Я сидела в своей квартире, укутавшись в плед, и работала за ноутбуком. За окном накрапывал мелкий дождик, барабаня по подоконнику убаюкивающую мелодию. Моя квартира — мое убежище, единственное место, где я чувствовала себя в полной безопасности. Она досталась мне от бабушки, и каждый уголок здесь хранил тепло ее рук, запах пирогов и тихие вечерние разговоры. Трехкомнатная, просторная, с высоким потолком и старым, но ухоженным паркетом, скрипящим так знакомо и уютно. Я жила здесь с Игорем уже почти два года. Он появился в моей жизни стремительно и ярко, как летняя гроза. Уверенный, обаятельный, с заразительной улыбкой и умением говорить именно те слова, которые я хотела слышать. Он переехал ко мне через три месяца после знакомства, и поначалу все было похоже на сказку. Он называл эту квартиру «нашим гнездышком», заботливо вешал на стену наши совместные фотографии и любил говорить о будущем, в котором мы всегда будем вместе.
Я работала удаленно, дизайнером, и денег нам, в общем-то, хватало. Но я давно мечтала привести в порядок старый бабушкин балкон, утеплить его и сделать там небольшой зимний сад. Проект был готов, но требовал немалых вложений. И вот, когда я в очередной раз пересчитывала смету, мне в голову пришла, как мне тогда казалось, гениальная мысль. У нас пустовала самая дальняя, третья комната. Бабушка называла ее «гостевой». Почему бы не сдать ее? Деньги от аренды как раз покрыли бы все расходы на балкон, и даже осталось бы на другие мелкие улучшения.
Вечером, когда Игорь вернулся с работы, я поделилась с ним своей идеей. Я ожидала чего угодно: что он обрадуется, что начнет строить планы вместе со мной, что мы сядем и вместе напишем объявление. Но его реакция была странной. Он нахмурился, его улыбка сползла с лица, а в глазах появился холод.
— Сдавать? — переспросил он, будто я предложила что-то неприличное. — Ты хочешь пустить в наш дом чужого человека?
— Ну почему сразу чужого? — я попыталась говорить мягко, не желая спорить. — Мы же можем выбрать кого-то приличного. Студентку, например. Тихую, спокойную. Комната все равно стоит без дела, а так — и ей помощь, и нам доход. Подумай, мы сможем наконец-то заняться балконом!
— Я не хочу, чтобы по нашей квартире ходил кто-то посторонний, — отрезал он. — Это вопрос безопасности. Нашего уюта. Я не для того создавал здесь наше гнездо, чтобы в него впускать кого попало.
Странно, — промелькнуло у меня в голове. — Он говорит «нашей», «наше гнездо»… Но квартира-то моя. И решение, по сути, принимать мне. Почему он так категоричен?
Я не стала настаивать в тот вечер, решила дать ему время привыкнуть к этой мысли. Но уже тогда, глядя на его напряженную спину, пока он молча пил чай, я почувствовала первый, едва заметный укол тревоги. Словно в идеально настроенном инструменте вдруг порвалась одна тоненькая струна, и общая гармония нарушилась.
Прошла неделя. Мы больше не возвращались к этому разговору, и я почти решила отложить свою идею. Но однажды Игорь сам завел эту тему, только с совершенно неожиданной стороны. Он сел рядом со мной на диван, взял мою руку и посмотрел мне в глаза своим фирменным, обезоруживающим взглядом.
— Любимая, мне нужно с тобой серьезно поговорить, — начал он вкрадчиво. — Помнишь, я рассказывал тебе про свою младшую сестру, Лену?
Я кивнула. Я слышала о ней, но никогда не видела. Игорь говорил, что она живет в другом городе, работает там, что у нее все в порядке.
— Так вот, у нее сейчас… очень большие проблемы, — он тяжело вздохнул. — С работой не сложилось, с жильем тоже беда. Ей просто некуда идти. Я очень за нее переживаю. Она моя единственная сестра, родная кровь.
Мое сердце сразу сжалось от сочувствия. Я представила себе несчастную девушку, оставшуюся одной в чужом городе.
— Конечно, ужас какой, — прошептала я. — Ей нужна помощь? Деньги?
— И деньги тоже, но главное не это, — он сжал мою руку сильнее. — Ей нужно где-то пожить. Временно. Пока не найдет работу здесь и не встанет на ноги. Я подумал… у нас ведь есть свободная комната.
И в этот момент все внутри меня замерло. Та самая комната. Которую я хотела сдать. Которую он так яростно защищал от «посторонних».
— Она может пожить у нас? — спросил он, заглядывая мне в душу. — Пожалуйста. Это ненадолго. Месяц, может, два. Она очень тихая, скромная. Ты ее даже замечать не будешь.
Что я могла ответить? Отказать в помощи его сестре, попавшей в беду? Это было бы бесчеловечно. И часть меня обрадовалась: вот и решение, почему он был против аренды. Он просто хотел приберечь комнату для сестры. Все логично.
— Конечно, — ответила я, выдавив улыбку. — Конечно, пусть приезжает. Твоя сестра — моя сестра.
Он рассыпался в благодарностях, целовал меня, говорил, что я самая лучшая и понимающая женщина на свете. А я, глядя в его счастливые глаза, пыталась заглушить тихий, но настойчивый голосок внутри. Что-то здесь не так. Что-то не сходится. Но я отмахнулась от этих мыслей, списав все на свою мнительность.
Лена приехала через три дня. Она оказалась совсем не такой, как я себе представляла. Не забитой и несчастной, а вполне обычной девушкой лет двадцати пяти, с цепким, оценивающим взглядом и модной стрижкой. Она была одета просто, но вещи были явно не дешевыми. Она привезла с собой всего один, но очень дорогой чемодан. При встрече она вежливо улыбнулась, поблагодарила меня и сразу прошла в свою новую комнату, будто давно знала, куда идти. Игорь крутился вокруг нее, как пчела над цветком, суетился, спрашивал, все ли ей нравится. Их общение казалось немного… наигранным. Слишком много показательной заботы с его стороны и слишком много сдержанного спокойствия с ее.
Первые дни все было относительно мирно. Лена действительно была тихой. Она почти не выходила из своей комнаты, а если мы пересекались на кухне, то обменивались лишь парой вежливых фраз. Игорь объяснял это тем, что она «сильно переживает» и «приходит в себя». Но меня не покидало странное ощущение. Я чувствовала себя гостьей в собственном доме. Их было двое, я — одна. Они часто перешептывались, когда думали, что я не слышу. Стоило мне войти в комнату, как их разговор тут же обрывался, и наступала неловкая тишина.
Однажды вечером я готовила ужин и услышала их голоса из прихожей. Они только что вернулись с прогулки.
— …все идет по плану, главное — не торопиться, — говорил Игорь тихим, но настойчивым тоном.
— Я и не тороплюсь, — отвечала Лена раздраженно. — Просто это все так унизительно. Жить вот так, на птичьих правах.
— Потерпи немного, дорогая. Скоро все это будет наше. Еще немного, и она сама не выдержит.
Мои руки застыли над разделочной доской. Нож выпал и с лязгом ударился о плитку. Они тут же замолчали. Через секунду на кухню заглянул Игорь с дежурной улыбкой.
— О, ужин почти готов? Пахнет восхитительно! А мы тут с Леной обсуждали, как ей лучше составить резюме, чтобы побыстрее найти работу.
«Скоро все это будет наше». Что это значит? О чем они говорят? Я подняла нож, но руки дрожали. Я сделала вид, что поверила, кивнула, улыбнулась в ответ. Но с этого момента подозрения перестали быть просто предчувствием. Они превратились в ледяную уверенность, что меня втягивают в какую-то грязную игру.
Я начала присматриваться. Замечать мелочи, на которые раньше не обращала внимания. Например, Лена, которая якобы приехала без копейки денег, каждый день заказывала себе дорогую еду с доставкой. Когда я однажды удивленно на это посмотрела, Игорь тут же вмешался: «Это я ей заказываю, хочу сестренку порадовать». Но я-то знала, что последние дни он постоянно жаловался на нехватку денег и даже просил у меня на какие-то «неотложные нужды».
Потом была история с телефоном. Игорь стал прятать свой телефон. Раньше он мог бросить его где угодно, теперь же аппарат не покидал его кармана. Он выходил разговаривать на балкон, даже в мороз, плотно прикрывая за собой дверь. Его ответы на мои вопросы становились все более резкими и раздраженными. «Это личное», «Не лезь не в свое дело», «У тебя паранойя».
Однажды я убиралась в нашей спальне и решила протереть пыль на его полке в шкафу. Рука наткнулась на что-то твердое под стопкой свитеров. Это была небольшая папка с документами. Мое любопытство боролось с воспитанием, но происходящее было слишком странным. Я открыла ее. Внутри лежали копии каких-то юридических бумаг. Я не сильна в юриспруденции, но смогла разобрать слова: «брачный договор», «раздел имущества», «определение места жительства ребенка». Имена были мне незнакомы. Но что делали эти бумаги у Игоря? Рядом лежал сложенный вчетверо листок. Я развернула его. Это был план. Расписанный по пунктам.
Пункт первый: «Переезд Л. под предлогом проблем».
Пункт второй: «Создание невыносимых условий для А. (психологическое давление)».
Пункт третий: «Убедить А. в необходимости временного отъезда (к родителям, в отпуск) для «обдумывания отношений».
Пункт четвертый: «Смена замков».
Пункт пятый: «Подача иска о признании права пользования жилым помещением как член семьи».
Меня затрясло. Дыхание перехватило. Это был план по захвату моей квартиры. Моей бабушкиной квартиры. А «Л» и «А» — это, очевидно, Лена и я. Они собирались выжить меня из моего собственного дома. Унизительная роль «несчастной сестры» была всего лишь спектаклем. Игорь, который клялся мне в любви, методично, хладнокровно планировал меня обокрасть.
Я положила папку на место, руки двигались как в тумане. Я вышла из комнаты и села на кухне. Мир рухнул. Все два года нашей жизни оказались ложью. Каждое нежное слово, каждый поцелуй, каждое объятие — все было частью этого чудовищного плана. Я чувствовала себя не просто обманутой. Я чувствовала себя грязной, использованной. Что же делать? Что мне теперь делать? — стучало в висках. Выгнать их прямо сейчас? Устроить скандал? Но я боялась. Игорь был сильнее меня, и я не знала, на что он способен, если его загнать в угол. Мне нужен был неопровержимый довод, что-то, что я смогу предъявить им в лицо, что не оставит им шанса для оправданий.
Этот случай представился через несколько дней. Был субботний вечер. Игорь и Лена куда-то засобирались. Сказали, что идут в кино. Они были в приподнятом настроении, смеялись, перешучивались. Игорь, уходя, поцеловал меня в щеку. Его губы были холодными.
— Не скучай, мы скоро, — бросил он через плечо.
Дверь за ними захлопнулась. В квартире воцарилась тишина. Но это была не та благословенная тишина, о которой я мечтала. Это была звенящая, давящая пустота, наполненная ложью. Я бесцельно бродила по комнатам, не зная, как унять дрожь. И тут мой взгляд упал на столик в гостиной. На нем лежал ноутбук Игоря. Открытый. Он всегда ставил пароль, но, видимо, в спешке просто захлопнул крышку, а она закрылась не до конца. Экран светился.
Я подошла ближе. Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. На экране был открыт мессенджер. И открыт чат. Аватарка была мне незнакома — фотография маленького мальчика лет трех на велосипеде. Имя контакта было «Любимая». Я наклонилась и начала читать.
Это была их переписка с Леной. Нет, не с Леной-сестрой. С Леной-женой.
«Котик, ну что, эта курица ничего не заподозрила?» — писала она.
«Да нет, сидит, верит каждому слову. Думает, ты моя бедная сестричка. Сегодня опять про свой балкон ныла, хочет сдавать комнату. Еле отговорил», — отвечал Игорь.
«Скорее бы уже все закончилось. Я так устала притворяться. И по Пашеньке нашему скучаю ужасно. Ты отправил маме денег на этой неделе?»
«Да, отправил. Все, что смог вытянуть из нашей "благодетельницы". Потерпи, зайка, еще немного. План работает. Главное, чтобы она не сорвалась раньше времени. Еще месяц-другой такого давления, и она сама сбежит, оставив нам ключи».
«А если не сбежит? Вдруг упрется?»
«Тогда перейдем к плану Б. Сменим замки, пока ее не будет. А дальше пусть доказывает, что мы здесь незаконно. Суды — это долго. А жить ей будет негде. Она сломается».
Я читала и не верила своим глазам. Каждое слово было как удар хлыстом. Пашенька… У них есть сын. Они оставили ребенка у матери и приехали сюда, чтобы отнять у меня дом. Вся моя жизнь, все мои чувства, все, во что я верила последние два года, рассыпалось в прах. Я медленно опустилась на ковер. В ушах звенело. Комната поплыла перед глазами. Я не плакала. Слез не было. Внутри была только выжженная пустыня, ледяная, звенящая пустота.
Я не знаю, сколько я так просидела. Я очнулась от звука ключей в замочной скважине. Они вернулись. Я встала. Ноги были ватными, но я заставила себя стоять прямо. Они вошли в квартиру, смеясь. Увидев меня, стоящую посреди гостиной с мертвенно-бледным лицом, они осеклись. Их улыбки застыли. Взгляд Игоря метнулся к ноутбуку, и он все понял. Его лицо исказилось. Но он решил пойти в атаку первым.
— Ты что здесь делаешь?! — закричал он, пытаясь перехватить инициативу. — Почему ты не на кухне? Я проголодался!
А потом его взгляд упал на брошюру агентства недвижимости, которую я успела достать из ящика, планируя все-таки сдать комнату. Она лежала на столе рядом с ноутбуком. Он увидел ее и взорвался.
— Ты что, удумала?! Моей родной сестре негде жить, а ты жильцов пускать надумала?! — орал он, позабыв, что квартира не его. Он тыкал пальцем в брошюру, его лицо побагровело от ярости. Это была последняя, отчаянная попытка удержаться за свою ложь, вернуть разговор в прежнее русло.
Я смотрела на него. И впервые за два года видела его настоящего. Не обаятельного принца, а мелкого, жалкого мошенника. Лена стояла за его спиной, поджав губы. В ее глазах не было ни стыда, ни раскаяния. Только холодная злость.
Я молчала. Я дала ему выкричаться. А когда он замолчал, чтобы перевести дух, я сказала. Тихо, но так, чтобы было слышно каждое слово.
— Убирайтесь. Оба.
Он замер. Кажется, он не ожидал такого спокойного тона. Он ожидал истерики, слез, скандала. А получил ледяной приказ.
— Что? — переспросил он, растерянно моргая.
— Я сказала, чтобы вы убирались из моего дома, — повторила я, глядя ему прямо в глаза. — Ты. И твоя… жена.
Слово «жена» я произнесла с нажимом. Лена вздрогнула. Маска спала с ее лица, обнажив страх. Игорь попытался что-то сказать, начал лепетать про то, что я все не так поняла, что это ошибка.
— Папку с вашим «планом» я тоже нашла, — добавила я так же ровно. — И про Пашеньку вашего я тоже знаю. Так что у вас есть ровно десять минут, чтобы собрать свои вещи и исчезнуть из моей жизни. Иначе я вызову полицию и напишу заявление о мошенничестве.
Это подействовало. Слово «полиция» отрезвило их мгновенно. Они переглянулись. В их глазах была паника. Без лишних слов они бросились собирать свои пожитки. Я стояла у двери, скрестив руки на груди, и наблюдала за этой унизительной суетой. Я видела, как Игорь запихивает в чемодан свои рубашки, которые я ему гладила. Как Лена торопливо сгребает с полки свою косметику. И я не чувствовала ничего. Ни злости, ни обиды. Только брезгливость.
Когда они, нагруженные сумками, проходили мимо меня к выходу, Лена остановилась. Она посмотрела на меня с неприкрытой ненавистью.
— Мы хотя бы о своём ребёнке думали, а ты одна куковать будешь в своей бабкиной квартире, — прошипела она.
Я ничего не ответила. Просто молча дождалась, когда за ними закроется дверь. Я повернула ключ в замке. Один раз. Второй. И только тогда сползла по стене на пол. Тишина, наступившая в квартире, была оглушительной. Это была тишина свободы. И бесконечного одиночества. Я сидела на полу в прихожей и впервые за весь вечер заплакала.
Первые дни после их ухода были самыми тяжелыми. Квартира казалась огромной и пустой. Каждый предмет напоминал о нем, каждый звук отдавался эхом в гулкой тишине. Я ходила из комнаты в комнату, как призрак, и пыталась дышать. Я собрала все его вещи, все наши общие фотографии, все подарки в большие мусорные мешки и вынесла на помойку. Потом я открыла все окна настежь, несмотря на холод, чтобы выветрить чужой запах, выветрить ложь.
Я не стала сдавать комнату. Мысль о том, чтобы пустить сюда кого-то еще, была невыносимой. Вместо этого я сделала то, о чем мечтала. Я позвонила рабочим, которые должны были делать балкон, и сказала, что проект меняется. Я решила сделать полный ремонт в той самой «гостевой» комнате и в гостиной. Мне нужно было физически уничтожить все следы их пребывания.
Я сама сдирала со стен старые обои, под которыми мы когда-то целовались. Я срывала паркет, по которому они ходили, строя свои планы. Физическая работа изматывала, но приносила странное облегчение. С каждым сорванным куском обоев, с каждым ударом молотка я будто избавлялась от грязи, которая прилипла к моей душе.
Прошло несколько месяцев. Квартира преобразилась. Светлые стены, новый пол, другая мебель. Она стала другой. Она снова стала моей. Я сидела в обновленной гостиной, залитой утренним солнцем, и пила кофе. В воздухе пахло свежей краской и деревом, а не чужими духами и предательством. Я смотрела на свой новый, еще пустой балкон, и знала, что скоро там появятся цветы. Тишина больше не давила. Она стала спокойной, умиротворяющей. Я была одна, но я больше не была одинока. Я была дома. В своем собственном, настоящем доме, который я отстояла.