папе… — мягко ответила Таня.
— А я тоже скучаю. Но я не плакал.
— Ты молодец, сынок… Папа бы тобой гордился.
Егор обнял маму за шею и крепко прижался к ней. Таня почувствовала, как слёзы снова подступают к глазам — этот маленький человек стал теперь всем, что осталось у неё от прежней жизни.
Когда мальчик заснул, Таня вернулась в гостиную. Валентина Степановна всё так же сидела на диване. На экране телевизора шёл какой-то старый фильм про войну: солдаты шли в атаку под музыку военного оркестра.
— Таня, — сказала свекровь, не отрывая взгляда от экрана, — садись рядом. Нам нужно поговорить.
В голосе Валентины Степановны прозвучало что-то официальное, почти деловое. Таня села в кресло напротив дивана.
Расстояние между ними было небольшим, но почему-то казалось огромным.
— О чём? — с тревогой спросила Таня.
— О будущем. О том, как мы будем жить дальше.
Валентина Степановна выключила телевизор с пульта. В комнате тут же повисла тишина. Только часы на стене отмеряли секунды своим мерным тиканьем.
— Я понимаю, что сейчас тебе тяжело, — продолжила свекровь. — Но жизнь продолжается. И нам нужно решить практические вопросы.
— Какие вопросы? — Таня почувствовала, как тревога внутри становится острее.
— Эта квартира принадлежала Дмитрию. Теперь вопрос наследства встаёт остро. Ты понимаешь, о чём я говорю?
Таня не понимала… После свадьбы они с Дмитрием жили здесь, в его квартире. Двухкомнатная, старый дом с высокими потолками и скрипучими полами — Таня считала это место своим домом, эту квартиру — своей. Мысли, что может быть по-другому, никогда не возникали.
— Дмитрий не оставил завещания, — сказала Валентина Степановна. — По закону наследство делится между женой и ребёнком. Но тут есть нюансы.
— Какие нюансы? — спросила Таня, и уже в голосе слышалось беспокойство.
Свекровь поднялась с дивана и подошла к окну. За стеклом темнело. Фонари размывали светом мокрый асфальт, по которому редко — особенно в такой поздний час — проезжали машины.
— Завтра мы поговорим серьёзно, — сказала она, всё ещё глядя на улицу. — Сегодня слишком тяжёлый день для таких разговоров.
— Валентина Степановна, я не понимаю, — настойчиво повторила Таня. — О чём вы хотите поговорить?
Свекровь обернулась и посмотрела на неё долгим, тяжёлым взглядом. В этом взгляде было нечто жёсткое, почти враждебное… Холодок пробежал у Тани по спине.
— Я сказала — завтра, — резко повторила Валентина Степановна. — А сейчас я пойду спать. День был долгий.
Свекровь ушла в спальню, которая раньше была их с Дмитрием. Таня осталась сидеть в кресле, всматриваясь в чёрный, пустой экран телевизора.
В квартире воцарилась тишина. Не та, мирная — наполненная уютом, а тревожная, тягучая. Что-то безвозвратно изменилось в этот день, кроме самого факта, что умер Дмитрий…
Таня чувствовала это кожей — как зверь чует приближение грозы.
Она встала и подошла к окну. На подоконнике стояла их свадебная фотография. Дмитрий обнимал её за талию и улыбался в камеру. Таня — в белом платье, с букетом белых роз на руках. Рядом стояла Валентина Степановна, тоже улыбалась. Тогда, пять лет назад, всё казалось таким настоящим, такой крепкой семьёй…
Валентина Степановна тогда была доброй, заботливой свекровью: помогала с Егором, приносила домашнюю еду, дарила на дни рождения красивые платья… Но сегодня, в её глазах появилось что-то другое. Что-то холодное и расчётливое.
продолжение