Майское солнце, щедрое и уже по-летнему тёплое, заливало светом небольшой дачный участок в Подмосковье. Воздух был густым и пьянящим, сотканным из ароматов цветущих яблонь, влажной после утреннего полива земли и пронзительной свежести молодой листвы. Где-то вдалеке мерно стучал дятел, а над ухом назойливо жужжала пчела, запутавшаяся в пышных шапках сирени, склонившихся над самым крыльцом. Этот сиреневый куст был гордостью Елены. Она сама привезла его тоненьким прутиком с родительской дачи под Тверью, сама выхаживала, и теперь он разросся в целое сиреневое облако, дарящее тень и прохладу.
Елена, тридцатидвухлетняя учительница русского языка и литературы, стояла у грядки с клубникой, аккуратно обрывая сухие листочки и подвязывая усы. Солнце приятно грело спину сквозь тонкую ткань футболки, а от земли исходило умиротворяющее тепло. Здесь, на даче, она отдыхала душой. Каждый кустик, каждый цветок был посажен её руками. Она знала, где лучше растёт петрушка, а где капризничает укроп, какой пион распустится первым и почему в этом году так много завязей на вишне. Это был её маленький мир, её убежище от городской суеты и школьных тетрадей.
Рядом, на старом пледе в тени яблони, лениво потягивался огромный рыжий кот Барсик – её верный компаньон во всех дачных делах. Он щурил зелёные глаза и тихо мурлыкал, создавая идеальный фон для этого почти пасторального полудня.
Из дома доносились громкие голоса и смех. Сегодня был большой семейный сбор. Сергей, муж Елены, отвечал за главное блюдо – шашлык. Дым от мангала уже тянулся к небу, разнося по округе аппетитный аромат маринованного мяса. За большим деревянным столом под навесом собиралась «дружная» родня мужа.
Елена вздохнула, отряхивая руки от земли. Пора было нести закуски. Она любила такие дни, но одновременно и немного побаивалась их. Семья Сергея была… специфической. Громкой, безапелляционной, со своим устоявшимся мнением по любому поводу. И в этом семейном хоре её тихий голос почти никогда не был слышен.
Она вошла в дом, на кухню, где хозяйничала свекровь, Мария Степановна. Женщина крупная, властная, с громким голосом и зорким взглядом, привыкшим выискивать недочёты. В прошлом бухгалтер ЖЭКа, она и в семейной жизни вела строгий учёт: кто кому что должен, кто сколько вложил и кто на что имеет право.
– Ну что ты там в земле копаешься, как крот? – беззлобно, но с ноткой превосходства пророкотала она, не поворачивая головы. – Стол накрывать надо, люди ждут.
– Я уже всё, Мария Степановна, – тихо ответила Елена, принимаясь мыть руки. – Сейчас нарежу овощи и вынесу.
– Давай, давай, шевелись. А то твой Сергей сейчас мясо сожжёт, а закусить нечем будет.
Елена взяла большой поднос, расставила на нём тарелки с нарезанными огурцами и помидорами, мисочки с зеленью, маслинами, домашними соленьями. Всё это она с утра привезла из города, выбирая на рынке самые свежие овощи. Она старалась. Всегда очень старалась, чтобы всем всё понравилось, чтобы никто не ушёл голодным или недовольным.
Когда она, балансируя с тяжёлым подносом, вышла на веранду, застолье уже было в самом разгаре. Сергей, высокий, плечистый инженер-строитель, стоял у мангала, сосредоточенно переворачивая шампуры. За столом восседала вся его родня. Вот сестра Инна, парикмахер с ярко-фиолетовыми волосами и вечно насмешливым взглядом. Рядом её муж, молчаливый водитель-дальнобойщик. Дядя Гена, таксист, уже раскрасневшийся от первой рюмки, громко рассказывал какой-то анекдот. Его жена, тётя Валя, мелко кивала, поддакивая каждому слову. И двоюродная сестра Лариса с мужем-охранником, оба с таким выражением лиц, будто они здесь самые главные гости.
Елена начала расставлять тарелки, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не прерывать весёлый рассказ дяди Гены. В этот момент с кухни, словно царица, выплыла Мария Степановна. В руках у неё была большая салатница с её коронным «Оливье». Она поставила салат в центр стола, обвела всех победным взглядом и, остановив его на Елене, громогласно заявила:
– Дом этот мой сын построил, Серёжа! Каждый гвоздик сам забивал. А участок? Ты хоть копайся, но хозяйка здесь всё равно не ты, а он. Так и запомни!
– Ты тут никто! Гостья. И звать тебя никак.
В воздухе повисла звенящая тишина. Даже дядя Гена замолчал на полуслове. Елена замерла с тарелкой в руках, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Слова свекрови ударили наотмашь, как пощёчина. Больно, унизительно и, самое страшное, – публично.
Сергей, стоявший у мангала, дёрнулся, будто хотел что-то сказать, но лишь сжал в руке щипцы и отвернулся, делая вид, что полностью поглощён шашлыком. Он молчал. Как и всегда.
Тишину нарушил взрыв хохота. Это была Инна.
– Правильно мама говорит! – фыркнула она, откидывая свои фиолетовые пряди. – Без Серёги у тебя и огорода-то своего не было бы! Сидела бы в своей однушке на окраине.
– Ага, ещё спасибо скажи, что тебя сюда вообще пустили, – басом добавил дядя Гена, наливая себе ещё одну рюмку. – Нынче молодёжь неблагодарная пошла. Всё им готовое подавай.
– Мы вот с моим Колей сами на свою квартиру заработали, – с гордостью вставила Лариса, поглаживая мужа-охранника по мускулистой руке. – Ни у кого на шее не сидели.
Смех, подначки, колкие шуточки посыпались на Елену со всех сторон. Она стояла посреди веранды, как на площади, выставленная на всеобщее осмеяние. А муж… Муж молчал, нервно переворачивая мясо. Она видела его напряжённую спину, его сведённые лопатки. Он всё слышал. И молчал.
Мария Степановна торжествовала. Она сидела во главе стола, прямая, как аршин проглотила, и с удовлетворением наблюдала за происходящим. Вся её родня была на её стороне, как верное войско. А невестка, эта тихая учительница, посмевшая войти в их семью, была поставлена на место.
Елене казалось, что она сейчас задохнётся от обиды. Это была не просто дача. Это был её труд, её любовь, её душа. Она помнила этот участок заросшим бурьяном. Это она, перелопатив тонны журналов по садоводству, планировала, где будут грядки, а где – цветник. Это она часами сидела в интернете, выискивая саженцы редких сортов роз. Это она белила яблони весной и укрывала на зиму молодые туи. Сергей действительно построил дом. Он хороший инженер, и руки у него росли из правильного места. Но он приезжал сюда, чтобы отдохнуть, пожарить шашлыки, полежать в гамаке. А она – чтобы жить.
Она молча поставила последнюю тарелку на стол и, не глядя ни на кого, пошла в дом. Слёзы душили её, но она не позволяла им пролиться. Не здесь. Не перед ними. Она зашла в их с Сергеем спальню на втором этаже и села на кровать. Из окна была видна вся компания. Они уже снова смеялись, дядя Гена что-то громко жестикулировал, а Сергей… Сергей сел за стол и налил себе водки. Он даже не посмотрел в сторону дома. Не пошёл за ней.
Сколько раз это уже было? В разных формах, с разной степенью жестокости. «Лена, ты неправильно борщ варишь, мой Серёжа такой не любит». «Лена, зачем ты купила эти шторы? Безвкусица какая-то». «Лена, почему у тебя на полке пыль? Ты плохая хозяйка». И каждый раз Сергей молчал. Он ненавидел конфликты. «Лен, ну не обращай внимания, ты же знаешь маму», – говорил он потом, когда они оставались одни. «Лен, ну зачем ты споришь? Промолчи, будь умнее».
Она и была умнее. Она молчала. Годами. Она убеждала себя, что это мелочи, что главное – они с Сергеем любят друг друга. Но сегодня что-то сломалось. Чаша терпения, которую она так долго и бережно несла, треснула и рассыпалась на мелкие осколки. Это было не просто замечание о шторах. Это было публичное унижение. Заявление о том, что она здесь – пустое место.
Снизу донёсся особенно громкий взрыв хохота. Елена подошла к окну. Дядя Гена, видимо, дошёл до самой смешной части своего рассказа.
– …И тут этот пассажир мне говорит, – вещал он, размахивая вилкой с наколотым огурцом, – мол, вези меня, шеф, по короткой дороге, я, дескать, Москву как свои пять пальцев знаю. А я-то вижу, что он не москвич, говор-то не наш. Ну, я мужик простой, мне сказали – я везу. И повёз я его. Через все пробки, через все перекопанные улицы, по самому длинному маршруту. Он сначала пыжился, карту в телефоне открывал, а потом сник. Приехали. Счётчик – пять тысяч. У него глаза на лоб. А я ему говорю: «Так вы же сами дорогу показывали, знаток!» Он деньги отдал, а у самого руки трясутся. Вышел из машины, дверью так хлопнул, что чуть стекло не вылетело. А мораль сей басни такова: не лезь со своим уставом в чужой монастырь. Если не знаешь – сиди и помалкивай.
Все снова засмеялись, одобряя дядину «находчивость». Елена смотрела на них и впервые видела не родственников мужа, а стаю. Стаю, которая сбилась вместе, чтобы затравить чужака. И её муж был частью этой стаи. Он сидел с ними, ел, пил и смеялся.
Она отвернулась от окна. Что делать? Собрать вещи и уехать? Но куда? В их городскую квартиру, где каждый уголок напоминал о Сергее? Устроить скандал? Но это было бы именно то, чего они ждали. Слёзы, крики, истерика – это бы только подтвердило их правоту. Она слабая, она не держит удар.
Нет. Она не доставит им такого удовольствия.
Она спустилась вниз. Когда она снова вышла на веранду, на неё даже не сразу обратили внимание. Она подошла к столу, взяла чистое полотенце и демонстративно медленно вытерла руки. Все разговоры смолкли. Десяток пар глаз уставились на неё в ожидании. Мария Степановна смотрела с вызовом, Инна – с ехидной усмешкой, Сергей – с тревогой.
Елена обвела их всех спокойным, холодным взглядом. Голос её прозвучал негромко, но отчётливо, так, что было слышно каждое слово.
– Вы правы, Мария Степановна. Я здесь никто. И раз так, то я могу с лёгкой душой уйти.
Наступила тишина. Инна уже открыла рот, чтобы вставить очередную колкость, но Елена продолжила, не давая ей сказать ни слова.
– Но мясо и шампуры я заберу. Потому что и то, и другое куплено на мои деньги. На зарплату учительницы, как вы любите говорить.
И с этими словами она повернулась и пошла к мангалу.