Дебют испанского режиссёра Гальдера Гастелу-Уррутии — фильм 2019 года «Платформа» — многим пришёлся по нраву. Было в этой брутальной притче о социальном неравенстве что-то особенное, свежее, нестандартное. Я писал об этом фильме.
Вышедший в 2024 году сиквел — «Платформа 2» (хотя, если честно, по большей части это приквел) получился как художественный продукт в целом хуже. Но всё равно данный фильм расширяет уже известную вселенную, углубляет её метафорику. И здесь есть, есть смыслы, о которых также стоит поговорить.
Итак, как и в первой части действие здесь происходит в некой «Вертикальной самоуправляемой тюрьме» или просто «Яме». Ежедневно сверху спускается платформа с едой, и заключённым на каждом этаже даётся несколько минут, чтобы поесть. Изначально еды на платформе столько, чтобы могло хватить на всех. Но на практике до нижних этажей доходит только пустая посуда. И это приводит к самым жутким последствиям (смертям от голода, сумасшествию, каннибализму).
Главная героиня «Платформы 2» — женщина по имени Перемпуан (а в первой части, напоминаю, главным героем был мужчина — Горенг).
Одна из самых поразительных для меня вещей заключается в том, что Перемпуан (как и другие ключевые персонажи) сознательно выбрала ад «Ямы» (в том, что это адское место, нет никакого сомнения — об этом свидетельствует даже такая деталь как количество заключённых, их по двое на каждом из 333 этажей). Она пришла сюда в надежде искупить вину, которая нестерпимо её гложет. Дело в том, что однажды Перемпуан косвенно стала причиной смерти маленького мальчика...
Когда-то социалист-экзистенциалист Жан-Поль Сартр вывел знаменитый тезис: «Ад — это Другие». В свою очередь «Платформа 2» утверждает: люди (не все, но многие, очень многие) в определённых обстоятельствах просто не могут отказаться от построения ада для себя и других, они сами если что готовы активно его конструировать — для себя и других. Тут повествуется именно что о добровольном участии в системе взаимоугнетения, о плохообъяснимом импульсе людей создавать странные иерархии, странные правила насилия и ритуалы унижения даже в условиях тотальной катастрофы. Точнее говоря, в подобных условиях, в условиях, предполагающих несвободу, предполагающих нехватку, ограниченность ресурсов, такие иерархии, правила и ритуалы возникают даже как-то проще и легче.
Люди в Яме пробуют, пробуют разные стратегии. Они искренне ищут рецепт, который позволил бы облегчить участь всех заключённых. Но у них ничего не получается. Что они ни делают, не идут дела...
В какой-то момент зрителям разъясняют, что обитатели «Ямы» разделились на две группировки. Первая — «лоялисты» во главе со слепым Дагином Баби.
«Лоялисты» пытаются установить свой жёсткий «Закон» для всех. Они хотят, чтобы еда распределялась справедливо и доходила до каждого в тюрьме. Проблема в том, что они сильно перегибают палку, действуют крайне фанатично. Есть, например, в фильме сцена, где один из «лоялистов» выбрасывает еду, уничтожает её — чтобы никто не съел больше положенного (и чтобы не возникло неравенства). Это просто полный абсурд и идиотизм. А в другой сцене за кражу куска хлеба Дагин Баби приказывает отрубить руку одному из заключённых.
Параллельно в кадре ведутся абсолютно кафкианские разговоры про «Закон». А также даются толстые намёки на трагическую и поучительную историю Великой французской революции. Одного «лоялиста» в полушутку даже называют Робеспьером...
Оппонентов «лоялистов» именуют «варварами». Они отвергают навязанный «Закон» и предпочитают хаотичное выживание. И, несомненно, довольно часто прибегают к насилию и грабежу еды. «Варвары» действуют по принципу «каждый за себя», но готовы ситуативно объединяться друг с другом. В целом их подход — более примитивный. Он лишён какой-либо серьёзной идеологической подложки.
В любом случае каждая из группировок просто хочет занять в тюрьме более выгодную позицию, чтобы с большей эффективностью карать других. Единственным работающим языком общения в «Яме» остаётся насилие, и это крайне печально. Речь тут идёт не столько о дефиците еды, сколько о дефиците человечности, солидарности и эмпатии.
Главная героиня Перемпуан сначала встаёт на сторону лоялистов. Но потом разочаровывается в их методах, и присоединяется к варварам.
А ещё чуть позднее она принимает решение сбежать из «Ямы». Вместе с ещё одним заключённым — Тримагаси. Но тот хочет остаться. Он говорит:
«Мы все узники самих себя. И от этого, увы, не сбежать».
Собственно, это ещё один ключевой посыл фильма.
Чтобы осуществить побег, Перемпуан съедает часть репродукции картины Франсиско Гойи «Тонущая собака» (эта репродукция — часть антуража тюрьмы, она не привнесена извне кем-то из заключённых, она здесь по факту). Одна из сокамерниц как-то рассказала, что проглатывание токсичных красок с этого полотна способно вызвать глубокую потерю сознания, и таким образом можно очень натуралистично сымитировать смерть. Соответственно, её как мёртвую вывезут из тюрьмы вместе с другими телами во время ежемесячного «перемещения» (в его рамках яма наполняются усыпляющим газом, из-за чего все люди и предметы начинают буквально левитировать, плавать по воздуху как в невесомости).
Увы, пробуждается Перемпуан не на воле. Она оказывается на дне Ямы в компании полубезумных каннибалов. Среди них она видит ребёнка — он похож на мальчика, который когда-то умер по её вине. Она решает отправить его на платформе наверх (то же самое сделал Горенг в первом фильме, только там была девочка). Что это вообще за дети? Выясняется, что таких детей на дне «Ямы» много.
Администрация с их помощью проверяет, способны ли узники, измотанные голодом и насилием, совершить альтруистический поступок. Но на деле такой поступок ничего не меняет. «Яма» продолжает функционировать. И понятно, что это не просто тюрьма. Это глобальная социальная лаборатория, где тестируется сама человеческая природа.
В сцене после титров измождённая Перемпуан встречает столь же измождённого Горенга. Эта встреча, видимо, происходит где-то за пределами «Ямы» и даже самого хода времени.
Они обнимаются в пустом полумраке, оказывается, они были знакомы ранее. Они встретились, вероятно, потому, что сделали один и тот же выбор. Они стали свидетелями человечности друг друга, и в этом их последнее утешение. Утешение во многом иллюзорное (потому что, по сути, их опыт оказался бесполезен и ничему никого не научил).
P.S.
«Платформа 2» — достойный образец мрачного, почти всегда немного артхаусного европейского кино. Мне в целом понравился этот фильм, но я — это я. Подозреваю, что существует огромное количество людей, которым подобное кино в принципе (на глубинном уровне) не заходит.
«Платформа 2» — точно не картина для развлечения в пятницу вечером. Здесь нет и намёка на оптимизм, на какие-то приятные ответы. Это холодное, безжалостное зеркало, это горькое лекарство. Его стоит смотреть в состоянии глубокой грусти, в моменты сильного разочарования в человечестве. Такие моменты в последнее время у меня, к сожалению, бывают.