Я подошла к плите и зажгла конфорку под чайником. За окном еще темнело, а Игорь уже собирался на работу, шуршал в прихожей курткой.
— Доброе утро, родные, — раздался знакомый голос за спиной.
Я обернулась. В дверях стояла Людмила Алексеевна с ключами в руке и пакетом печенья. Опять без звонка.
— Мам, здравствуй, — Игорь выглянул из коридора, застегивая рубашку. — Рано ты сегодня.
— А когда же заботиться о семье, как не с утра? — Свекровь уже прошла к столу, поставила пакет и стала доставать чашки. — Садись, Игорек, чаю попьем.
Я выключила газ и достала заварку. Надо же, опять про заботу. И ключи у неё как будто от своей квартиры.
— Анночка, — свекровь обратилась ко мне тем особенным тоном, каким обычно разговаривают с детьми, — а ты как себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Нормально, спасибо.
— А точно ли ты беременна от моего сына? — Людмила Алексеевна медленно размешивала сахар в чашке, не поднимая глаз. — Не ошиблась случайно?
У меня ёкнуло в груди. Ложка выскользнула из рук и звякнула об пол.
— Мам! — Игорь рассмеялся, но как-то натянуто. — Ну ты даешь!
— Что такого? — Свекровь подняла на меня взгляд, спокойный и изучающий. — Мы же женщины, многое понимаем… А ты уверена, Анна? Точно?
Щёки горят. Уши горят. Хочется провалиться сквозь землю. Я нагнулась за ложкой, чтобы спрятать лицо.
— Да перестань ты, — Игорь потрепал мать по плечу. — Вечно у тебя какие-то подозрения.
— Знаешь, Анечка, — Людмила Алексеевна отхлебнула чай, — сейчас столько всякого бывает. Подмен разных. Лучше бы все проверить заранее, пока время есть. Тест этот… как его… ДНК. Чтобы уж наверняка.
Воздух в кухне стал вязким, тяжелым. От свекрови пахло валерьянкой и той дешевой пудрой, которой она припудривала нос. Абажур над столом горел тускло, освещая только наши лица и оставляя углы в полутьме.
— Мне пора, — Игорь поцеловал меня в щёку и быстро вышел.
Я осталась одна со свекровью. Она неторопливо жевала печенье, а я сидела, сжав руки на коленях, и чувствовала, как дрожат губы.
— Не обижайся, — сказала наконец Людмила Алексеевна. — Я ведь как лучше хочу. Думаю о семье нашей.
Через неделю мы сидели в очереди в женской консультации. Свекровь пришла со мной — "составить компанию", как она выразилась. Пахло хлоркой, окна были затянуты марлей, и дневной свет казался мутным.
— Анна Игоревна, — позвала медсестра.
Я встала, и Людмила Алексеевна поднялась следом.
— Вы с мамой? — спросил врач, когда мы вошли.
— Со свекровью.
— Понятно. — Врач кивнула и указала на кушетку. — Раздевайтесь по пояс, послушаем малыша.
Осмотр прошел быстро. Врач записала что-то в карту и сказала, что все в порядке.
— Доктор, — подала голос свекровь, — а вы уверены, что ребёнок… ну, что всё правильно? Сейчас ведь столько случаев разных бывает.
Врач удивленно подняла бровь.
— В каком смысле?
— Да вы понимаете… Может, стоит анализ какой сделать? На всякий случай. Чтобы убедиться, что это внук мой.
Металлический привкус во рту. Хочется убежать отсюда немедленно.
— Если есть сомнения в отцовстве, — врач посмотрела на меня, — то это решать самой пациентке.
— Нет, — быстро сказала я. — Никаких сомнений нет.
Но когда мы вышли из кабинета, я услышала, как свекровь остановилась у двери и сказала кому-то из медсестер:
— А анализы такие делают? Говорят, теперь можно ещё до рождения узнать… Может, и правда подмены бывают?
В туалете я заплакала. Холодная вода из крана не помогала — щёки все равно пылали от стыда.
Игорь встретил нас в коридоре с улыбкой:
— Ну что, как дела у нашего малыша?
— Всё хорошо, — свекровь похлопала его по руке. — Я доктора попросила внимательней смотреть. Мало ли что.
— У моей мамы богатая фантазия, — рассмеялся Игорь, подмигнув мне. — Не обращай внимания.
Но я обращаю. Каждое слово врезается в память и болит.
Дома я накрыла стол к ужину. Игорь пришел поздно, усталый, плюхнулся на диван перед телевизором.
— Игорь, — позвала я из кухни. — Поговорить можем?
— М-м-м, — не отрываясь от экрана.
— Мне больно. От того, что твоя мама говорит.
— Слушай, не принимай в голову. — Он переключил канал. — Маме лишь бы что-то сказать. У нее характер такой.
— А если бы это было про тебя? Если бы кто-то сомневался…
— Да брось ты. — Игорь встал и направился к двери. — Девочки, ну хватит уже, правда. Давайте без нервов.
Дверь хлопнула. Я осталась одна на кухне, где полумрак смешивался с запахами остывшего супа. Где-то в детской комнате тихонько скрипела подвешенная погремушка.
Я обняла живот руками и впервые подумала: А что, если я действительно совсем одна?
На следующий день я встретилась с Леной на скамейке во дворе. Был серый март, ветер трепал голые ветки, и хотелось закутаться в куртку поплотнее.
— Анька, да ты что! — Лена чуть не выронила термокружку с кофе. — Они совсем охренели?
Я рассказала ей всё. Про подозрения, про тест, про то, как муж уходит от разговоров.
— Пошли всех, Анн, чего сопли жевать! — Лена сердито щелкнула пуговицей на манжете. — Я вот слушалась, терпела… Знаешь, к чему привело?
— Но у тебя же совсем другая ситуация была…
— Потерпишь — медаль дадут? — усмехнулась Лена в пол. — Я вот не дождалась.
К нам подошла Олеся, жена брата Игоря. Улыбалась уголками губ, но глаза оставались холодными.
— Привет, девочки. Анна, ты все ещё переживаешь? — Она села рядом, говорила чуть тише обычного, почти шёпотом. — Знаешь, доверие — это то, что заслуживают всей жизнью. Мне тоже пришлось всё доказывать Людмиле Алексеевне. Но я слушалась, не спорила. Теперь мы с ней как родные.
Лена сжала мою руку:
— Ты сильнее, чем кажешься, Аня.
Я попробовала улыбнуться сквозь подступающие слёзы, но в горле стоял тугой узел.
Через несколько дней свекровь пригласила нас на семейный ужин. В её квартире пахло домашней выпечкой и тем же запахом валерьянки. Олеся суетилась возле стола, раскладывала салфетки.
— Ну, садитесь, родные, — Людмила Алексеевна торжественно внесла пирог. — Поговорим по душам.
Сначала разговор шёл об обычном — о работе, о планах на лето. Но потом свекровь вдруг сказала:
— А знаете, я всё думаю про наш разговор с доктором. Молодежь сейчас такая ветреная… Мы с Олесей — обе через это прошли, правда, дорогая? И ничего, смотрите, какие крепкие семьи сохранили.
— Ну ты прям засмущала Анну, мам! — рассмеялся Игорь, но в голосе слышалась поддержка матери.
Олеся обняла меня за плечи:
— Не переживай, это нормально. Я тоже анализы сдавала — и ничего страшного. Зато потом все сомнения отпали.
Все за столом закивали, заулыбались. А я резко встала, оставив чашку с недопитым чаем.
— Извините, — только и смогла выдавить я.
Слёзы подступили прямо там, на глазах у всех. Я почувствовала, как они стекают по шее, намочили воротник блузки.
— Анна! — окликнул Игорь, но я уже шла к выходу.
Дома я долго стояла у окна кухни. На душе было пусто и больно, но где-то в глубине зарождалось что-то новое. Злость? Или просто усталость от того, что всё время оправдываюсь?
Поздно вечером Игорь вернулся домой. На кухне горел только абажур, я сидела с чашкой остывшего чая.
— Опять страдаешь? — Он тяжело опустился на стул напротив. — Сама всё обостряешь. Тебе же вредно нервничать в твоем положении.
Я выдержала долгую паузу. Посмотрела на него внимательно — на знакомое лицо, на руки, которые он привычно сжал в кулаки.
— Игорь, — сказала я очень спокойно. — Ты либо со мной, либо с мамой. И я больше не позволю вытирать о себя ноги. Даже если придется уйти.
Он ошарашенно поднял глаза:
— Что ты хочешь? Думаешь, у меня есть правильный выбор между вами?
— Теперь да. — Я выпрямила спину, почувствовала, как дыхание становится ровнее. — Потому что я — не твоя тень. И не твоей мамы тень. Я — мать этого ребёнка. И я сама решаю, что для нас хорошо.
Игорь молчал, но в его взгляде появилось что-то новое. Удивление? Или даже уважение?
На последний приём в кабинет врача я зашла одна. В коридоре слышался знакомый голос Людмилы Алексеевны — она разговаривала с какой-то женщиной о том, "как важно всё проверять". Но теперь эти слова не причиняли боли.
— Анна Игоревна, все анализы в порядке, — улыбнулась врач. — Ребеночек развивается прекрасно. Нужна ли вам справка о… ну, об отцовстве?
— Для себя — нет. А для чужих страхов я справки делать не буду.
Выходя из кабинета, столкнулась со свекровью в коридоре.
— Анночка! Ну как дела? Что доктор сказала?
— Всё хорошо, Людмила Алексеевна. — Я остановилась и посмотрела ей в глаза. — Спасибо за вашу заботу, но с сегодняшнего дня моё материнство — только моё. И только с моим мужем. А если ему нужны доказательства — пусть сам с этим живет.
На улице было прохладно, но на душе впервые за долгое время стало спокойно. В кармане куртки тихонько звенела детская погремушка, которую я купила вчера. Будущий малыш толкался под сердцем, и я улыбнулась.
Всё будет хорошо. Потому что теперь я не боюсь быть собой.
А вы смогли бы отстоять свои границы в данном случае?
Поделитесь в комментариях 👇, интересно узнать ваше мнение!
Поставьте лайк ♥️, если было интересно.