Звонок раздался в тот момент, когда Леонид аккуратно выкладывал на тарелку жены кусок запеченной трески с хрустящей корочкой. Рыба была идеальной, он следил за этим с особым тщанием, ведь их семейные ужины в последнее время стали редкими островками спокойствия в бешеном ритме жизни.
— Не бери, — сказала Ирина, протягивая руку к телефону, лежавшему на краю стола. — Пусть оставит сообщение. Ты же знаешь, кто это может быть в семь вечера в субботу. Опять какой-нибудь робот-коллектор будет интересоваться, не хотим ли мы взять кредит под ноль процентов.
Леонид усмехнулся, но в глазах у него мелькнула тревога. Он ненавидел эти звонки, эту навязчивую паутину, которая лезла в их маленькую, выстраданную крепость. Квартира, доставшаяся им от тети Ани, была не просто квадратными метрами. Это был щит, убежище, место, где пахло яблочным пирогом и старыми книгами, а не чужими проблемами.
— Все равно возьму, — он потянулся к аппарату. — Мало ли. Вдруг у мамы что-то.
Он поднес трубку к уху.
— Алло?
Голос в трубке был незнакомым, слегка хрипловатым, с той уверенной интонацией человека, который знает, что его сейчас будут слушать.
— Леонид? Привет. Это твой брат. Сводный. Кирилл.
Леонид замер. Ложка, которую он как раз собирался опустить в салат, застыла в воздухе. Он медленно опустил ее на стол. Ирина, увидев изменение в его лице, насторожилась. Она отодвинула свою тарелку.
— Что?.. Что за шутки? — выдавил Леонид. У него не было сводного брата. Была история, которую много лет назад рассказала ему мать, история о кратком, неудачном браке его отца, закончившемся до его рождения. Там фигурировала какая-то женщина и ребенок. Но это было настолько давно и нереально, что казалось сказкой, причем не самой доброй.
— Никаких шуток, — голос Кирилла звучал спокойно, почти деловито. — Я сын твоего отца, Анатолия Петровича. У нас, как говорится, общий корень. Хотел бы встретиться. Обсудить кое-какие вопросы.
— Какие вопросы? — Леонид почувствовал, как у него похолодели кончики пальцев. Он посмотрел на Ирину, пытаясь передать ей взглядом всю абсурдность ситуации, но она уже впилась в него взглядом, требуя объяснений.
— Вопросы наследственные. Я узнал, что наша тетя, Анна Петровна, отошла в мир иной. Приношу соболезнования. Но, как выяснилось, при распределении имущества были допущены некоторые… скажем так, неточности. Я имею законное право на часть ее собственности. А именно, на долю в квартире.
Тишина в кухне стала густой, звенящей. Леонид слышал, как за стеной включили телевизор, доносились обрывки чужого смеха. А в его ухе звучал этот размеренный, холодный голос, переворачивающий его мир с ног на голову.
— Ты с ума сошел? — прошептал Леонид. — Какую еще долю? Какое ты имеешь право? Тетя Аня не знала о твоем существовании! Мы не знали!
— Закон, Леонид, — парировал Кирилл, и в его голосе впервые прозвучала стальная нотка. — Он слеп к тому, кто что знал или не знал. Я — кровный родственник. По закону мне положена обязательная доля. И я намерен ее получить.
Ирина не выдержала. Она встала, подошла к Леониду и жестом потребовала трубку. Лицо ее было бледным, губы сжаты в тонкую ниточку.
— Дайте мне, — сказала она тихо, но так, что Леонид безропотно протянул ей телефон.
— Алло, — голос Ирины прозвучал как удар хлыста. — Вы кто такой и что вам нужно?
— Ирина, presume? Жена Леонида. Очень приятно. Я уже представился. Кирилл. Брат.
— Брат? — Ирина фыркнула. Звук был настолько язвительным, что даже Леонид вздрогнул. — Знаете, на помойке тоже много чего валяется, но это не значит, что это можно приносить в дом и называть семейной реликвией. Изложите суть, у нас ужин.
Кирилл на другом конце провода слегка засмеялся, будто оценил укол.
— Суть проста. Тетя Анна Петровна не оставила завещания. Имущество было распределено по закону, между ближайшими родственниками. Но меня, как одного из таковых, проигнорировали. Это нарушение. Я требую пересмотра. Или мы решаем этот вопрос цивилизованно, или я буду вынужден обратиться в суд.
— Угрожаете? — Ирина подошла к окну, сжав трубку так, что костяшки пальцев побелели. — Милый мой, вы даже не представляете, с кем связываетесь. Вы думаете, можно вот так взять и появиться из ниоткуда с такими заявлениями?
— Я не угрожаю. Я информирую. И я появляюсь не из ниоткуда. Я появляюсь из правового поля, которое, уверяю вас, на моей стороне. Давайте встретимся. Обсудим все как взрослые люди.
Ирина повернулась к Леониду. В ее глазах бушевала буря из гнева, страха и полного непонимания.
— Он хочет встретиться, — сказала она, прикрыв ладонью микрофон. — Этот… фантом.
Леонид молча кивнул. Он чувствовал себя абсолютно пустым. Все, что он строил годами — свой мир, свою семью, свое спокойствие — вдруг дало трещину от одного телефонного звонка.
— Хорошо, — резко сказала Ирина в трубку. — Где и когда?
— Завтра. Два часа дня. Кафе «Норд», на центральном проспекте. Я буду в темном пиджаке.
— Как в шпионском боевике, — язвительно бросила Ирина. — Только без погонь, надеюсь. До завтра.
Она бросила трубку на рычаг так, что тот жалобно запищал. Несколько секунд она просто стояла, глядя в окно на зажигающиеся огни города. Потом повернулась к Леониду.
— Ну что, дорогой? У тебя, оказывается, есть братец. И он очень хочет с тобой… поделить. Нашу квартиру. Ту самую, в ремонт которой мы вложили все свои сбережения и три года жизни. Ту, в которой родилась Маша. Ту, которую тетя Аня завещала именно тебе, потому что ты был для нее как сын.
Леонид опустил голову. Он вспомнил тетю Аню, ее добрые, умные глаза, ее руки, всегда пахнувшие лекарственными травами. Она умерла тихо, во сне, и последние годы Леонид и Ирина были ее единственной опорой. Этот человек, этот Кирилл, не прислал даже цветов на похороны. А теперь являлся с претензиями.
— Я не знаю, что сказать, Ира, — честно признался он. — Это как гром среди ясного неба.
— Гром среди ясного неба обычно предвещает бурю, — мрачно заметила Ирина. Она села на стул, отодвинула тарелку с остывающей рыбой. Аппетит пропал напрочь. — И что мы будем делать?
— Встретимся, — Леонид попытался взять себя в руки. Он всегда был тем, кто гасил конфликты, искал компромиссы. — Послушаем, что он скажет. Может, он просто хочет денег? Откупимся.
— Откупимся? — Ирина посмотрела на него с таким изумлением, будто он предложил лететь на Марс. — Леонид, ты в своем уме? Мы только выплатили ипотеку за машину! У нас дочь через год в университет поступает! Какие деньги? И потом, это принцип! Он не имеет никакого права! Тетя Аня была моей семьей больше, чем ему когда-либо придется ею быть!
Она говорила горячо, страстно. Леонид понимал ее чувства. Квартира была их общим достижением, их крепостью. И теперь какой-то призрак из прошлого отца собирался проломить в ней брешь.
— По закону, Ира, — тихо сказал Леонид, — если он действительно сын моего отца, он может иметь права. Наследство ведь делится по очередям. Отец умер, его доля могла бы перейти к его детям. Ко мне и… к нему.
— «Могла бы»! — вспыхнула Ирина. — Но тетя Аня была твоей родней по материнской линии! Какое отношение к ней имеет твой отец и его побочный сын? Это бред!
— Я не юрист, — устало признался Леонид. — Но он звучал… уверенно.
— Уверенно звучат все мошенники, пока им не дадут по зубам, — отрезала Ирина. Она встала и начала нервно ходить по кухне. — Нет, это просто неприлично. Явление сводного брата, как деус экс махина, только с юридическим кодексом вместо скрижалей. «По закону мне положено». Знакомо, да? Как в плохом сериале.
Леонид не мог не улыбнуться ее язвительности, даже в такой ситуации. Ирина всегда находила самые точные и колкие слова. Эта ее черта и привлекала его, и иногда пугала.
— Завтра все выясним, — повторил он, больше для успокоения самого себя. — Может, он адекватный человек. Может, мы найдем общий язык.
— Общий язык с человеком, который начинает общение с угрозы судом? — Ирина остановилась напротив него. — Леонид, мой хороший, ты иногда своей добротой и желанием всех примирять просто поражаешь. Нет у вас общего языка. У вас есть общий отец, которого ты почти не помнишь, а он, видимо, помнит слишком хорошо. И есть квартира. Это не почва для диалога, это почва для войны.
Она подошла к нему, обняла его за плечи. Леонид почувствовал, как дрожат ее руки.
— Я не отдам им нашу крепость, Лёня. Не отдам. Это наш дом.
Он обнял ее в ответ, прижался лицом к ее груди. Слышал частое, взволнованное биение ее сердца. В этот момент он понял, что мирный ужин закончился. Начиналось что-то другое. Что-то тяжелое и неприятное.
На следующий день в кафе «Норд» было шумно и бездушно. Стекло, хром и громкая музыка. Леонид и Ирина сидели за столиком у окна, молча потягивая кофе. Ирина отдернула руку от блюдца, когда в проеме двери появился мужчина.
Он был одет так, как и говорил — в темный, дорогого покроя пиджак. Лет ему было около сорока, он был чуть моложе Леонида. В его лице, в разрезе глаз было что-то неуловимо знакомое, какая-то черта, которую Леонид видел в зеркале. Это и было самым жутким.
Мужчина подошел к их столику с легкой, уверенной улыбкой.
— Леонид? Ирина? Очень приятно. Кирилл.
Он протянул руку. Леонид, автоматически, пожал ее. Рука была сухой и сильной. Ирина кивнула, едва склонив голову, оставив его руку висеть в воздухе. Кирилл не смутился, развернулся и поманил официанта.
— Капучино, без сахара. Спасибо. — Он устроился поудобнее, окинул их оценивающим взглядом. — Рад, что вы пришли. Значит, настроены на конструктив.
— Мы настроены на то, чтобы выслушать ваши претензии, — холодно сказала Ирина. — Пока это сложно назвать конструктивом. Это больше похоже на шантаж.
— Ирина, пожалуйста, давайте без эмоций, — Кирилл мягко улыбнулся. — Это дело юридическое. Чувства здесь излишни. Я понимаю, мое появление стало для вас неожиданностью. Но факт остается фактом: я — сын Анатолия Петровича Белова, что легко подтверждается документами. После его смерти я имею право на наследование имущества его родственников, в случае отсутствия у них прямых потомков. Анна Петровна была его родной сестрой. Детей у нее не было. Таким образом, я являюсь наследником второй очереди. Наравне с Леонидом.
— Наравне? — Леонид нахмурился. Он чувствовал, как по телу разливается неприятное тепло. — Тетя Аня была мне как мать. Я ухаживал за ней десять лет! А ты где был?
Кирилл вздохнул, как взрослый, уставший от капризов ребенка.
— Леонид, я не виноват, что наша общая… биологический отец, предпочел не афишировать мое существование. Я жил своей жизнью. Но закон един для всех. Мое отсутствие на похоронах или в предыдущие годы не отменяет моих прав. Квартира должна быть разделена в равных долях. Или вы выкупаете мою долю по рыночной стоимости. Я уже прикинул, это около трех миллионов рублей. Для вас, я полагаю, сумма ощутимая, но не неподъемная.
Ирина закатила глаза.
— О, всего-то три миллиона! Как мило с вашей стороны предложить нам купить то, что и так принадлежит нам по праву совести и по факту вложенного труда! Вы хоть представляете, сколько мы в эту квартиру вложили? Новые коммуникации, окна, балкон?..
— Ирина, — перебил ее Кирилл, и его голос внезапно потерял всю приятность. — Ремонт — это ваши личные расходы. Они не отменяют права собственности. Вы можете забрать с собой… обои, если они вам так дороги. Меня интересует недвижимость.
Леонид смотрел на этого человека и не видел в нем ничего родственного. Только холодный расчет. Это был не брат. Это был оппонент.
— И что будет, если мы откажемся? — тихо спросил Леонид.
— Тогда я буду вынужден подать иск в суд, — Кирилл отхлебнул своего капучино, который как раз принесли. — Процесс затянется, будет нервно, дорого. В конце концов, суд, скорее всего, станет на мою сторону. Закон есть закон. И вы останетесь ни с чем. Вернее, с половиной квартиры, которую будет очень сложно продать, и за которую я, честно говоря, не уверен, что вы сможете мне выплатить компенсацию. Так что вариант с мировой сделкой — самый разумный для вас.
«По закону мне положено, а ваши чувства и вложения — это ваши личные проблемы» — эта фраза повисла в воздухе, не произнесенная вслух, но читаемая в каждом жесте, в каждом взгляде Кирилла.
Ирина вдруг встала. Лицо ее было белым как мел.
— Я все поняла. Вы пришли не на переговоры. Вы пришли объявить нам войну. Под видом закона. Вы — хищник. И вам нет дела до того, что это чей-то дом, чья-то жизнь.
— Ирина, это просто бизнес, — пожал плечами Кирилл. — Ничего личного.
— Для вас — бизнес, — сказала Ирина, и ее голос дрогнул от ненависти. — Для нас — это жизнь. Наша жизнь. И мы вас в нее не пустим. Ни на сантиметр. Пойдем, Леонид.
Она развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Леонид посидел еще секунду, глядя на человека, назвавшегося его братом.
— Зачем тебе это, Кирилл? — спросил он искренне. — Ну правда? Тебе не совестно?
Кирилл посмотрел на него с легким удивлением.
— Совесть — это для церкви, Леонид. А в гражданских отношениях есть кодекс. Я действую в его рамках. Подумайте над моим предложением. У вас есть неделя.
Леонид молча встал и пошел за женой. Он чувствовал себя так, будто его ограбили средь бела дня. И самый ужас был в том, что грабитель был абсолютно прав с точки зрения тех правил, которые он для себя избрал. Выходя на улицу, он увидел, что Ирина стоит, прислонившись к стене, и тихо плачет от бессилия и ярости.
— Все, — сказала она, вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Ты понял, с кем мы имеем дело? Это не человек. Это юрист-робот с прописанной программой «отжать имущество». Мирно решить не получится.
— Что будем делать? — спросил Леонид, чувствуя, как почва уходит из-под ног.
Ирина выпрямилась. В ее мокрых глазах зажегся знакомый огонек решимости.
— Воевать. Искать своего юриста. Лучшего. Мы найдем, в чем он ошибается. Должна же быть зацепка. Он не получит ни клочка нашей жизни. Ни за что.
Она взяла его под руку, и они пошли по улице, к своему дому, к своей крепости, на стены которой уже легла тень осады. Леонид понимал, что Ирина права. Мирный период их жизни закончился. Начиналась битва за свое, и противник оказался безжалостным и циничным до мозга костей.
Адвокат Сергей Владимирович Полозков был человеком, который, казалось, состоял из портфеля, дорогих часов и пронзительного взгляда, способного просверлить бетонную стену. Его кабинет пахл дорогой кожей, кофе и деньгами. Леонид, сидя в кресле напротив, чувствовал себя школьником, вызванным к директору за совершенную шалость, масштабы которой ему только предстояло осознать.
— Итак, — Полозков отложил папку с документами, которые они принесли. — Ситуация, на первый взгляд, патовая. На вашу тетю, Анну Петровну Белову, не было оформлено завещания. Наследство было принято вами, Леонид Анатольевич, по закону, как наследником первой очереди. Пропущенный срок вступления в наследство другими претендентами был восстановлен через суд вашим… сводным братом. Суд признал его права наследника второй очереди обоснованными. Формально — он прав.
Ирина, сидевшая рядом, сжала кулаки.
— Сергей Владимирович, это же несправедливо! Он появился из ниоткуда! Он не имеет никакого морального права!
Полозков посмотрел на нее поверх очков. Взгляд его был сочувственным, но твердым.
— Ирина Михайловна, моральное право и юридическое — это две параллельные вселенные, которые редко когда пересекаются. Судья будет оперировать статьями, а не понятиями совести. Кирилл Анатольевич действует строго в правовом поле. И он хорошо подготовился.
— Значит, мы ничего не можем сделать? — голос Леонида прозвучал глухо. Он смотрел в окно на мокрые от дождя крыши. Казалось, сама погода разделяла их настроение.
— Я не сказал, что мы ничего не можем сделать, — поправил его адвокат. — Я сказал, что ситуация патовая на первый взгляд. Значит, нужно смотреть глубже. У меня есть несколько вопросов.
Он взял в руки заявление Кирилла в суд.
— Первое. Ваш отец, Анатолий Петрович, умер более пятнадцати лет назад. Верно?
— Да, — кивнул Леонид. — От инсульта.
— И после его смерти вы, как единственный известный сын, вступили в наследство? Какое оно было, если не секрет?
Леонид горько усмехнулся.
— Какое наследство? Старый диван, патефон и долги по квартплате в его коммуналке. Я все это благополучно похоронил, долги выплатил. Больше от него ничего не осталось.
— Так, — Полозков сделал пометку в блокноте. — Теперь вопрос по квартире тети Анны. Она была приватизирована? Когда?
Ирина оживилась.
— Нет! Она была в кооперативе! Тетя Аня ее выкупала много лет назад, вносила паи. Кооператив был «Рассвет». Квартира стала ее собственностью только после полной выплаты, лет десять назад.
Лицо адвоката оставалось непроницаемым, но в глазах что-то мелькнуло.
— Кооператив «Рассвет»… Интересно. А кто был нанимателем жилого помещения до вступления тети в кооператив? Кто был главным квартиросъемщиком?
Леонид и Ирина переглянулись.
— Не помню, — честно сказал Леонид. — Кажется, тетя и была. Она там жила с шестидесятых годов.
— Нужно поднимать архивы, — задумчиво произнес Полозков. — Это может быть ключевым моментом. Еще вопрос. Ваш брат… Он предъявил документы, подтверждающие родство?
— Да, — кивнула Ирина. — Свидетельство о рождении, где в графе «отец» указан Анатолий Петрович Белов. И судебное решение об установлении отцовства, кажется, посмертное. Он что-то там доказывал через суд.
— Посмертное установление отцовства… — Полозков откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе. — Это сложная и дорогая процедура. Обычно ее инициируют для получения наследства. Но наследства-то от отца не было. Зачем ему это понадобилось пятнадцать лет спустя? Странно. Очень странно.
Он помолчал, глядя в потолок, будто разглядывая там невидимые нити закона.
— Хорошо. План такой. Первое: мы запрашиваем все документы по кооперативу «Рассвет». Нас интересует, когда и на каком основании Анна Белова стала членом кооператива, и главное — кто был первоначальным нанимателем жилья. Второе: мы тщательно изучаем дело о посмертном установлении отцовства. Там могут быть процессуальные нарушения. Третье: мы ищем свидетелей. Соседей, друзей тети Анны, которые могут подтвердить, что ваш брат никогда не участвовал в ее жизни, не оказывал помощи, не общался с ней.
— А это важно? — спросил Леонид.
— Важно, — кивнул адвокат. — Суд может принять во внимание тот факт, что наследник является недостойным. Но это сложно доказать. Пока что наш главный козырь — кооператив. Если квартира не была муниципальной до приватизации, а сразу была кооперативной, и тетя была единственным пайщиком… это меняет дело. Наследство второй очереди может и не «потянуть» такую собственность. Это не классическая приватизация.
В его голосе прозвучала надежда. Леонид ухватился за нее, как утопающий за соломинку.
— Сколько это будет стоить? — спросила Ирина прямым, деловым тоном.
Полозков назвал сумму. Леонид ахнул про себя. Это были почти все их сбережения, отложенные на отпуск и на непредвиденные случаи.
— Хорошо, — сказала Ирина, не моргнув глазом. — Деньги будут. Начинайте работу.
Когда они вышли из здания адвокатской конторы, дождь усилился. Они стояли под зонтом, глядя на мокрый асфальт.
— Ты уверена? — спросил Леонид. — Это же все наши деньги.
— А что, есть выбор? — Ирина посмотрела на него. Ее лицо было усталым, но решительным. — Либо мы платим адвокату, либо платим этому… Кириллу. Я предпочитаю платить тому, кто на нашей стороне. Это как выбрать между стоматологом и бандитом с монтировкой. И то, и другое больно, но у стоматолога есть шанс все исправить.
Леонид взял ее за руку. Она была холодной.
— Прости меня, Ира. За то, что втягал тебя в эту историю. За мое прошлое, которое вдруг так мерзко напомнило о себе.
— Ты тут ни при чем, — она прижалась к его плечу. — Ты самый честный и порядочный человек, которого я знаю. И именно поэтому на тебя находятся такие… кириллы. Они чувствуют, что можно поживиться. Но мы дадим отпор. Обещаю.
Следующие недели превратились в кошмар. Бесконечные походы по архивам, судам, нотариусам. Леонид брал отгулы на работе, Ирина отпрашивалась с преподавательской работы. Они выуживали из пыльных папок старые справки, разыскивали соседей тети Ани, многие из которых уже разъехались или умерли. Мир сузился до одной цели — найти зацепку.
Кирилл тем временем не бездействовал. Он прислал официальное письмо с повторным предложением о «мировой» — выкупе его доли за два с половиной миллиона, «во избежание судебных издержек». Письмо было составлено в столь корректных и угрожающих тонах, что у Ирина, прочитав его, разбила свою любимую чашку.
— «Во избежание издержек»! — кричала она, подметая осколки. — Да он сам — ходячая издержка на теле человечества!
Леонид молчал. Он чувствовал, как напряжение растет. Их дом, некогда такое уютное место, теперь напоминал штаб партизан перед решающим сражением. На столе лежали кипы бумаг, повсюду валялись заметки. Они почти не разговаривали ни о чем, кроме дела. Даже их дочь, Маша, чувствуя нервозность, стала замкнутой.
Однажды вечером, когда они в очередной раз перебирали документы, раздался звонок. Это был Полозков. Голос его звучал устало, но с оттенком удовлетворения.
— Леонид Анатольевич, я, кажется, нашел слабое место. В архиве кооператива. Квартира изначально была получена Анной Беловой по ордеру, как служебное жилье, когда она работала на заводе. Потом завод передал дом в кооператив, и тетя Аня выкупала пай уже как член кооператива, но с правом первоочередного выкупа, как действующий квартиросъемщик. Это важный нюанс. Но главное не это.
Он сделал паузу.
— Главное — первоначальный ордер был выдан не только на нее. Он был выдан на нее и на ее брата, вашего отца, Анатолия Петровича. Они вселялись в квартиру вместе, в шестидесятые годы. Формально, ваша тетя и ваш отец были совладельцами права пользования этим жильем до вступления в кооператив.
Леонид почувствовал, как у него замирает сердце.
— И что это значит?
— Это значит, что когда ваш отец умер, его доля в праве на приватизацию… нет, в данном случае на вступление в кооператив… должна была перейти к его наследникам. То есть к вам. И, теоретически, к Кириллу. Но! Есть один важнейший момент. Ваша тетя полностью выкупила пай за свой счет. Сохранились все квитанции. И она одна была признана собственником после полной выплаты. Никаких долей отца там учтено не было. Кирилл может попытаться оспорить это, заявив, что доля отца была «прощена» или не учтена незаконно. Но это будет очень сложно. Суд, как правило, в таких случаях встает на сторону того, кто вкладывал реальные деньги. А ваш брат, как вы понимаете, не вкладывал ни копейки.
— То есть у нас есть шанс? — прошептала Ирина, прижавшаяся к телефону вместе с Леонидом.
— Шанс есть, — подтвердил Полозков. — Не стопроцентный, но весомый. Мы будем строить защиту на том, что квартира была приобретена Анной Беловой исключительно на ее средства, а первоначальное право пользования вашего отца было аннулировано при полном выкупе. Кирилл претендует на долю в праве, которого фактически не существовало на момент смерти тети. Это сложная материя, но мы попробуем.
Когда они положили трубку, в комнате воцарилась тишина. Впервые за долгое время Леонид почувствовал не просто облегчение, а проблеск надежды.
— Слышишь? — сказала Ирина. — Он не получит ничего. Ничего!
— Он будет бороться до конца, — мрачно заметил Леонид. — Он не из тех, кто сдается.
— Пусть пытается, — Ирина подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался свежий, влажный ночной воздух. — Мы теперь знаем, за что боремся. И мы знаем, что мы правы. Не по какому-то дурацкому кодексу, а по праву жизни. По праву любви. По праву нашего труда.
Она повернулась к нему. В ее глазах стояли слезы, но на этот раз это были слезы не отчаяния, а яростной решимости.
— Он думает, что имеет дело с мягкотелым интеллигентом и его истеричной женой. Но он ошибся. Он имеет дело с семьей. А семья — это самая мощная юридическая сила в мире. Сильнее любого закона.
Леонид подошел к ней, обнял. Они стояли у раскрытого окна, слушая, как шумит дождь, смывая грязь с города. Битва была далеко не окончена. Впереди ждал суд, новые нервы, новые траты. Но они были вместе. И их крепость, их дом, стоял на фундаменте, который оказался прочнее, чем они думали.