Я смотрел на жену и думал, что мне невероятно повезло. Красивая жена, отличная работа, квартира в хорошем районе — картинка, а не жизнь. Мы были вместе уже семь лет, и я до сих пор не мог на нее насмотреться.
— Дорогой, попробуй соус, — она протянула мне ложечку с чем-то сливочно-грибным. — Кажется, немного не хватает соли.
Я попробовал.
— Идеально, Лин. Как и всё, что ты делаешь.
Она рассмеялась своим хрустальным смехом, от которого у меня до сих пор что-то теплело внутри. Я обнял ее со спины, уткнулся носом в ее волосы, пахнущие яблочным шампунем и той самой загадкой, которую я так и не разгадал за все эти годы.
Мы сели ужинать. Я решил, что сейчас самый подходящий момент, чтобы снова поднять важную для меня тему.
— Лин, я тут подумал… У мамы через два месяца юбилей. Шестьдесят лет. Дата серьезная, раз в жизни бывает. Я хочу устроить ей настоящий праздник.
Лина изящно подцепила вилкой листик салата, не поднимая глаз.
— Праздник — это хорошо. Мы купим ей красивый букет, сходим в ресторан.
— Нет, ты не поняла. Я хочу не просто «сходить в ресторан». Я хочу собрать всех — родственников из других городов, ее подруг, с которыми она сто лет не виделась. Снять хороший загородный дом на выходные, с ведущим, с музыкой. Она всю жизнь на меня положила, работала на двух работах, чтобы я выучился. Она заслужила это.
Лина наконец подняла на меня свои большие серые глаза. В них на секунду мелькнуло что-то холодное, расчетливое. Но это было так мимолетно, что я решил — мне показалось.
— Загородный дом? Ведущий? — она медленно положила вилку на тарелку. — Андрей, ты хоть представляешь, сколько это будет стоить? Это же целое состояние.
— Я прикинул. У меня есть сбережения, я откладывал. Да, придется потратиться, но…
Тут она и произнесла ту фразу. Фразу, которая, как трещина в стекле, поползла по всему нашему идеальному миру. Она усмехнулась, но это была не та ее солнечная усмешка. Эта была злой, колючей.
— Ради юбилея твоей матери залезать в огромные долги? Может, нам еще и какие-то займы на это дело оформить? — язвительно хмыкнула она.
Слова ударили меня, как пощечина. Не «нашей матери», а «твоей». Не «мы устроим», а «ты залезешь в долги». Будто моя мама была для нее совершенно чужим, обременительным человеком.
— Лина, это не долги. Это мои личные накопления. Я давно планировал, — попытался я сгладить углы, хотя внутри уже закипала обида. — И при чем тут займы? Я никогда не брал их и не собираюсь.
— Твои личные накопления — это наши общие накопления, Андрей. Мы семья. Или ты забыл? У нас были планы на отпуск, мы хотели обновить машину. А ты собираешься спустить все на однодневную попойку для ее престарелых подруг?
«Престарелых подруг»… Она говорила о женщинах, которые нянчили меня, когда мама была на работе. О тете Вале, которая пекла самые вкусные в мире пирожки. О тете Ире, которая читала мне сказки. Сердце сжалось от несправедливости.
— Это не попойка, а юбилей самого близкого мне человека, — сказал я так тихо, что сам едва расслышал. Атмосфера в комнате стала густой и тяжелой, как будто из нее выкачали весь воздух. Запах курицы вдруг показался тошнотворным.
Лина встала из-за стола, демонстративно сгребая свою почти нетронутую еду в мусор.
— Делай как знаешь. Только потом не жалуйся, что мы сидим без денег. У меня, кстати, завтра корпоративное мероприятие, вернусь поздно. Не жди.
Она ушла в спальню, и звук захлопнувшейся двери прозвучал как выстрел. Я остался один на один с остывающим ужином и горьким чувством, что в нашей идеальной картине мира что-то было нарисовано фальшивыми красками. Я тогда еще не знал, насколько фальшивыми. Я списал все на ее усталость, на практичность, на что угодно. Я просто не хотел верить, что человек, которого я люблю, может быть таким. Жестоким. Чужим. Тот разговор стал первым камешком, который стронул целую лавину. Незаметно, медленно, но неотвратимо.
Следующие несколько недель были странными. Внешне все было как обычно. Мы завтракали вместе, Лина целовала меня перед уходом на работу, вечером мы смотрели фильмы. Но что-то неуловимо изменилось. Между нами будто выросла невидимая стена. Разговор о юбилее мы больше не поднимали. Я решил, что подготовлю все сам, втайне. Сделаю маме сюрприз, а Лину просто поставлю перед фактом. Пусть злится, но я не отступлюсь. Это дело моей чести.
Однако, чем больше я погружался в организацию, тем чаще я стал замечать странности в поведении жены. Раньше она рассказывала мне о своей работе, о коллегах, о смешных случаях в офисе. Теперь на все мои вопросы она отвечала односложно: «Все нормально», «Ничего нового», «Устала». Она стала часто задерживаться, ссылаясь на срочные отчеты и совещания. Появились какие-то «тренинги по личностному росту» по субботам, о которых я раньше никогда не слышал.
— Лин, что за тренинги? — спросил я однажды утром. — Может, и мне сходить? Порасти личностно, — попытался я пошутить.
— Ой, тебе там будет скучно, — она отмахнулась, не глядя на меня, спешно нанося тушь на ресницы. — Это чисто женская группа. Обсуждаем всякие наши дела, знаешь ли. Энергии, потоки… Ты не поймешь.
Энергии? Потоки? Лина, которая всегда смеялась над подобными вещами, называя их «шарлатанством для скучающих домохозяек»? Что-то здесь не сходилось. Я промолчал. Я снова убедил себя, что просто ищу повод для подозрений после того неудачного разговора. Что я придираюсь.
А потом она купила новую сумку. Не просто сумку, а дорогущую, от известного бренда. Я случайно увидел ее в шкафу, в фирменном пыльнике. Я знал, сколько такие вещи стоят — примерно две мои месячные зарплаты. Мы никогда не позволяли себе таких импульсивных и дорогих покупок без совместного обсуждения.
Вечером я осторожно завел разговор.
— Слушай, видел у тебя в шкафу новую сумку. Очень красивая. Премия была?
Она замерла на секунду, ее рука с чашкой чая дрогнула.
— А, эта… Да. Помнишь, я говорила про тот сложный проект? Вот, начальство решило нас поощрить. Выдали хорошие бонусы. Я решила себя немного порадовать. Ты же не против?
Она улыбнулась своей обезоруживающей улыбкой, и я снова почувствовал себя дураком. Ну конечно, бонус. Она прекрасный специалист, ее ценят. Почему я вечно ищу подвох?
— Конечно не против, ты заслужила, — ответил я, а сам подумал: «Странно. Раньше она бы хвасталась таким бонусом неделю. Рассказывала бы, как ее хвалил начальник. А сейчас — будто оправдывается».
Тревога не уходила. Она сидела где-то глубоко внутри, как заноза, и тихо ныла. Я начал невольно обращать внимание на мелочи. На то, как она прячет экран телефона, когда я вхожу в комнату. На то, что она сменила пароль на ноутбуке, хотя раньше у нас все пароли были общими. На новые духи, слишком тяжелые и пряные, совсем не в ее стиле.
— Новый парфюм? — спросил я как-то вечером, когда она вернулась особенно поздно.
— Да, девчонки на работе подарили, — бросила она, проскальзывая в ванную.
Но самый тревожный звонок прозвенел в тот самый день, когда она сказала, что у нее «важный выездной семинар с ночевкой». Это было за три недели до маминого юбилея.
— Как с ночевкой? — удивился я. — А где?
— В подмосковном пансионате. Нас всех собирают, большая программа, тимбилдинг. Вернусь завтра к обеду. Не скучай, котик.
Она поцеловала меня в щеку, но ее губы были холодными, а глаза смотрели куда-то мимо меня. Она собрала небольшую сумку, положила туда нарядное платье, косметичку. Странный набор для тимбилдинга, — промелькнула у меня мысль. — Больше похоже на подготовку к свиданию. Я отогнал эту мысль. Я верил ей. Я хотел ей верить.
Весь вечер я не находил себе места. Дом без нее казался пустым и гулким. Я позвонил маме, поговорил с ней о предстоящем празднике, умолчав о масштабах. Ее радостный голос немного успокоил меня. Я почти убедил себя, что всё в порядке, когда мой телефон зазвонил около одиннадцати вечера. Номер Лины.
— Привет, дорогой, — ее голос звучал как-то странно. Слишком громко и весело. На фоне играла музыка, слышались чужие голоса, смех. Совсем не похоже на атмосферу серьезного семинара.
— Привет, Лин. У вас там весело, я смотрю.
— Ой, да! У нас тут фуршет после официальной части, — быстро затараторила она. — Слушай, у меня к тебе огромная просьба. Я себя не очень хорошо чувствую, голова разболелась. Можешь забрать меня? Я не хочу тут оставаться на ночь.
Меня окатило ледяной волной.
— Забрать? Конечно, могу. А где вы точно? Присылай адрес.
— Ой, это… пансионат «Сосновый бор», под Звенигородом. Ты найдешь. Я буду ждать тебя у главного входа через час-полтора, хорошо? Только не волнуйся, все нормально.
Она быстро повесила трубку, не дав мне задать больше вопросов. «Сосновый бор»… Я хорошо знал это место. Там не было никаких конференц-залов. Это был элитный загородный клуб с отдельными коттеджами и дорогим рестораном. Там не проводят корпоративные семинары. Там проводят время совсем по-другому.
Я накинул куртку, схватил ключи от машины. Руки дрожали. В голове стучала одна мысль: «Зачем она врет? Зачем?» Дорога до Звенигорода показалась мне вечностью. Дождь усилился, дворники с трудом справлялись с потоками воды. Фары выхватывали из темноты мокрый асфальт, и эта черная, блестящая лента уводила меня навстречу чему-то страшному, чему-то, что я не хотел знать. Каждый километр приближал меня к правде, от которой я так отчаянно пытался убежать последние недели. Я приехал к «Сосновому бору» чуть больше, чем через час. Огромная, подсвеченная территория была почти пуста. Лишь у входа в главное здание ресторана стояло несколько дорогих иномарок. Никаких автобусов, которые обычно привозят сотрудников на корпоративы. Я припарковался немного в стороне, в тени деревьев, чтобы меня не было видно. Я решил подождать.
Прошло десять минут, двадцать, полчаса. Лины не было. Я начал замерзать, но не от холода, а от липкого, животного страха. Я набрал ее номер. Гудки шли, но она не отвечала. Я отправил сообщение: «Я на месте. Ты где?». Ответа не было. Внутри все скрутило в тугой, болезненный узел. Что происходит? Может, ей стало хуже? Может, я зря себя накручиваю, и она просто не может сейчас ответить?
И тут я увидел. Из дверей ресторана вышла пара. Мужчина в дорогом костюме заботливо держал под руку смеющуюся женщину. Это была Лина. На ней было то самое нарядное платье. Ее волосы были уложены в элегантную прическу, на лице — яркий вечерний макияж. Она не выглядела как человек с больной головой. Она выглядела абсолютно счастливой. Мужчина что-то шепнул ей на ухо, и она запрокинула голову, заливаясь смехом. Тем самым хрустальным смехом, который я считал предназначенным только для меня.
Это был ее начальник, Максим Валерьевич. Тот самый, который якобы выписал ей бонус на сумку. Он открыл перед ней дверь своего черного мерседеса, она грациозно села внутрь. Он обошел машину, сел за руль, и они медленно тронулись с места. Не к главному выезду. А вглубь территории, по аллее, ведущей к уединенным коттеджам, спрятанным в сосновом лесу.
Я сидел в своей машине, как парализованный. Я смотрел на удаляющиеся красные огоньки его автомобиля и не мог дышать. Воздух как будто кончился. Мир не просто треснул. Он разлетелся на тысячи мелких, острых осколков. Каждый смешок Лины, каждая ее отговорка, каждый поздний приход домой — все эти разрозненные кусочки мозаики вдруг сложились в одну уродливую, чудовищную картину. Семинар. Тренинги. Бонус. Головная боль. Все было ложью. Наглой, беззастенчивой, жестокой ложью.
Она позвонила мне, чтобы я ее забрал. Почему? Это была какая-то проверка? Или она действительно собиралась уехать, но потом передумала? Или… или она позвонила мне, чтобы создать себе алиби? Сказать ему, что муж уже едет, чтобы он отпустил ее пораньше?
Я не знаю, сколько я так просидел. Может, час. Может, два. Телефон в моей руке вдруг завибрировал. Сообщение от Лины: «Прости, милый. Голова прошла, девочки уговорили остаться. Не стоило тебя дергать. Люблю, целую. Спи».
Люблю. Целую. Спи.
Эти слова выглядели как издевательство. Я завел машину. Руки больше не дрожали. Внутри была звенящая, ледяная пустота. Я ехал домой, и в голове не было ни одной мысли. Только гул. Как после взрыва. Я приехал в нашу квартиру, которая теперь казалась чужой. Снял куртку. Прошел в спальню. На ее туалетном столике стоял тот самый новый, пряный парфюм. Я взял флакон. На нем было выгравировано: «Моей Лине. С любовью, М.».
М. Максим. Это был его подарок. Не от «девочек на работе».
Я поставил флакон на место. Я не стал ничего крушить, бить, кричать. Я просто сел в кресло и стал ждать. Я знал, что теперь должен довести это до конца. Без эмоций. Без истерик. Спокойно и методично. Как хирург, который удаляет опухоль. Больно, но необходимо, чтобы выжить.
Она вернулась на следующий день, как и обещала, к обеду. Свежая, отдохнувшая, с виноватой улыбкой на лице.
— Привет, котик! Прости меня за вчерашнее, совсем замоталась. Ужасно по тебе соскучилась!
Она попыталась меня обнять, но я мягко отстранился.
— Устала? — спросил я ровным голосом.
— Очень. Эти семинары так выматывают, — она картинно вздохнула и направилась в сторону ванной. — Пойду в душ, а потом расскажешь, как ты тут без меня.
Я кивнул. Когда дверь ванной закрылась и послышался шум воды, я взял ее телефон, который она небрежно бросила на кровать. Пароль. Я думал, она его сменила. Но она, видимо, забыла, что я видел, как она его вводит на прошлой неделе. День рождения ее матери. Какая ирония.
Мои пальцы не слушались, но я ввел цифры. Экран разблокировался. Я открыл мессенджер. Искать долго не пришлось. Диалог с «Максим Валерьевич». Я начал читать с конца.
«Милый, муж приехал, придется уйти. Скажу, что стало плохо».
«Не уходи. Я не хочу тебя отпускать».
«Я должна. Иначе будут проблемы. Завтра увидимся».
Я листал выше. Фотографии из ресторана. Их селфи. Сообщения, от которых кровь стыла в жилах. Они обсуждали совместный отпуск, в который собирались полететь через месяц. Тот самый отпуск, на который, по ее словам, у нас «не хватает денег из-за юбилея твоей матери». Они обсуждали покупку квартиры. Ее «бонус» на сумку оказался каплей в море из тех денег, что он на нее тратил.
Но последний удар ждал меня в самом конце переписки. То, что сломало меня окончательно.
Сообщение от Лины: «Мама Андрея опять звонила, достала со своим юбилеем. Как же меня бесит эта деревенская простота. Он хочет спустить все наши сбережения на ее праздник. Я скоро не выдержу».
Ответ от Максима: «Потерпи, котенок. Еще немного. Как только мы закроем сделку по квартире, ты подашь на развод. И забудешь про него и его маму, как про страшный сон. Всю совместную собственность поделим пополам, ему достанется половина машины, а тебе — половина квартиры. Отличный расклад».
Вот оно что. Дело было не просто в измене. Это был холодный, циничный расчет. План, который они вынашивали уже давно. Она не просто врала мне. Она жила со мной, улыбалась мне, спала со мной, зная, что скоро предаст и оберет до нитки. Моя любовь, моя семья, семь лет моей жизни — все это было для нее лишь временным этапом перед прыжком в более сытую и комфортную жизнь. А юбилей мамы стал лишь катализатором, который ускорил ее планы.
Я услышал, как затихла вода в ванной. Я положил телефон на кровать экраном вверх, открыв ту самую переписку. Сам сел в кресло напротив.
Лина вышла из ванной, укутанная в пушистое полотенце, с улыбкой на лице.
— Ну что, я готова слушать твои ново…
Она осеклась на полуслове. Ее взгляд упал на светящийся экран телефона. Улыбка медленно сползла с ее лица. Она побледнела. Ее глаза расширились от ужаса, когда она поняла, что именно я читаю. Мы молчали несколько секунд, которые показались вечностью. Тишину нарушал только стук капель, падающих с ее мокрых волос на пол.
— Андрей… это… это не то, что ты думаешь… Я могу все объяснить, — пролепетала она, ее голос дрожал.
Я медленно поднялся с кресла. Впервые за все это время я посмотрел на нее без любви, без жалости, без обиды. Я смотрел на нее как на совершенно постороннего человека.
— Не нужно ничего объяснять, Лина. Я все понял, — мой голос звучал спокойно, почти безразлично. — Я понял, почему тебе не нравился мой парфюм, и почему ты купила новый. Я понял, почему у тебя болела голова. И самое главное — я понял, почему тебе так жалко было денег на юбилей моей матери. Ты просто боялась, что тебе достанется меньше при разводе.
Ее лицо исказилось. Маска спала. Передо мной стояла не моя любимая женщина, а испуганная, жалкая хищница, загнанная в угол.
— Так вот, насчет денег можешь не переживать. Юбилея в загородном доме не будет. Денег хватит. Собирай свои вещи. Только сумку от Максима Валерьевича не забудь. И парфюм. Он на столике.
Я отвернулся и пошел на кухню, налил себе стакан воды. Я слышал, как она сначала заплакала — тихо, потом громче, переходя в истерику. Потом начались упреки, обвинения в том, что я залез в ее телефон, что я сам во всем виноват. Я не слушал. Я просто пил воду и смотрел в окно на серый, унылый город.
Через час она ушла. Хлопнула дверь, и в квартире наступила оглушительная тишина. Я прошелся по комнатам. Посмотрел на наши совместные фотографии. На свадебную, где мы такие счастливые. На фото из отпуска. Я снял их все со стен, сложил в коробку и убрал на антресоли. Я собрал все ее вещи, которые она в спешке забыла — кремы, книги, безделушки — и вынес их к мусорным бакам. Я хотел стереть из этого дома любой намек на ее присутствие.
А потом всплыл еще один факт. Через пару дней мне позвонила ее мать, женщина простая и неплохая. Плакала в трубку, говорила, что Лина у нее, что она не понимает, что случилось. И между делом проговорилась: «Андрюша, я не знаю, что на нее нашло. Она ведь всегда так тебя хвалила. Даже брату своему непутевому постоянно помогала твоими деньгами, говорила, какой ты щедрый, на бизнес ему даешь».
Брату? На бизнес? Я впервые об этом слышал. Значит, деньги, которые я зарабатывал, которые мы якобы откладывали «на отпуск» и «на машину», уходили не только на ее дорогие сумки, но и на содержание ее родственников. В то время как она упрекала меня в желании потратить свои же сбережения на родную мать.
Эта последняя деталь окончательно все расставила по местам. Я больше не чувствовал боли. Только холодное, отрезвляющее облегчение. Будто с меня сняли тяжелые, удушающие оковы, которые я по ошибке принимал за объятия.
В день юбилея я приехал к маме с одним букетом ее любимых пионов. Она встретила меня на пороге своей маленькой, но такой уютной квартиры. Я обнял ее и сказал:
— Мам, прости. Большого праздника не будет. Так получилось.
Она посмотрела на меня своими добрыми, все понимающими глазами, погладила по щеке.
— Сынок, самый большой праздник — это то, что ты у меня есть. И что ты сейчас здесь, со мной. Пойдем, я твои любимые пирожки с капустой испекла.
Мы сидели на ее крошечной кухне, пили чай с пирожками. За окном светило солнце. Пришли две ее подруги, те самые, «престарелые». Они принесли банку вишневого варенья и фотоальбом с моими детскими фотографиями. Мы смеялись, вспоминали смешные истории. И в этот момент я смотрел на счастливое, родное лицо моей мамы, на этих простых, искренних женщин, и понимал, что я не потерял ничего. Я, наоборот, приобрел. Я избавился от лжи, от фальшивой позолоты, от человека, который мерил любовь деньгами. Я вернулся к настоящему. К тому, что действительно имеет цену. И эта цена не измеряется ни в каких бонусах и подаренных сумках.