Камень и Тень
Последний луч солнца, красный и расплывчатый, как раскаленный уголек, медленно скользнул по гранитной глыбе и угас, словно последний вздох уходящего дня. Длинная синяя тень легла на мшистую землю, точно стрелка небесных часов, указывающая в никуда, в густые сумерки, надвигающиеся со стороны леса. Воздух, напоенный терпким запахом хвои, влажного камня и вечерней свежести, звенел от звенящей тишины, нарушаемой лишь щебетом последних птиц и шелестом листьев под ногами мальчика.
Рен сидел на корточках, завороженно глядя на исполинский камень. Он приходил сюда каждый вечер, будто по зову, который слышал только он. Ему было двенадцать зим, и весь его мир ограничивался долиной, лесом и стойбищем его племени у подножия холмов. Но здесь, среди этих немых каменных стражей, его мир трещал по швам, уступая место чему-то необъятному и тревожному.
Он провел пальцами по шершавой, испещренной морщинами времени поверхности валуна. Под плотным зеленым ковром мха и лишайников угадывались странные линии, не хаотичные природные трещины, а нечто иное, не поддающееся логике дикой природы. Прямые, как древко копья, пересекающиеся под невероятно точными углами; дуги, идеально ровные, словно их вывела не рука человека с примитивным резцом, а какое-то исполинское, забытое богом лекало. Это была геометрия, чуждая всему, что окружало Рена в его жизни, кривым ветвям деревьев, извилистым тропам, округлым очертаниям холмов.
- Отец говорит, что Великие Предки касались этого камня, - тихо, почти шепотом, произнес Рен, больше для себя, чем для своей младшей сестренки, Ланы. Та, отвлекшись от попыток поймать ускользающего солнечного зайчика, посмотрела на него своими большими, ясными глазами.
- Они были высокие, как старые сосны, и могли разговаривать со звездами, - продолжил мальчик, вглядываясь в гранитные прожилки. - И носили одеяния из света, и летали на огненных колесницах, что оставляли на небе серебристые следы.
Лана фыркнула и снова принялась бегать по лугу, раскинув руки, подражая летящей птице. Для нее Великие Предки были такими же реальными и одновременно сказочными, как духи ручья или грозное божество Грома, обитавшее за горными хребтами. Они были частью мира, полного необъяснимых чудес, которые не требовали доказательств, а просто принимались на веру, как принимается смена времен года.
Но Рен чувствовал иначе. Он не просто слушал сказки у костра; он впитывал их, ощущая странную, ноющую связь с тем далеким миром. Он часто приходил к этому кругу из грубых, но величественных камней, разбросанных по лугу в странном, волнующем порядке, который он чувствовал кожей, но не мог объяснить разумом. Взрослые, шаманы и старейшины, говорили, что это просто святилище, место силы, где нужно просить удачи на охоте или благословения на новый урожай ягод. Они совершали здесь обряды, пели песни, обращенные к небу. Но когда Рен смотрел, как в день летнего солнцестояния солнце встает точно над зазубренной вершиной самого высокого камня, ему казалось, что он видит не магию шамана, а… непостижимый, бездушный расчет. Точный, холодный, неумолимый, как падение камня с обрыва.
Собравшись с духом, он сгреб охапку влажного мха с основания глыбы. Сердце его екнуло и забилось чаще. Взору открылись не просто линии. Это были знаки. Вырезанные с невероятным, немыслимым для его соплеменников мастерством. Не привычные изображения бизонов, оленей или птиц, которые он видел на стенах пещеры, где ютилось его племя. Нет. Это были фигуры, отдаленно напоминающие людей, но закованные в странные, обтекаемые, плотно прилегающие одеяния, скрывающие все черты лица. Их шлемы были лишены глаз, а в руках они держали предметы, форму которых Рен не мог сопоставить ни с одним известным ему орудием. И рядом нечто самое удивительное: вытянутый объект, похожий на стрекозу или птицу, но с неправдоподобно прямыми, жесткими крыльями и корпусом, испещренным такими же геометрическими линиями.
Рен не знал слов «скафандр», «космонавт» или «звездолет». В его языке для этих образов существовали другие названия, доставшиеся от предков: «Небесные Воины», «Люди-без-Лиц» и «Огненные Колесницы». Но, глядя на эти изображения, в его душу закрадывалось жгучее, не дававшее покоя сомнение. А что, если это не просто сказки? Что если его отец, обычно такой скупой на слова и серьезный, говоря о Предках, скрывает не вымысел, а… память? Тупую, ноющую боль от потери чего-то огромного, настоящего, чего-то, что было украдено у мира в незапамятные времена?
Он прижался лбом к холодному, неподвижному камню, закрыл глаза и попытался представить. Он отбросил образ сияющих богов, спускающихся с небес в ослепительном сиянии. Вместо этого он попытался увидеть людей. Обычных, как он сам, как его отец, как воины племени. Но живущих в мире, где камни сами слагались в ровные, гладкие стены, уходящие в облака; где по небу не плыли неторопливые облака, а мчались, сверкая, те самые металлические птицы; и где свет рождался не от трепетного пламени костра, а от простого прикосновения к стене в своем жилище. Мире, который был так же реален для них, как для Рена был реален запах хлеба, испеченного его матерью.
- Опять тут?
Голос отца, глухой и усталый, заставил Рена вздрогнуть и отпрянуть от камня. Из-за деревни, с тропы, ведущей к стойбищу, шел высокий мужчина с секирой за поясом и свертком дров за спиной. Его лицо, испещренное морщинами и шрамами от старых ран, было невозмутимо, но в глазах, цвета темного омута, Рен уловил знакомую тень беспокойства, которая всегда появлялась, когда отец заставал его у камней.
- Я… я смотрел, как солнце садится, - смущенно пробормотал Рен, поспешно пытаясь прикрыть счищенный мох.
Отец молча подошел, сбросил вязанку дров на землю и тяжело опустился на камень рядом с сыном. Его могучие, покрытые старыми ожогами руки легли на поверхность валуна, и Рену показалось, что пальцы отца с дрожью коснулись тех самых таинственных линий.
- Они не боги, Рен, - тихо сказал отец, глядя куда-то поверх головы сына, в темнеющую даль. - Не надо молиться на них. И не надо их бояться.
- А кто они? - выдохнул мальчик, сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Он никогда не решался задать этот вопрос прямо.
Мужчина надолго замолчал. Сумерки сгущались, превращаясь в синий, почти черный бархат ночи. На небе одна за другой зажигались холодные, яркие точки.
- Они были такими же, как мы, - наконец произнес отец, и его голос прозвучал с непривычной, пронзительной грустью. - Они любили, боялись, ошибались. Они строили города из камня и света, такие высокие, что вершины их терялись в облаках. Они летали к Луне и к звездам, как мы ходим в соседнюю долину за ягодами.
Рен слушал, затаив дыхание, боясь пропустить хоть слово.
- Но они возгордились. Возомнили себя хозяевами мира. И мир… показал им, как они малы. Пришла Тихая Смерть. Не от копий и стрел, а от воды, которую они пили, и от воздуха, которым дышали. Их сила стала их слабостью. Их крепости - ловушками.
- А они… все умерли? - прошептал Рен.
Отец покачал головой, и его взгляд наконец встретился с взглядом сына. В глубине его глаз плясали отражения далеких звезд.
- Нет. Некоторые спаслись. Немногие. Самые упрямые. Самые простые. Они бежали из своих каменных гнезд в леса и горы. Они забыли свои книги и свои машины. Они учились заново добывать огонь, охотиться, строить шалаши. Они были нашими праотцами. А это… - он похлопал ладонью по камню, - это их крик.
- Крик? - не понял Рен.
- Крик в ночь. Предупреждение. Чтобы мы помнили. Чтобы не повторяли их ошибок. Чтобы смотрели на воду и небо с опаской, а на свои руки с надеждой.
Отец тяжело поднялся, взвалил на плечи вязанку дров.
- Идем, Рен. Мать ждет. И хватит тебе копаться в прошлом. Будущее важнее. Охота завтра на рассвете.
Он повернулся и зашагал по тропе к огонькам стойбища. Рен на мгновение задержался, в последний раз глянув на камень. Теперь он знал. Это был не алтарь. Это была могильная плита. Плита на могиле целого мира.
Он не мог знать, что его далекий предок, человек по имени Дейн, три тысячи лет назад, стоя на этом самом месте, покрытый пылью и потом, под палящим солнцем иного, давно умершего неба, отдавал последние приказы, чтобы установить эту самую глыбу. Что это был не алтарь, а часть грандиозного механизма, календаря и монумента, последнего крика в безразличное будущее: «Мы были здесь! Мы знали звезды! Мы предупреждаем! Не забывайте!»
Но крик, как и все в этом мире, подвержено энтропии. За тысячелетия он превратился в шепот, шепот в сказку, сказка в забытую колыбельную.
Ветер, поднявшийся с наступлением ночи, прошелестел в сосновых кронах, и Рену снова почудилось, что это не просто ветер, а чей-то бесконечно печальный, полный неизбывной скорби вздох. Вздох самого камня. Вздох самого прошлого.
Солнце давно скрылось, и синяя тень растворилась в кромешной тьме. Таинственные линии на камне снова стали невидимы, сокрытые мхом и ночью.
Но Рен уже знал, что они там есть. И это знание жгло его изнутри, как уголек из пролога, заставляя вглядываться в узор из звезд, зажигавшихся на темном бархате неба, с новым, жгучим, мучительным и прекрасным вопросом, который отныне будет определять всю его жизнь.
Продолжение следует... Чтобы они знали, что мы были. Глава 1.
Дорогие читатели! Жду ваши впечатления в комментариях! Впереди много интересного. Понравился рассказ и хотите поддержать? Буду благодарен за донат. Ваша "чашечка кофе" 😊 помогает творить для вас! Спасибо!